Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин
Шрифт:
ИНТЕРВЬЮ С САМЫМ КРУТЫМ ГОСТЕМ ФЕСТИВАЛЯ
Самый крутой гость лежал сразу на трех лежаках. Сплошные бицепсы, остальное — трицепсы. На груди — золотая цепь, золотой крест и золотой зуб одного из участников фестиваля.
— Извините, мы бы хотели спросить вашу фамилию.
— Спроси, если жить надоело.
— Нет-нет, извините… Мы просто хотели уточнить — вы здесь на работе или на отдыхе?
— Я здесь в розыске!
— Правда ли, что вы причастны к захвату на фестивале заложников
— Да это все мелочевка. Взяли пяток журналистов и критиков, заперли в номерах. Теперь требуем у президента фестиваля выкуп — миллион зеленых за каждого.
— А если он не даст?
— Не даст — выпустим!..
И, судя по публикациям о прошедшем фестивале, это заявление крутого не было пустой угрозой…
ИНТЕРВЬЮ С ЗАРУБЕЖНЫМ ГОСТЕМ
В тени пляжа мы видели многочисленных гостей кинофестиваля, приехавших из-за рубежа. К одному из иностранцев мы обратились на его родном языке.
— Здоровеньки булы, Микола!
— Здорово, хлопцы.
— Микола, ты приихав на фестиваль прямо с Киева?
— Ни. С Тель-Авива.
— А що ты там робил?
— Своих навещал. Тель-Авив, то ж давно наш город.
— А кстати, Микола, правда ли, что у вас поговоривают, будто и Сочи тоже украинский город?
— Це грубейшая ошибка. То дурни болтают. Сочи як був, так и остается единой и неделимой территорией Молдавии.
— А куда ты поедешь после этого фестиваля?
— Та к своим. В Италию.
— Видимо, на Венецианский фестиваль?
— Опять грубая ошибка. Не венецианский, а винницкий. То дурни итальянцы все коверкают. Только и крику: спагетти, спагетти!.. А слепить все ихние спагетти — и выйдет одна наша галушка.
— Ну, а к себе, на Одесский фестиваль осенью приедешь?
— Тю! Одесса! На кой она мне? Це мисто представляет интерес тильки для вас, иностранцев. А я осенью занят: новую хату купил — белить надо.
— И где же это?
— Где, где… Да в Лондоне, где ж еще!..
ИНТЕРВЬЮ С ПРЕДСТАВИТЕЛЬНИЦЕЙ ДРЕВНЕЙШЕЙ ПРОФЕССИИ
Очаровательная представительница беседовала с нами под тентом, одетая в красивый фиговый листок. Фиговым листком служил пропуск в гостиницу с надписью "V.I.P.». Отсюда наш первый вопрос:
— Скажите, Випа, это у вас еще купальник или уже вечернее платье?
— Это у меня аккредитация на фестиваль.
— А вы аккредитованы как гостья или как участница?.
— Как утешительный приз.
— Тогда ваш прогноз — кому он достанется?
— Даже не знаю. Кинематограф тут слабый… Вчера предложила утешиться одному режиссеру, а он говорит: «Без спонсора уже не могу».
— Ну что ж, удачи вам, Випа — извините, не спросили вашего настоящего имени.
— А чего спрашивать — вот же, на аккредитации написано: «Сидоров Андрей»…
* * *
Взяв эти интервью мы устало посмотрели друг на друга, вышли из тени на солнце и последние вопросы решили задать самим себе.
— Скажите честно, Гриша или Миша, вам не надоело из года в год приезжать на этот фестиваль?
— Если честно, Миша или Гриша, сил больше нет.
— Газеты же правильно пишут: фестиваль снова не удался.
— «Не удался…» Полный провал!
— Фильмы слабые.
— Катастрофа!
— Интересных людей — один-два человека.
— Да один, чего там!
— А так называемая культурная программа?
— Шабаш пошлости.
— А этот юмор, эти шуточки с бородой?
— С двумя…
— И буквально все такого мнения.
— Да, люди в отчаянии. Я с каждым переговорил…
— То есть, если я правильно понял, в будущем году мы с вами опять здесь встречаемся?
— Как штык.
— А остальные тоже соберутся?
— А куда ж они денутся!
И действительно, что можно вообразить хуже этого «Кинотавра»? Разве что его отсутствие.
Так что до новых встреч в тени.
* * *
С самим Гришей здесь теперь уже не встретимся. Теперь — там…
Ужасный случай из литературной жизни
Мой художественный принцип — строго щадящий режим.
Пишется — пишу. Зовут выступить — читаю. Люблю, когда из зала — записки: «Расскажите смешной случай» или: «Вы темы из жизни берете или из головы?» Возникает очень теплое чувство. Буквально хочется звать Русь к топору. А недавно вообще получил: «Каким своим произведением вы наиболее гордитесь?» Этот вопрос — да. Это — в душу Тогда, конечно, забормотал с сиротским смирением, мол, не до жиру, мол, спаси Бог, какая гордость — уж до меня Пушкин был…
Тогда — наврал! Теперь время расколоться. Предмет дикой гордости есть: ненаписанное! Да не в том жеманном смысле, что оно еще не написано. (Мол, пока-то у меня все так, безделки, но это я только до поры балуюсь, а грянет час — уж я этому миру покажу, уж я вздыблю талант да оглоушу публику вещицей посмешнее «Фауста» Гёте…) Нет, ребята. Речь про уже конкретно не-написанное. Как это у коллеги — «Итак, я жил тогда в Одессе…»
Итак, я жил тогда в другом любимом городе, который (конец семидесятых) носил еще имя не основателя, а основоположника. Творцская лаборатория у меня тогда была какая? А такая, что сперва я придумывал сюжетики и записывал их в записную (а как же!) книжку. Из некоторых сюжетов потом вылуплялся рассказик, а то еще что-нибудь. Иногда — смешное. Иногда — нет. В первом случае редакторы смеялись, говорили: «Не смешно!» и не печатали (или, что гаже, печатали, снайперски выкинув смешное). Во втором— не смеялись, говорили: «Жутко смешно!» и печатали целиком. Все как у всех, но сейчас не об этом.