Антоллогия советского детектива-40. Компиляция. Книги 1-11

Леонов Николай Иванович

— Непроходимый дурак ты! — восклицает вдруг она во весь голос. — Неужели ты не чувствуешь бабы?

«Сова, конечно, не позволит чужим здесь стричь бобров, — думаю я, игнорируя Стопарика. — А кто позволит? Что я сам перед собой душой кривлю. Я же специально подставляю Кабана и Чернокнижника под людей Совы. Но ведь правда, что я ни о чем таком не думал, когда направлял сюда англичан с девками. Не думал, но все вел к этому. А сейчас появилась опасность самому попасть в свою же ловушку».

Ко мне подходит метрдотель Гриша и просит подняться на второй этаж к директору. Кира Николаевна встречает меня поцелуем. Расспрашивает о работе на заводе, а затем, между прочим, интересуется людьми, пришедшими со мной. И особенно известным ей

Кабаном и Чернокнижником, которого она не знает. Я ей честно говорю о том, что англичане принесли товар и валюту на продажу. И вру о желании Чернокнижника и Кабана купить все это. Я ее прошу выделить мне номер часа на полтора для осуществления сделки. Она соглашается и спрашивает о моем интересе в сделке. Я объясняю, что продавцы найдены мною и с двух сторон у меня будет не менее пятнадцати процентов. Кира Николаевна, как рентгеном, просвечивает меня своими выпуклыми глазами и отпускает.

Я возвращаюсь в зал и даю сигнал всем следовать за мной. Гриша ведет нас в самый конец коридора, открывает комнату за кухней и уходит. Я вхожу в номер. И первое, на что обращаю внимание, так это на застоявшийся уникальный букет запахов: смесь ванили, чеснока и квашеной капусты. Десять металлических односпальных кроватей с тощими матрасами и подушечками в ладонь стоят в комнате чуть ли не вплотную друг к другу. Посередине стол и четыре стула. Одно окно комнаты смотрит на крепкие рубленые дома под железными крышами рядом с сараями и огородами, беспорядочно раскинувшимися вплоть до Окружной железной дороги, а второе — на ряды бараков, тянущихся до студенческих общежитий. За мной в номер входят Джон со своими парнями, Стопарик, Кабан и Чернокнижник. Последний закрывает дверь на ключ и говорит:

— Волк, я подумал, что здесь нам будет тесновато, и велел девочкам англичан подождать в зале. — И делает шаг вперед. Рядом с ним становится Кабан. Миг, и они выдергивают из-за поясов пушки. Кабан направляет свой пистолет на англичан, а Чернокнижник — на меня. Я выхватываю из кармана нож-прыгунок, но не успеваю даже нажать кнопку, чтобы выкинуть лезвие, как Лора ногой выбивает его у меня из руки. Он отлетает к ногам Чернокнижника.

— Умница, Стопарик, — хвалит тот ее.

Лора подбирает нож, выпускает лезвие и становится за его спиной. Чернокнижник, держа меня на прицеле, мягко улыбаясь, обращается к англичанам:

— Джон и остальные, валюту на стол. — Иностранцы выкладывают деньги. — А теперь, Джон, свяжи руки своим корешам, — и бросает ему моток веревки. Тот послушно выполняет команду. Чернокнижник обращается к Кабану:

— Сейчас я буду разбираться с Волком. Будь особенно внимателен.

Он идет на меня и говорит:

— С вами, Волк, все просто. Прыгайте в постельку. — И указывает мне на одну из кроватей. Я ложусь на спину и настороженно слежу за каждым его движением. Прямое сопротивление ему сейчас равносильно самоубийству. А Чернокнижник не суетясь, берет подушку, кидает ее мне на грудь и продолжает:

— Через нее, когда стреляешь, звук не так слышен. — Его улыбка становится все шире, но он не стреляет. — Вы, Волк, ссучились и порешили своего крестного. Не мне вам объяснять, что за это полагается. — Он наслаждается эмоциями, отражающимися на моем лице. — Ловец попал в ловушку. И ничего теперь вы не можете сделать.

Он громко и злорадно хохочет. Его рука с пистолетом опускается к моей груди все ниже и ниже. Я вижу, как он медленно надавливает на спусковой крючок. Чернокнижник настоящий артист. Но в тот момент, когда мое отчаяние достигает предела, а безнадежность становится очевидной, он вдруг бездыханным падает на меня.

