Антология Непознанного. Неведомое, необъяснимое, невероятное. Книга 2
Шрифт:
«В одной из дальних деревень была семья из матери и двух сыновей. Сыновья были лучшие из крестьян по поведению и трудолюбию, и оттого семья считалась из самых зажиточных в приходе. Это благоденствие портила жена старшего брата, неуживчивая, ехидная, хотя работящая, особенно не ладившая со свекровью, старухой умной и скромной. Второго сына пришлось венчать мне. Редко так счастливо подбираются пары, как эта. Два года прошло благополучно, особенно не было конца радости свекрови, когда молодая родила сына (у старшей не было детей). В приходской праздник при собравшихся по обычаю гостях поусердствовала старшая младшую сноху пивом. Вечером в тот же день младшая почувствовала себя настолько дурно, что приехали за мной для её приобщения. Что же я увидел, когда вошёл в избу? Эту молодую, цветущую женщину так корчило и ломало, с какими-то особенными встрясываниями, что трое здоровых крестьян не
Надо сказать, что церковь и раньше не оставалась в стороне от проблемы «кликуш и порченых», тем не менее суеверного или колдовского первоисточника болезни не признавала, а объясняла всё вполне материалистически. 10 февраля 1788 г. преосвященный Вениамин, епископ Архангельский и Холмогорский, исполняя указ св. Синода от 1733 г. «О пресечении в российском народе суеверий, приводящих в соблазн немощнейших», сообщал:
«Страждущих в здешнем крае называют икотники, а не кликуши. Заключаю, что сия болезнь и зараза делается от воды болотной и имеющейся в илистых ямах, которую воду пьют и употребляют для изготовления пищи, по лености или неудобству ходить за водой в большие реки. Приметя в ручье воду чёрную и густую, я уговаривал местных жителей не употреблять в пищу этой воды, потому что от её нечистот могут у вас болезни родиться. Не получают ли чрез неё семян или зародышей таких червей, которые, зарождаясь в желудках, производят икоту. Болезнь эта бывает более на женском поле. Это, быть может, оттого, что в женских желудках, слабейших, бывает более червей, а в мужских, от работ и напитков более окрепших, черви в самом начале истребляются. Крики свои икотники производят во время выходов при каждении, а по народным известиям припадки возобновляются и в то время, когда видят новоприезжих, при внезапном испуге, или когда рассержены бывают».
Но проблема не упиралась в одних глистов, как пытался представить епископ. Народ, не видя помощи ни от медицины, ни от церкви, боролся с пагубой собственными силами.
В прошлом веке Россию потряс так называемый тихвинский процесс, в котором подсудимыми явилось поголовно всё деревенское население (две тысячи душ), сжёгшее крестьянку, подозреваемую в порче многих односельчанок. Во время заседания суда крестьянка Екатерина Иванова грохнулась на пол, будто её подкосило. «В продолжение четверти часа её страшно ломало, приподнимало от полу, по крайней мере, четверти на полторы. Надо удивляться, как она не повредила себе рук и ног и как осталась целой голова, которой она колотилась об пол. Бывшие тут врачи не только были не в состоянии помочь страдавшей, но даже не могли определить её болезни, лишь засвидетельствовали, что это отнюдь не притворство». Припадок крестьянки настолько поразил присяжных, что они вынесли оправдательный вердикт.
Подобные проявления кликушества современная медицина легко объяснит истерическими припадками и эпилепсией. Но вылечить не сможет, в лучшем случае приглушит болезнь уколами. Это говорится не в укор современным психиатрам, а чтоб не чувствовали себя богами и богинями сумасшедших домов.
Впрочем, кликуш не так много, куда как больше порченых женщин. Не зря их считают сосудами зла и именуют ничтожествами. Созданные из ребра, они несомненно и думают костным мозгом. В роду человеческих существ женщина занимает почётное второе место, за неимением третьего, четвёртого, пятого…
Порченость состоит в том, что одна или группа женщин неожиданно впадают в безумие и, не помня себя, бросаются бежать куда глаза глядят, повсюду проявляя удивительную работоспособность на животном уровне. Затем, как правило, после купания в холодной воде к ним возвращается разум. Иногда — навсегда, иногда — ненадолго.
Наличие подобных женщин зафиксировано этнографами практически у всех народов, при этом чем первобытней стадия развития народа, тем больше таких порченых. Бывает, что и все. Фрэзер, например, приводит среди подобных следующее сообщение: «Один человек из племени якун пожаловался, что все женщины их селения часто впадают в странное безумие и, распевая песни, убегают в джунгли, каждая сама по себе; там они остаются несколько дней и ночей и наконец возвращаются совсем нагие или в изорванной в клочья одежде».
