Антиквар
Шрифт:
Он позвонил, и дверь открыли, не утруждаясь вопросами. И зрелище предстало… Даже если насмотрелся подобного за свой мафусаилов век, равнодушным не останешься, если с заполнением кровью пещеристых тел всё обстоит в норме.
Ах, что за прелесть стояла на пороге с самым невинным видом: коротенький шёлковый халатик на голое тело, волосы изящно распущены, дорогие парфюмы витают, макияж в среднюю бабулькину пенсию обошёлся…
Да вдобавок смазливенькая мордашка озарилась такой радостью, словно Дашенька наша час по потолку бегала в нетерпении, дождаться не могла, когда её осчастливит своим визитом сам Смолин Василий Яковлевич…
Одним словом, всё это, вместе взятое, моментально заставило
Следовательно, что мы имеем? А имеем мы, как нетрудно просечь, довольно примитивное актёрство, и не более того. Что-то ей нужно… а что ей может быть нужно? Ответ, кажется, на поверхности…
Смолин вошёл следом за Дашей в однокомнатную, но просторную квартиру, чьё окно аккурат выходило на аллейку, упиравшуюся в бюст героического балтийца — точнее, в спину такового, лицом-то он был обращён к областной администрации, в не столь уж древние времена, как легко догадаться, бывшей обкомом партии (по этому поводу давным-давно кружили стандартные для любого советского города анекдоты: мол, за народом приглядывать нечего, а уж за этими нужен глаз да глаз).
Он уселся, мимолётно отмечая вокруг многочисленные признаки если не роскоши, то уж, безусловно, зажиточности: отделка, люстра, мебель, паркет… Такие гнёздышки если и сдают внаём, то людям не случайным и за особенно крутые мани, сделал он вывод. А то и не обязательно сдают. В таких вот гнёздышках денежные дяди своих лялечек и поселяют… Версия?
— Выпьете, Василий Яковлевич?
— Я за рулём, — развёл он руками.
— Кофе?
— А вот это с удовольствием.
Дашенька упорхнула в кухню — двигаясь, как подметил Смолин с уверенностью уже обжившегося здесь человека. Он спокойно встал, подошёл к застеклённому высокому шкафчику — или как там эта роскошь именовалась, — присмотрелся к небольшим фарфоровым фигуркам на полочках.
И уважительно покачал головой. Кем бы ни был здешний хозяин, толк в хороших вещах он безусловно понимал: трудно, конечно, делать окончательные выводы, наблюдая фигурки сквозь стекло и не беря в руки, но всё же чрезвычайно похоже, что там, на полочках — не поздние повторы, а именно что оригиналы. Несколько гарднеровских фигурок, довоенные работы Данько и Кустодиева, невидная вроде бы, парочка совушек высотой с указательный палец (несомненный Ризнич, за полторы штуки баксов с руками оторвут, только свистни)… а это, к бабке не ходи, германский «бисквит», причём вторая половина девятнадцатого столетия — таких повторов попросту не бывает пока… Копятся факты, копятся и в какую-то очень неприятную сторону дело заворачивает…
— Нравится?
Он обернулся — без излишней поспешности, конечно, не за каким-то позорным занятием застукан, слава богу.
— Нравится, — сказал спокойно. — Повезло вам, Даша, с квартирой, я вижу…
— Да, — сказала она, не моргнув умело подведённым глазом. — Подружка уехала на лето… Садитесь, вот кофе.
Ну разумеется, мысленно процитировал Смолин своего любимого автора детективов — подружки для того и существуют, чтобы на них ссылаться… Опустился в низкое кресло, взял чашку — не антикварную, однако не из дешёвого ширпотреба. Ну да, у такого хозяина и кухня должна быть обставлена соответственно.
