Антисвинизм, или Необычайная история одного восстания
Шрифт:
Но просьба «сбереги нас от лукавого» беспроигрышна. Так же, как просьба о «хлебе насущном», «спасении нас от лукавого», «прощении долгов наших» и о «не введении нас в искушение».. Это единственные просьбы, которые мы вправе направлять Богу. На остальное: «да будет воля твоя на земле, как и на небе!».
Но лукавые на земле сейчас правят. Они правят уже давно. Они лишают нас хлеба насущного и, вводя в искушение, облагают долгами, которые прощать никому не собираются. Они не прощают нам долгов, ибо их бог, которому мы направляем эти просьбы, сказал им однажды:
Эти лукавые объединились в секту, в которой и состоял Соломон Гросби.
Этот Бог не выполнил наши основные просьбы, которые когда-то Сам и завещал нам всем: Он не спас нас от лукавого, который лишает нас хлеба насущного, вводит в искушение и обложил долгами не прощаемыми. Он не спас нас, как не спасал всех наших предков. Он не спасет и наших потомков. Поэтому я верю одному мудрому автору, жившему задолго до меня, который сказал, что этот Бог умер. И никогда не воскресал. И не воскреснет впредь. Живой Бог не может не исполнить того, о чем Его просят. Если он этого не исполняет – значит он умер. А вместе с ним и его Дьявол, ибо он есть тень Бога.
Здесь правит Лукавый, от которого этот самый Бог просил избавить самого себя, незадолго до своей смерти. Здесь правят человеко-свиньи и человеко–псы, не верящие ни в богов, ни в дьяволов. Они убили их в своей душе, а вместе с ними и саму душу. Наделенные, как и все мы, лукавством и жестокостью, убив свою душу, а с ней и Бога, которые ограничивали влияние этих факторов, они служат своему новому богу – «золотой корове» – предмету неодушевленному, но дающему власть. Для них эта «золотая корова» есть и бог, и дьявол. Это их идол! Это их внутреннее самооправдание.
Этот идол неуязвим для человеческого суда и слуги его тоже стоят над этим институтом, который они придумали для нас, и который есть наш эшафот.
Соломон Гросби оказался также неуязвим для человеческого суда, ибо такие слова, как честь и порядочность для него были пустым звуком. Если бы сержант не поверил его словам, если бы он отдал приказ пуститься в погоню, то Соломон Гросби, может быть, и предстал бы перед справедливым судом человеческим. Но Мать Бога, которой он втайне молился, поклоняясь всем ее ценностям, которые были порождены женскими началами, покровительствовала ему.
Мне порой кажется, что если есть Дьявол в мироздании, то это «она». Но это мне только кажется, и я на этом не настаиваю.
Сержант поверил в «честное благородное» слово Соломона Гросби и, вместо того, чтобы пуститься в погоню, остался пить чай, ожидая его. Даже то обстоятельство, что Соломон не появился ни в обещанное время, ни намного позже, не смутило его и не поколебало веры в честное и благородное слово.
Прождав возвращения Соломона до конца дня, сержант направил свой небольшой отряд обратно в Гринвилл, попросив домашних передать Соломону просьбу, чтобы тот в ближайшее время появился в городе у шерифа для разъяснения кое-каких вопросов.
Но вернемся к нашему повествованию, и прежде чем рассказать о том, что произошло со вторым отрядом полицейских, направляющихся в хозяйство Стива Хопкинса, я вынужден описать еще одно событие, которое произошло среди получивших свободу животных.
На следующий день после собрания свиней и собак свиньи созвали общий сбор всех животных и птиц на центральном дворе бывшего хозяйства Стива.
В повестке дня было всего два вопроса:
1) голод и как с ним бороться?
2) что делать с трупами людей, которые начали уже портиться на жаре?
Присутствовали на этом сборе все, в том числе и Пират.
После блестящей временной победы на предыдущем собрании свиней, Пират, ночью наевшийся вместе с ними волшебного хлеба, почувствовал новый прилив силы разума. С раннего утра он провел короткие и тайные переговоры с хряком, в ходе которых он вывел последнего из состояния стресса, полученного от своего последнего выступления.
Пес объяснил хряку одну простую вещь, о которой он и сам раньше не догадывался. Эта вещь заключалась в том, что если хочешь управлять животными, то понятия религии и светской власти должны быть неразделимы. Это должно быть одним целым даже когда между ними в жизни возникают внутренние противоречия.
– Самое главное, – говорил Пират, – чтобы эти противоречия оставались внутренними, и не достигали разума других животных. Все остальное мы уладим между собой.
После этого Пират отправился к собакам. Те приняли его радушно, но Пират, к усилению своего внутреннего беспокойства, нутром почувствовал, что те чего-то не договаривают. Казалось бы, собаки виляли хвостами, повторяли клятвы верности богу и свиньям, но в разговорах отсутствовал один немаловажный момент – они, при разговоре с ним, отворачивали свой взор.
Пират вызвал к себе Комода и попытался выведать у того причину такого поведения подчиненных. Он справедливо считал, что тот обязан ему своим возвышением. Но Комод говорил Пирату только благозвучные и правильные фразы типа: «Мы верны нашему долгу! Охрана благополучной жизни свиней и равенства всех животных – есть наша первоочередная задача и наш долг! Мы сделаем все для того, чтобы дело бога нашего восторжествовало!», – и прочее, прочее, прочее, что мы с вами, дорогой читатель, каждый день слышим из уст наших уважаемых руководителей и их охранников. Но при этом Комод также постоянно отводил свои глаза от пристального взгляда Пирата.
На вопрос Пирата о том, где взять еду для свиней и других животных, он получил, от Комода отрицательный ответ.
– Откуда я знаю! – отвечал ему Комод. – Если бы мне знать! Разве я не поделился бы с братьями моими животными и, тем более, со свиньями, которых избрал бог наш всемогущий. Я и сам уже два дня ничего не ел! Собаки ропщут! Свиньи ропщут! Все животные ропщут! Решай вопрос, Пират! Ты пророк! Ты главный! Иначе быть беде, ибо мы, собаки, животные служивые – нам не привыкать, а вот остальные граждане нашего хозяйства могут и взбунтоваться. С петухами и гусями мы еще справимся, а вот, что делать с быками и конями – я не знаю!