Я вскакиваю и вижу торчащий в спине Чернокнижника свой нож. Прислонившись к двери, бледная, испуганная и какая-то потерянная, стоит Лора с безвольно висящими руками. Пушка Чернокнижника уже у меня в руке и направлена на Кабана. Но меня опережает Джон. Он бьет по спине Кабана обеими ногами, и тот, выронив пистолет, летит кувырком

через кровать. Однако тут же вскакивает на ноги, мощно отталкивается от пружинного матраса, как от батута, на взлете выдергивает из спины Чернокнижника нож, и, выбивая телом раму окна, вылетает на улицу. Я сую пистолет за пояс и выпрыгиваю вслед за ним. Но сколько я не мечусь вокруг чайной и сараев, нигде его не нахожу.

Хозяева чайной будто видят сквозь стены и не заставляют себя долго ждать. Едва я спрыгиваю с подоконника на пол в номере, как раздается стук в дверь. Я открываю, и Сова в сопровождении Гриши входит в комнату, осматривается и констатирует:

— Знаешь, Григорий, я ожидала худшего. Но сразу видно, что работал специалист. Никакого тебе погрома. Всего лишь один труп и одна выбитая рама. Вот это, — она толкает ногой тело Чернокнижника, — убрать немедленно. Раму вставьте к утру. И все вымыть, чтобы никаких следов. — Кира Николаевна поворачивается ко мне. — Волк, я восхищена тобой. — Она впервые так называет меня. — Ты ровесник моему брату. Он еще дитя, а твоим делам уже счет идет. Ты становишься в определенных кругах популярным. Что ждет тебя дальше? Да, о деле. Жаль, что ушел Кабан. Он тебя в покое не оставит. Ты не возражаешь, если я уведу к себе твоих англичан вместе с товаром. Меня устраивают проценты, названные тобой.

— Согласен, — киваю я.

— Джон, — улыбается Кира Николаевна русскому еврею, — забирайте своих друзей, валюту, товар и за мной. Война кончилась, началась торговля.

Оставаться дальше в чайной нет смысла. Я подбираю пушку Кабана и кладу в карман. А ствол Чернокнижника сую за пояс сзади. Так оружие менее заметно. Потом беру за руку свою спасительницу, все еще находящуюся в трансе, и вывожу на улицу. От Дорогомиловского рынка до дома ходу минут двадцать, и мы идем с Лорой молча и не торопясь. Вот и 75-е отделение милиции. От него начинается наш переулок. И тут Стопарика начинает рвать. Причем ее не просто рвет, у нее выворачивает все нутро.

«Не дай бог, кто-то из отделения выйдет и обратит на нас внимание. Я с оружием залечу, — думаю я. — А ее заберут как пьяную, и потом выяснится, что она сбежала из колонии». Я быстро втаскиваю Лору под арку желтого дома, которая чуть дальше милиции, и стараюсь наклонить ее голову так, чтобы при рвоте она не пачкала свою шикарную юбку и кофточку. Хотя это уже бесполезно, впереди она уже вся в блевотине. Кое-как мы добираемся до дома, без свидетелей поднимаемся в лифте на восьмой этаж и направляемся к двери чердака. Я шарю слева дверной коробки, там должен быть фонарик. Вот он. Я освещаю висящий замок. Он закрыт, но это только для непосвященных. Когда, подцепив, я вытаскиваю верхние гвозди, замок падает. Мы проходим по чердаку ко второму, если считать от машинного отделения лифта, стропилу. При свете фонаря я снимаю у его окончания три кирпича с торца стены и открываю тайник. Здесь у меня лежала моя первая пушка, здесь и кое-какая заначка в виде золотых колечек с камушками, брошек, сережек. Промасленная тряпка на месте. Заворачиваю в нее оба ствола и укладываю в тайник. Затем беру два кольца с бриллиантами, пару сережек и ставлю на место кирпичи.

Мы спускаемся в лифте на третий этаж и тихонько заходим в квартиру. Я веду Лору в ванную комнату, снимаю с нее кофточку, юбку, нижнее белье, ставлю под душ и мою. Через минуту слышу оклик матери:

— Ген, ты?

— Да, мам, — отзываюсь я.

— Ужин на столе. Подогрей только, — говорит она. — Пойду спать, чувствую себя что-то плохо.

— Хорошо, мам, иди. Я все сделаю. Спокойной ночи, — отвечаю я.

После душа щеки Лоры начинают приобретать нормальный цвет, и она уже сама всовывает руки в халат матери, который висел тут же в ванной. Я веду Стопарика в нашу мальчишечью комнату и укладываю на свою кровать. Ни Валера, ни Володя и ухом не ведут. После чего я возвращаюсь в ванную, старательно стираю кофточку, юбку и белье своей спасительницы, а затем все вывешиваю на балконе.