Антология сатиры и юмора России XX века. Том 32. Одесский юмор
Шрифт:
– Ступай! Привет пастве, – махнул рукой круглолицый. – С отчетами только не тяни. Да, чуть не забыл: зайди в спецхран, забери свое кадило из ремонта, там микрофоны меняли. Ну, аминь!
Иван Рядченко
Подражание пушкинскому «Евгению Онегину»
Илья Рудяк
Двоеженец
Все это произошло с моим хорошим знакомым – популярным в то время драматургом.
В столичных театрах шли его пьесы, по сценариям его ставили фильмы, на телевидении делали сериал.
Небольшого росточка, кругленький, длинноносый, имел он одну слабость – высокие женщины. Женился на актрисе выше себя на голову. Она не хватала звезд с неба, но за него ухватилась, родила ему дочку, была ему верным другом.
Однажды звонит он мне на студию:
– Старик, приезжаю на неделю с Катей в Одессу, приюти на даче, а?
– Давай, буду рад.
– Старик, и еще просьба: пригласи вечерком Дюймовочку.
– Да ты спятил!
– Ради этого лечу, старик, сделай услугу.
– Твое дело. Позову.
А дело было вот в чем. Работая у нас в фильме, влюбился он в костюмершу Леру – высоченную девушку по прозвищу Дюймовочка. Кстати, остроумец, придумавший это, достоин вознаграждения.
Дюймовочка была польщена вниманием автора сценария, щедро одаряла его своей накопившейся нежностью, и он не вылезал из «Куряжа» – киностудийного общежития, где она жила.
Днем они отправлялись на Привоз и туго набивали сумки «дарами осени». А вечером, после съемок, сбегали вниз к морю, заплывали далеко, а возвращаясь, Лера выносила на руках уставшего ухажера и… кутить в «Куряж».
Наезжал он к Дюймовочке часто. Но с живой женой да к любовнице – ну и нахал!
Я встретил их, привез на дачу, там уже орудовала у стола Дюймовочка.
– Старик, ты дипломат! – и поцеловал в бороду.
Жена его, естественно, приняла Леру за мою пассию или знакомую.
Московские напитки, одесские овощи и фрукты развязали языки, и, выбрав удачный момент, мой приятель попросил тишины и начал:
– Как известно, у царя Соломона была тысяча жен. Я хочу искренне рассказать о моих чувствах к двум любимым женщинам. Мне надоело раздваиваться, лгать, придумывать что-то. Я люблю мою жену Катю и люблю… Леру, и хотел бы, чтобы мы все были вместе. Дружно жили одной семьей. Лера на это согласна, мы это уже выяснили,
Это была не шутка, не розыгрыш, не фарс. Он говорил на серьезе, обдуманно, волнуясь.
Я, конечно, очумел от такого поворота событий, но что должна была почувствовать жена его?
Она замерла, красные пятна пошли кругами по лицу, на глаза навернулись слезы, она вот-вот готова была разрыдаться.
– Катя, милая, я сказал чистую правду, ведь это намного лучше, чем лгать, что я снова приехал на доработку сценария, а на самом деле соскучился по Лере. А побыв с нею, придумывать, что в Москве ждут читки новой пьесы, а на самом деле хочу к тебе.
Катя не могла выдавить из себя ни слова. Она прикрыла руками лицо и онемела. Лера опустила голову и ждала.
– Я понимаю, так не бывает, – продолжал он. – Будут какие-то формальности, сложности, но это честнее, лучше, благороднее, чем делать вид, что все счастливы, будучи несчастными. Квартира, слава Богу, позволяет, средства тоже, надо только перешагнуть через мещанское, узколобое понятие «законный брак». Катенька, скажи, ты согласна со мной?
– Да, да… – преобразилась вдруг Катя. – Я согласна. Это будет здорово, это будет очень, очень интересно…
– Умница, Катька! Давайте выпьем!
И началось застолье. Я сослался на дела и уехал в город.
Дальше события развивались так. Да, Катя согласилась, они провели втроем неделю на море, ходили в театры, рестораны, провожали Дюймовочку в «Куряж». Затем с Дюймовочкой проводили Катю в Москву, чтобы та подготовила квартиру для общего проживания. Затем он уехал один, пока Лера улаживала дела с работой, комнатой, выпиской.
…Дверь открыл ему огромный парень, амбал, вынес один за другим десяток чемоданов.
– Екатерина Федоровна попросила передать вам это. Тоже мне – Соломон! – и захлопнул перед его длинным носом дверь.
Леонид Авербух
Четверостишия