Кое-какая информация найдётся и у древних греков. В одном мифе рассказывается, как дочери Миния были охвачены безумным желанием отведать человеческого мяса. Они бросили жребий, и сестра, на которую пал жребий, отдала своего ребёнка, которого тут же растерзали. После этого они в диком безумии бегали по горам, падали на плющ, тис или лавр, раздирали его на куски и пожирали. С большим трудом удалось загнать их в реку, где они и опомнились.
Имеются исторические сообщения о массовой сексуальной истерии в Спарте или Эпизефирских Локрах. В Спарте воины, однажды вернувшись из похода, нашли и жён, и девушек поголовно беременными от рабов. В Локрах женщины спокойно сидели за едой, как вдруг, словно повинуясь сверхъестественному голосу, вскочили, обезумев, и бросились вон из города ловить на дорогах чужестранцев. С большим трудом их удалось собрать обратно.
В Риме случаи массовых женских психозов как будто не зафиксированы, однако, вне всякого сомнения, порченой была Мессалина, вышедшая замуж при живом муже-императоре — поступок, сопоставимый с самым изощрённым самоубийством. Точно так же вела себя Фаустина, жена Марка Аврелия. Эта просто не могла допустить, чтобы мимо неё прошёл мужчина, даже уродец, и уцелела лишь благодаря тому, что муж ей попался философ. В этот же ряд смело можно поставить царицу бриттов Картимандую, выгнавшую мужа-царя и сожительствовавшую с рабом — здоровым двухметровым детиной. Наша Екатерина Великая тоже недалеко ушла. Список бесконечен, и, к сожалению, ещё не одну мужскую голову заставит поседеть раньше времени эта ущемлённость и ущербность женской психики.
Три очень интересных и много объясняющих случая привёл в газете «Новое время» русский писатель Н.Лесков.
В селе Гороховое Орловской губернии, где родился и провёл детство Лесков, дочь всеми уважаемого священника вышла за его преемника; она была очень скромной и доброй женой, но с «несчастной болезнью». Летом, раз в год, она вдруг начинала тосковать, томилась, плакала и затем, устроив, как могла, хозяйство для мужа и детей, — исчезала и «бегала». Это продолжалось месяц, в течение которого её встречали в разных местах, грязную, голодную и иногда совсем голую, при том она рассказывала страшные вещи: «Зачем он её водит?» Потом возвращалась и опять была нежной матерью и верной женой. Вести об этом «вождении» шли повсюду, и в хорошем дворянском семействе, в 20 верстах, стало «водить» барышню Ольгу. Эту автор знал ещё ближе. Она была хороша, очень умна, талантлива, добра и превосходно образованна. Она тоже пропадала, бродила невесть где, подвергаясь невесть чему и как, и потом возвращалась спокойная, но сумрачная и измученная осознанием того, что случилось.
Третий случай был в имении Лескова с молодой крестьянкой, женой кучера, красивого парня. Её стало «водить» с первого месяца замужества, и она пропадала с полгода. Нашли её случайно на ярмарке со слепыми. Привели домой и возвратили мужу. Тот её поучил кучерским кнутом, она смирилась, но через два месяца снова исчезла. Пошли искать к слепым и нашли. Она плакала, но не обещала не бегать, говоря, что не может, потому что её «гонит», и через неделю убежала. Нарочно заговаривали с ней — какой красивый её муж и какой отвратительный старец-слепец Нефёд, к которому уходила. Она стыдилась, но шептала: «А зачем он водит? Нет, я сама тому рада». «Кто водит?» Она отвечала: «Нельзя сказывать». Все трое слепых были старые и отвратительной наружности; она не была у них ни поводырём, ни хозяйкой, а была «вообще жинкою» и этого сама не скрывала. То, что она переносила, было столь возмутительно, что нет возможности допустить мысль, будто она променяла на лень и праздность обыкновенный для неё труд. «Ходила» она шесть лет, и найдена была замёрзшей в поле, по дороге к селу, куда пробирались слепые на праздник.
«Замечательно, — пишет Н.Лесков, — что все три «вождения» были разом в одной местности и что «он» водил и матушку-попадью, и светскую барышню, и крестьянку, каждую сообразно их положению, настроению и привычкам». Подобные истории довелось слышать почти каждому, а кто-то и поучаствовал. Писатель А.Шавкута в бытность монтажником столкнулся с порченой, которая, не желая убегать сама, выставила мужа и открыто занялась непотребством чуть ли не со всей мужской частью районного города. Её не остановило даже то, что муж чуть не сошёл с ума и поддерживал себя только водкой (пьющие с ума не сходят). Когда общественность наконец притянула её к ответу, порченая лишь улыбалась, отвечала на все вопросы: «Навело» — и отводила блудливый взгляд.