Антикиллер
Шрифт:
– Пробовали, не вышло, – угрюмо сказал Гарик.
– Не сумели, значит, – удовлетворенно произнес Воронцов. Он сел на стул верхом, сцепив руки на высокой спинке, и эта развязная поза не вязалась с его обычным официальным видом. – А ты, Паровоз, почему отдал «Супермаркет»?
– Что я отдал! – огрызнулся тот. – Я в камере три дня парился! Сейчас хотел заняться, а ты уже налетел!
– Хотел заняться, говоришь? А сколько ты можешь человек выставить? Луна сидит, Грек – сидит, Костик и Бидон перешли ко мне... Сколько осталось?
Паровоз молчал.
– А донецких – двадцать! Да со стволами! Да крутые – моего парня пришили на месте! Ну, что скажешь?
Паровоз по-прежнему молчал.
– Нечего говорить! А я скажу: проорали важную точку! Думаете, это только ваше дело? Нет, это не твой дом или машина. Это всех касается!
Шаман встал и подошел к Паровозу вплотную.
– Вы донецким «Супермаркет» отдали, я Шамилю рынок отдам, у Гарика чечены точно порт отберут – и что получится?!
– Ладно, не ори, – повысил голос и Паровоз. – Что ты предлагаешь? Шаман усмехнулся и не торопясь вернулся к своему стулу, но не сел, а поставил ногу на перекладину и согнулся, оперевшись о колено.
– Сначала ты что-нибудь предложи! Или ты, – он ткнул пальцем в Гарика.
Воронцов знал: ни один из них не способен принимать решения. Умные решения.
И точно: предложений не последовало.
– Скажи, Гарик, ты сможешь порт удержать?
Тот пожал плечами:
– Не знаю. Чечены наседают. Откуп предлагают...
– Ты им за откуп свою квартиру отдай, – сказал Карпет. – Или машину. А порт не твой. Он общий! Не можете удержать – я его себе возьму!
Карпет взглянул на Шамана.
– Если Палыч разрешит, – тут же добавил он.
Паровоз выругался.
– Выходит, Палыч уже всем распоряжается! И «Супермаркетом», и портом!
Карпет крякнул.
– Если ты бабу б руках удержать не можешь, ее другой к делу пристроит. Так и здесь.
– Значит, никаких предложений нет? – подвел итог Шамай. – Тогда слушайте, что я предложу! Разобраться с донецкими – раз! Кто это сделает?
Молчание.
– Я. Отмазать Итальянца и Валета – два! Кто возьмется?
Снова молчание.
– Тоже я! Отогнать чечен от порта – три! Кто? Опять я!
Шаман подошел к Гарику со Степашкой.
– Устраивает?
Степашка вопросительно взглянул на Гарика, тот кивнул.
– Вроде бы, но... Не дослушав, Шаман обратился к Паровозу.
– А вас устраивает мое предложение?
– Смотря...
Паровоз вытащил платок и потер вспотевшую лысину. В павильоне было не жарко и жест привлек к нему внимание собравшихся.
– Смотря что ты за это хочешь...
– Ясно чего! Вы все идете под меня.
– Нет!
– А на хер тогда мне все это надо? Сами решайте свои проблемы. А я пока решу свои. Смотрите и учитесь... Шаман холодно улыбнулся.
– А не научитесь, я и за вас решать буду!
В некотором отдалении стоял Толстяк. Он отвечал за безопасность группировки. Днем он допросил четверку задержанных: фамилии, адреса, главари, адреса главарей. После двух часов в холодильнике трое рассказали все правильно, тот, кто запорол Дятла, соврал. Когда три человека говорят одно, а четвертый – другое, определить ложь очень легко. Правдивых перевели в кладовку, лгуна вернули в холодильник.
Шаман сделал знак Толстяку, тот – маячившему в дверях Рыбе.
Через несколько минут Рында и Кент втащили полуживого чужака. Его била дрожь, волосы заиндевели, разбитое утром лицо превратилось в жуткую маску.
– Нашего парня убил, сука! За это ответить надо!
Сзади шел Баркас. Он взял донецкого за ворот и втащил в мраморный овал прилавка, к черной иззубренной колоде и матово блестящему топору с захватанной ручкой.
Рында не знал сценария, но понял, что сейчас произойдет что-то страшное. Колода вдруг превратилась в плаху, а топор – в орудие палача.
«Голову отрубит», – мелькнула невероятная мысль.
Но Баркас задрал парню рукав.
– Не тот, левый, – приказал Шаман.
Баркас повернулся.
– Он же в правой пику держал...
– Вот именно. На рукоятке пальцы остались. Зачем ментам работу усложнять!
Чужак вдруг завыл, дернулся.
Баркас лениво ударил в живот – словно футбольный мяч врезался в кирпичную стену. Тот обмяк.
Баркас поискал глазами Рынду, кивнул:
– Иди, помоги!
Плохо соображая, Рында подошел, придавил тело к колоде. Баркас вытащил из-за пазухи резиновый жгут и перетянул оголенную левую руку чуть выше локтя. Потом с усилием выдернул тяжелый топор.
– Разверни поудобней... Рында повиновался.
Топор описал полукруг. Хряп!
Крепкая кисть с синей татуировкой – солнце, восходящее над чуть волнистым морем, – отлетела в сторону и упала на каменный пол, пачкая все вокруг обильно хлынувшей кровью. Человеческая кровь впервые оросила колоду, на которой было разделано бесчисленное множество говяжьих, свиных и бараньих туш.
Шаман подумал, что такого здесь еще не происходило, хотя мясной павильон видывал виды.
Несколько лет назад старшина мясного цеха Гришка Лукин справлял свое пятидесятилетие. Столы накрыли прямо между прилавками, а когда большая часть спиртного была выпита, начались развлечения: раздели девчонок и запустили танцевать на мраморный овал.
Танцев особых не получилось: некоторые старались, вскидывали ноги, изображая канкан, но большинство девчонок бестолково бегали по кругу и визжали, когда их обливали шампанским.
Потом Гришка взгромоздил свою постоянную покупательницу – двадцатилетнюю Катьку, голой жопой на разделочную колоду и объявил, что желает доказать всем свою мужскую силу. Катька подставилась, и он действительно доказал, только использовал не собственный рабочий орган, а специально припасенный бычий. Пьяная Катька разницы не чувствовала, зато гости умирали со смеху.