Антишулер
Шрифт:
Я в самом деле чувствовал себя гораздо лучше, нежели накануне. Отоспался, отлежался, вроде даже силы появились. Дышалось еще не в полную грудь, но значительно легче. Танки, кажется, на моих ребрах больше маневры не устраивали. И воздух уже не казался таким разреженным. Я даже взялся обеими руками за раму кровати, чтобы при движении не сильно качало. А ведь совсем недавно я не чувствовал руку, когда врач пытался проверить мне пульс.
— Раненых много привезли. Сейчас оперируют, — добавил голос у меня из-за головы.
— Тебя куда-то в другую палату переводят.
— Откуда
— С гор. Боевики из окружения прорваться пытались. Их десантура не пустила.
— А мотопехота? — из плена мы вышли в расположение как раз мотопехоты.
— И эти тоже есть.
— А спецназ ГРУ?
— Не знаю. Может, и есть…
Так, может, со своими опять встречусь. С прапором Василенко. Обыграть бы его на полный запас его личных штанов, да это бесполезно — он с голой задницей не останется, новые себе наворует. К тому же кладовщик держится подальше от мест, где пули летают по девять штук на человека. Но может, и еще кто-то из знакомых парней сюда попал. Наш отряд тоже в горах стоит. Держит под контролем основные высоты и не дает боевикам выйти к грузинской границе. Не дай им бог сюда попасть, но если уж угораздило, то вместе веселее.
— В какую его? — спросил «грузчик» у медсестры, которую мне не было видно.
— Ой, и не знаю… Некуда ставить. Давайте в офицерскую… Все-таки контрактник…
Медсестра уже другая.
Снова заскрипела дверь. Похоже, голоса всех дверей в этом госпитале одинаковые. И меня, не успев досыта накатать по коридору, перекатили вместе с кроватью через порог. Кровать дребезжала, и это дребезжание передалось мне — проснулась боль в теле. Когда вывозили из послеоперационной палаты, удара не было. Очевидно, там порога или совсем нет, или он очень низкий. Здесь такие мелочи мало кого заботили.
— Вот сюда, между этих кроватей.
Меня устроили чуть не посредине палаты. Тут же принесли тумбочку.
— Солдатика к вам присоседю, — тихо сказала медсестра извиняющимся тоном.
Очевидно, проснулся кто-то из офицеров. — Послеоперационный. В солдатских палатах мест нет. С гор все везут и везут новых. Когда только поезд будет?..
Поездами отправляют раненых в глубь страны. Это даже я, спустившийся с перевала, знаю по слухам. А некоторых и самолетом. На самолет мне рассчитывать не приходится, рылом не вышел. Если повезут, то только поездом. Хоть бы дольше его не было, чтобы не таскали и не трясли. Отлежаться хочется и в себя прийти.
Утром я спал долго. Честно говоря, проспал бы еще дольше — если есть возможность, я никогда себе в таком удовольствии не отказываю, — но слишком засосало внутри. Мне приснилось, что я сижу в ресторане за еще не накрытым столом. Вокруг снуют сутулые от услужливости официанты, носят на подносах все, что душа пожелает. А меня стороной обходят. Я смотрю на официантов, и скатерть на моем столе промокает — слюни лужами пускаю.
Открыл глаза и почувствовал, что сейчас умру с голода, если не съем сразу как минимум паек целой линейной роты. Чтобы привлечь к себе внимание, я слегка пошевелился.
— Проснулся, спаситель-грабитель… —
И надо мной наклонилось знакомое лицо. Полковник Сапрыкин.
— Вы — тоже здесь? — спросил я.
— И я тоже здесь… — он улыбнулся и выпрямился, показывая.
Рука и грудь полковника в бинтах.
— Одновременно с тобой задело. Две пули…
— А тот полковник? С бутербродами… Внутривойсковик… — Я хорошо видел, как в него стреляла женщина с погонами старшего лейтенанта. Расплачивалась за осетрину. И именно то, что стреляла она сначала в него, как в стоящего ближе и самого опасного для нее, дало мне возможность успеть поднять автомат.
— Его уже домой отправили, — вздохнул Алексей Васильевич. — Груз «200»…
Я попытался подняться повыше, чтобы опереться спиной о подушку. Сапрыкин, как усердный санитар, помог мне. Теперь палату было видно хорошо. Всего четыре кровати в довольно большой комнате. Моя — пятая. Один из раненых спал, укрывшись одеялом с головой и уткнувшись носом в стену. Другой, довольно молодой, как мне показалось, с любопытством меня рассматривал.
— Так это и есть тот самый контрактник?
— Тот самый… — договорить Алексею Васильевичу не дали. Открылась дверь, и вошел еще один раненый, по моим меркам, уже достаточно пожилой, большой и толстый.
Хотя, может быть, он казался пожилым потому только, что такой толстый. Ему бы не по войнам шляться, а на пенсии сидеть и внуков за двойки по заднице шлепать.
Самое подходящее занятие.
— Полковник Сапрыкин, на выход, к вам посетители, — сообщил пришедший.
Полковник кивнул мне с одобрительной улыбкой, достал из-под своей подушки какие-то бумаги, заглянул в них и вышел, даже не спросив, кто к нему пришел. Должно быть, знал о визите и ждал посетителей.
А прибывший осмотрел меня слегка высокомерным, но в общем-то свойственным почти всем старшим офицерам взглядом и, проходя к угловой кровати, сказал молодому:
— Я сейчас у врача потребовал, чтобы солдата из нашей палаты убрали.
— Почему? — молодой не понял.
— Как — почему? Эта же для старших офицеров. Мы, я думаю, заслужили себе отдельную палату.
— А в бою вы себе тоже отдельное место выбираете? Со всеми удобствами… — В голосе молодого вдруг появились властные железные нотки, и брови срослись на переносице. Честное слово, суровый дядя, хотя сразу он мне таким не показался.
Пожилой момент прочувствовал, вдруг растерянно побледнел и тут же вытянулся по стойке «смирно».
— Вы же знаете, товарищ генерал, что я не линейный офицер и в боевых действиях участия не принимаю.
Ничего себе, этот молодой-то, оказывается, генерал. На вид ему и тридцать пять не дашь. Боевой, наверное, мужик. Или просто хорошо сохранился. В любом случае приятно видеть, что в нашей армии остались еще генералы, которые солдатскими силами не только дачи умеют строить.
— Вас при каких обстоятельствах, товарищ подполковник, ранило? — У генерала даже голос стал брезгливым.
— Меня, товарищ генерал, контузило. Машина на мине подорвалась. Доставляли на склад обмундирование.