Дашенька устроилась в кресле напротив, небрежно закинув ногу на ногу, отчего зрелище представало вовсе уж приятное. Играла, конечно, стервочка, но без дурной театральности — как-никак институт искусств, пусть факультет и не актёрский… Рассуждая спинным мозгом, неплохо было бы попытаться снять с неё этот лоскуток и уложить прямо на ковёр — но вот спинным мозгом-то как раз пользоваться и не следует, вокруг заворачиваются дела серьёзные, понять их так и не удаётся пока, но что-то неладно…
— Итак? — спросил Смолин, светски прихлёбывая кофе и светски улыбаясь. — Я так понял, что-то случилось?
— Ну, не вполне…
— Вы говорили, нужен мой совет…
— Можно и так сказать, — прямо-таки лучась очарованием, ответила Даша и ещё более светски омочила алые губки в кофии, поглядывая на Смолина поверх чашки так невинно, обольстительно и чарующе, что впору бы и обомлеть.
Кому-нибудь помоложе и поглупее, не жёванному жизнью на шестьдесят четыре зуба… и я, кажется, имею на примете кандидатов, подумал Смолин. Что их долго искать-то…
А впрочем, он и не собирался сидеть с каменным выражением лица. Чтобы подыграть должным образом, явственно расслабился и обозначил на лице классическую мужскую одурелость, открыто таращась то туда, где невесомый халатик пикантно распахнулся, то туда, где его не имелось вовсе. И вскоре убедился по кое-каким нюансам девичьей мимики, что Дашенька, несомненно, с торжеством подумала нечто вроде: «Готов, старый хрен, пустил слюнки…» Маленькая и глупенькая, что поделать. Не успела ещё уяснить, что неглупый мужик параллельно с пусканием слюнок способен думать совершенно о другом. Хотя… Иные вполне взрослые дамы пребывают в плену тех же заблуждений — будто тупые мужики не способны одновременно пожирать глазами дамские прелести и цинично думать о чём-то постороннем…
— Итак? — спросил Смолин.
— Василий Яковлевич, я вас заочно уважаю и ценю как большого профессионала…
Точно рассчитанная пауза. Точно рассчитанный томный взгляд. Точно рассчитанное небрежное движение, заставившее халатик распахнуться ещё приманчивее. «Что ж ты такая дура-то? — подумал Смолин. — Скучно уже становится…»
— И только-то? — спросил он удручённо. — Было бы лучше, окажись вы, Дашенька, в меня тайно влюблены. Мечта стареющего мачо — чтобы в него оказалась тайно влюблена очаровательная девушка вроде вас…
— Как знать, как знать… — отозвалась нимфетка, глядя зазывно и лукаво.
В разговоре явственно обозначился тупичок. Не настолько Смолину было приятно сидеть напротив полуголой девицы и чесать язык — да и она, судя по глазам, чуточку тяготилась пустой болтовнёй.
— Так что там за дело? — сказал он не без настойчивости.
— Дело… Дело действительно серьёзное. Василий Яковлевич, вы случайно не в курсе, куда делись… куда делась дедушкина коллекция?
— А почему именно я должен быть в курсе? — моментально отозвался Смолин голосом самым что ни на есть удивлённым, глядя до омерзения открыто и честно. — Ваш дедушка, Дашенька, был стариком скрытным и подозрительным, это всем известно и вам наверняка тоже. О его коллекции самые фантазийные слухи ходили, а вот в натуре её никто и не видывал. Как и я…
— Вы уверены?
— Ну разумеется, Даша…
— А мне вот кажется, что это именно вы её забрали…
— Креститься надо, ежели кажется, так старики бают…
— Я серьёзно, Василий Яковлевич. Есть сильные подозрения, что именно вы её забрали. Вы были последним, кто дедушку видел живым…
— Ну и что? — Смолин улыбнулся насколько мог беззаботнее. — Неужели у вас в голове — старые классические романы? Роковые тайны, выданные на смертном одре, прерывающийся шёпот умирающего: «Два шага на восток от мельницы, потом ещё десять — в сторону раскидистого дуба, там и нужно копать, когда тень в полдень упрётся в сортир…» Глупости какие.