Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Сигары курить изволите?
— Нет, папиросы.
— Какие же?
— «Северную пальмиру» и «Нашу марку». Так что расстарайся десятка на три-четыре.
— Хорошо, расстараюсь, — скрипнул я зубами. — Всё?
— Вроде всё. Только бутылочку, понятно, не забудь прихватить.
— Что?!
— Бутылочку, говорю, не забудь.
— Какую бутылочку?
— Тронутый ты, что ли? «Какую»! Обычную. Ежели на коньяк пожалеешь, то можно и смирновку. Хрен с тобой, где наша не пропадала!
— Да
— А чего тут не понимать?
— Не будет вам никакой бутылки, ясно?
— Бутылки не будет — разговора не будет, — хладнокровно отпарировал он и лёг на койку, повернувшись ко мне спиной, давая тем самым понять, что аудиенция окончена.
Когда я вышел из образцовой КПЗ, я был настолько раскалён, что от меня можно было прикуривать.
Начальник уездной милиции, как и положено начальнику милиции, был знатоком человеческих душ и физиономий.
Мельком взглянув на меня, он сразу же всё понял.
— Задал вам Гришка перцу?
— Ну и мерзавец!
— И ещё какой мерзавец! — поддержал он. — Во всей Нижегородской губернии второго такого не сыщешь. Махровый мерзавец!
— Не говорите!
— Так, может, плюнете на всё это дело?
— Нет уж.
— А вы всё-таки подумайте, нервы дороже. А главное — я уверен, что ни черта он не знает.
— Знает. Ежели бы не знал, то так нагло не держался. Понимает, что мне без него не обойтись, потому и куражится.
— Ну, ежели так, то надо терпеть. Ничего не поделаешь!
— Я-то готов терпеть, а вот вы…
Начальник уездной милиции настороженно посмотрел на меня. Что-то в моей интонации ему явно не понравилось.
— А при чём тут я?
— Ну как вам сказать? Прямого отношения вы, конечно, не имеете, но некоторое касательство…
— Что он хочет?
Я решил проявить максимум такта и излагать требования Беспалова постепенно, не травмируя психику своего собеседника.
— Гурман он, оказывается. Зернистая икра ему, видите ли, требуется. Иначе говорить не желает.
— Ишь ты, — усмехнулся начальник милиции. — И что же вы решили?
— Если не возражаете… — осторожно начал я.
— А чего мне, собственно, возражать? Передачи мы принимаем, пожалуйста.
Такой лёгкой победы я не ожидал.
— И балык осетровый можно?
— Почему же нет?
— И стерлядь кольчиком?
— Сделайте милость.
— Не знаю, как и благодарить вас!
— А за что? Если вас не смущают расходы, то нас тем более. Правда, с большим удовольствием я бы посадил этого вымогателя на хлеб и воду, чем баловал его разносолами, но, как говорится, воля ваша. Так что никаких возражений.
Начальник уездной милиции был воплощением великодушия. Но когда я, обрадованный столь успешным началом своей дипломатической миссии, заговорил о папиросах, он сухо сказал:
— А
— Ну в виде исключения.
— Не положено. Ведь мы, Василий Петрович, бюрократы и руководствуемся инструкциями. Балык, икра и прочее существующим положением о передачах не возбраняется. А раз так — то с милой душой. Относительно же табака и спичек имеется специальный параграф — строго запрещено. Как же мы с вами будем нарушать его?
— Да, напрасно, выходит, я сюда приезжал.
— Обидно, конечно. Но что тут можно придумать!
— Да нет, кое-что можно было бы, понятно, придумать, — осторожно закинул я удочку, — но у меня даже язык не поворачивается.
— Так уж и не поворачивается? — ехидно спросил он.
— Параграф, конечно, дело святое, — ханжески сказал я. — Но ведь проверяющий передачу может просто-напросто не заметить папиросы. Бывает же такое — не заметил, и всё. Усольцев бы…
Он внимательно взглянул в мои бесстыжие глаза, усмехнулся и сказал:
— Ну разве что в интересах науки и из уважения к Усольцеву.
Я готов был расцеловать его.
— А если водку? — дойдя до высшей степени наглости, спросил я.
— Что, водку?
— Ну, это самое, в интересах науки и из уважения?..
— Василий Петрович, а вам не стыдно?
— Стыдно.
Наступило молчание. Долгое. Тревожное. Наконец он сказал:
— А ежели вам всё-таки плюнуть на него, а?
— Да я бы рад, но никак нельзя. Без него я как без рук…
— Попробуйте, а? — сказал он почти умоляюще.
Снова молчание. Скорбно смотрю на начальника милиции, он точно так же скорбно глядит на меня, размышляет.
— Только подумать, водку арестованному! Собственными руками!
Я вздыхаю. Жалобно так вздыхаю. Он тоже вздыхает.
— Я, конечно, понимаю ваше положение и поэтому не настаиваю.
— Ладно, — наконец решается он. — Чёрт с вами. Если проверяющий не обратит внимания на папиросы, он может не заметить и водку.
— Голубчик!
— Ну, ну, только не благодарите, — поднимает он руку, будто желая отстранить меня, если я вдруг кинусь целоваться. — Я сам себе противен.
— Но ведь в интересах науки!
— Ну, тогда отправляйтесь за продуктами. Справа от пристани в переулке — знаете, где пристань? — есть магазин Шевцова. Вы там купите всё, что вам требуется… — Он помедлил и не без юмора закончил: — В интересах науки.
Действительно, в магазине Шевцова нашлось всё, что заказывал Беспалов. А стерлядь кольчиком мне приготовили в близлежащей кухмистерской.
Как и предполагалось, пожилой милиционер с вислыми усами «не заметил» ни папирос, ни водки. Правда, мне показалось, что его лицо выражало осуждение. Но мало ли что может почудиться!