Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Брошюрка Макивчука являла собою смесь полубезумных идей, в большинстве своем надерганных из речей Гитлера, Розенберга и других нацистов. Весьма свободно оперируя некоторыми историческими фактами, пан Макивчук пришел к неожиданному выводу, что Киев когда-то был центром варяжского государства. И поэтому у украинцев ярко выражены «нордические» черты, что ставит их в особое положение по отношению к великороссам.
Сделал пан Макивчук и ряд других ошеломляющих исторических открытий. В частности, он пришел к выводу, что Крым является германской территорией, так как там якобы еще в XVI веке жили последние готы. И будет разумно, писал Макивчук, именовать в связи
За такое «открытие» единомышленники пообещали придушить Левка Макивчука в темном углу — даже им подтасовка фактов показалась подлой: Левко оптом и в розницу торговал украинскими территориями.
Разделавшись с прошлым, взялся Макивчук за планировку будущего. Украина станет великим союзником национал-социалистской Германии, утверждал он, в ее движении на Восток. Она даст рейху уголь и хлеб, мясо и руду, фрукты и сталь; она примет всех, кто захочет очистить от москалей ее просторы. Надо только дать ей возможность получить «самостоятельность» и искоренить еврейско-большевистское влияние. А для этого запретить на Украине русский язык и поощрять всеми мерами пропаганду немецкого языка и арийской культуры. Рецепты были нехитрые, и все знали, где Левко Макивчук их позаимствовал.
Словом, пан Макивчук брал свое, что называется, с ходу: нацисты не могли не оценить его «эрудицию и широту взглядов».
И они оценили. Герр Макивчук был приглашен в ведомство Розенберга и удостоился официальной похвалы, а также материальной поддержки, дабы мог продолжать свои научные изыскания.
Итак, книгу заметили — и Макивчук пошел в гору. Скоро о нем заговорили как о «ведущем национальном публицисте».
Когда Злате исполнилось восемнадцать, Левко Степанович открыл ей тайну исчезновения отца. Он сказал, что во время рейса на Украину отец Златы был схвачен советскими пограничниками. Очевидно, его сослали в лагеря — там и погиб.
— Я б не сказал, что отец твой был прекрасным человеком, но он остался в нашей памяти мужественным борцом, — такими словами закончил свой печальный рассказ Левко Степанович.
Жена его, Евгения, вытерла сухие глаза квитчатым рушником. На добродушном, заплывшем жиром лице ее не было видно горя. О, она б многое могла рассказать Злате о ее татусе. Если грабители с большой дороги — борцы, тогда, конечно, вечная им память. Разве не Гуляйвитер обирал до исподнего своих же земляков, когда очутились после бегства с Украины в лагерях репатриантов? Сотник Гуляйвитер — упокой, господи, его душу! — добросердечием не обличался, жену свою и ту стегал канчуком. За что только она сохла по такому волоцюге? Злодий, одним словом, его еще до семнадцатого года из университета святого Владимира выперли, так он в писарчуки подался, а при Центральной раде
выбился в люди, стал старшиной. Но и храбрый был, этого не отнимешь. И здесь, на чужбине, семье не дал с голоду помереть, еще и Левка поддержал. А когда спрашивала Евгения, откуда у него деньги, смеялся:
— Ветер принес, я ему брат, недаром меня зовут Гуляйвитром. Бери и не интересуйся, в наши дни любопытных не любят.
Брала и не расспрашивала больше.
Многое могла бы рассказать Злате тетка Евгения, но научилась за долгие годы на чужбине молчать. Не хочет Левко, чтобы дивчинка всю правду знала, значит, так надо, ему виднее, он умный, а она как была поповской дочкой, так и осталась, хоть и занесло ее от родного села в тридевятое царство, тридесятое государство.
Толстая, добрая тетка Евгения и на чужой земле пыталась жить так, как учила ее матушка: варила варенье, истово била поклоны перед
Воспитателем Златы стал Левко Степанович. Он к тому времени уже красовался в президиумах националистических сборищ, кого-то представлял и кому-то сочинял манифесты. Принципиально ходил в вышитой белой сорочке (Евгения вышила крестиком) и даже пальтецо пошил на манер жупана. В доме у него говорили только на украинском («Нельзя забывать родной язык, скоро, скоро возвратимся на святую землю»).
Шаг за шагом, день за днем втолковывал он Злате догматы националистической веры. И в пятнадцать Злата в веночке с лентами, в национальном костюме преподносила хлеб-соль почетным гостям на всевозможных собраниях. Гости были немцами, и поэтому Злата начинала приветствовать их на украинском, а заканчивала на немецком.
Оказывали ей эту высокую честь за красоту и ум. Недаром один из лидеров эмиграции, обращаясь к высокому гостю, сказал:
— Хотите знать, как выглядит Украина? Посмотрите на эту девочку. Такая же нежная и гордая. Красивая и не знающая истинной цены своей красоте. Такая же молодая и еще не сказавшая свое главное слово в истории.
Получился маленький спич, в ответ на который гость доброжелательно похлопал пухлыми ладошками и подарил Злате коробку эрзац-конфет.
А Злата запомнила, что она красивая и не сказала еще своего слова.
У Левка Степановича были собраны основные труды идеологов национализма. На книжных полках жались друг к другу Донцов, Грушевский, Петлюра, «теоретики» более поздних времен. Злата читала эти творения запоем, отрываясь только для того, чтобы помечтать об Украине, которую она пока не знала — родилась ведь в Германии. И виделась ей великая страна, прекрасная, как сказка, закованная в большевистские цепи, которые порвет новое поколение украинцев в союзе с Адольфом Гитлером. Так, во всяком случае, говорил ей дядя Левко.
Иногда Украина представлялась ей спящей красавицей, у которой были ее, Златы, черты лица.
Дядя заставлял ее читать и другие книги — советских писателей, тщательно обсуждая потом каждую из них. Он, судя по всему, стремился к тому, чтобы Злата знала то же, что и ее ровесницы там, на Советской Украине. Она, когда понадобится, ничем не должна будет отличаться от них.
Левко Степанович воспитывал всеми доступными ему способами у любимой племянницы и ненависть ко всему советскому, и Злата не подозревала, что специальная подготовка ее началась задолго до курса разведывательной школы, который ей еще предстояло одолеть, как не могла предположить, что шановный добродий Левко Макивчук давно состоял на службе у гитлеровцев, был профессиональным разведчиком. Левко Степанович неутомимо готовил себе смену. Он надеялся, что когда-нибудь его племянница станет «звездой» в одной из двух разведок, которым он служил — и за страх, и за деньги, — в службе безопасности ОУН или в гитлеровской.
…Злата поднялась по ступенькам к массивной, из темного дуба двери. Нажала на пуговку звонка и только тогда сообразила, что пришла на новоселье без подарка.
Открыла тетка Евгения, и Злата извинилась: «Люба тьотю, подарунок за мною, звыняйте глупе дивча».
Тетка расцеловала ее в обе щеки, тут же простила и повела показывать свои новые хоромы.
В передней у журнального столика развалились в креслах два хлопца в одинаковых твидовых пиджачках. У хлопцев были невыразительные, сонные лица и оттопыренные карманы пиджаков.