Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 51. Марк Розовский
Шрифт:
АНТОЛОГИЯ САТИРЫ И ЮМОРА РОССИИ XX ВЕКА
Марк Розовский
Сёрия основана в 2000 голу
C июня 2003 г. за создание «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» издательство «Эксмо» — лауреат премии международного фестиваля «Золотой Остап»
Редколлегия:
Аркадий Арканов, [Никита Богословский], Владимир Войнович, Игорь Иртеньев, проф., доктор филолог наук Владимир Новиков, Лев Новоженов, Бенедикт Сарнов, Александр Ткаченко, академик Вилен Федоров, Леонид Шкурович
Главный редактор, автор проекта Юрий Кушак
Дизайн обложки Ахмед Мусин
Фотоматериалы — из личного архива автора
Ванька-встанька
Так называл Марка Розовского наш общий учитель по классу драматургии Алексей Николаевич Арбузов. Он имел в виду театральную судьбу Марка, но это касается всей его линии жизни. На поверхности
Студию «Наш Дом», которую Марк вместе с Аксельродом и Рутбергом основал, закрывают — бац! — удар… В журнале «Юность» публикуется пародия Розовского «С кого вы пляшете балеты?», тут же с трибуны съезда ее разносит «румяный комсомольский вождь» Павлов — бац! — нокдаун…
Розовский участвует в нонконформистском альманахе «Метрополь», вышедшем на Западе, — бац! — нокаут… Но каждый раз Марк поднимается и снова готов к бою. Наконец, выбившееся из сил начальство машет рукой — оставьте этого Розовского, ну его к бесам, пусть делает, что хочет. И по сей день он занят исключительно этим.
В юморе фигура Марка Розовского занимает особое место, он существует там в двух ипостасях: во-первых, как писатель, автор острых юмористических рассказов и злых сатир, во-вторых — как деятель жанра. В начале шестидесятых происходил знаменательный литературный процесс: в уголках сатиры и юмора, которые имели тогда почти все газеты и журналы, стали появляться новые молодые авторы, вышедшие из студенческих капустников. Как раз в это время Розовский, работая в уже тогда знаменитом журнале «Юность», собрал этих еще незнаменитых авторов вокруг себя и своего отдела сатиры и юмора с незамысловатым названием «Пылесос». Почти все нынешние классики жанра были в этой компании: Арканов, Горин, Хайт, Курляндский, Успенский… Сам Розовский к этому времени уже имел литературное имя и опыт публичных выступлений, кроме того, в этой когорте он единственный, кто имел гуманитарное образование, и бывшим технарям были полезны замечания и советы такого редактора.
В те золотые и жестокие времена юмористы одной сплоченной компанией шли на штурм цензурных барьеров. Предметом особого спорта тогда было автору написать, а редактору пробить произведение, в котором начальство видело лишь безобидную тему, а после публикации выяснялось, что в подтексте скрыто нечто большее. Так произошло с пародией на школьное сочинение «Бабизм-ягизм в наши дни». На долгие годы она стала визитной карточкой Розовского, менялись поколения школьников, а смех в зале, когда он читал пародию, не утихал. Это произведение даже снискало академические лавры: в своей книге «Живой, как жизнь» маститый Корней Чуковский анализировал «Бабизм-ягизм» как яркий пример новояза. Усложнялись времена — усложнялся и юмор. Сохраняя внешние смеховые качества, он становился более глубоким. Марк был одним из первых, кто за отдельным смехотворным фактом пытался разглядеть систему со всем ее идиотизмом и опасностью для жизни. Это было уже серьезно. Есть у Розовского цикл рассказов «Тормашки», а в нем миниатюра «Про гвоздь», с нее, кажется, цикл и начался. Рассказик вроде бы на фельетонную тему — о воровстве. Начиная со стандартной и даже невинной для России ситуации: украли гвоздь, автор постепенно доводит ее до гротеска. И вот уже — украли завод, и ничего, страна живет дальше, потери не заметив… Тут уже гротеск переходит в «гротеск» — слово ругательное в устах редактора, от которого зависела публикация. Поэт Борис Слуцкий, которому рассказ понравился, подарил Марку большой гвоздь и сказал, что если он и впредь будет писать так, то тяжелая жизнь в искусстве ему гарантирована. Как в воду глядел… Однако в качестве постскриптума заметим, что по прошествии времени фраза «украли завод» потеряла привлекательность фантастики и перешла сегодня в рубрику скучных теленовостей. «Гротеск», еще в прошлом веке так смело подмеченный прозорливым автором, стал бытом. Примерно в эти времена «Литературная газета» учредила премию
«Золотой теленок» за лучший рассказ года, и дважды Розовский становился ее лауреатом.
Постепенно юмор и сатира переставали быть лишь наполнителями уголков в конце печатных изданий и все больше и больше обнаруживали в себе качества литературы.
Даже родился такой термин — «ироническая проза», который, сдается мне, был придуман Василием Аксеновым, во всяком случае, он был для нас эталоном.
Розовский написал несколько таких рассказов, но полнее всего новое литературное качество писателя проявилось в пьесе «Целый вечер как проклятые», где абсурдистский юмор и его спутник юмор черный, варьируясь и сгущаясь, превращали одноактовку в философскую притчу о механичности и пошлости нашего бытия. Это была первая советская (дело было аж в 1962 году) пьеса театра абсурда, написанная на современном отечественном материале. Абсурдистский театр у нас был побиваем и искореняем, но как никакой другой годился для показа советского образа жизни. Муж и Жена приходили в гости к Супругу и Супруге, и начинался треп на любые темы: о сослуживцах, о телевидении, о продуктах, о деньгах… Стремительный диалог приобретал некий ритм, обессмысливался бесконечными повторами, идиотическими паузами, лихорадочными ускорениями. На глазах живые люди становились какими-то призраками, зловещими фантомами — без лица, без судеб, без чувств. Авторам, которые вслед за Розовским пробовали писать подобные пьесы, редакторы и завлиты возвращали их со словами: «Это Ионеско какое-то». Сравнение с королем театра абсурда для любого драматурга было бы почетным, у нас оно звучало приговором. Но в студии «Наш Дом» спектакль успешно шел в режиссуре автора, пьесу поставили в Польше, еще где-то за границей… Розовский стал известным драматургом.
Конечно, Марк — прежде всего человек театральный. Он основал несколько театров, его «История лошади» обошла полмира, игралась на самом Бродвее, «Амадей» с Табаковым уже двадцать пять лет идет во МХАТе… Но это мы прибережем для «Театральной антологии». Розовский композитор и певец, дает сольные концерты, — что оставим для «Музыкальной энциклопедии»… Из всего этого нам важно одно: Марк — человек игровой, что отчетливо видно в его юмористических произведениях, коими, кроме рассказов, пародий, фельетонов, являются и две его знаменитые литературные мистификации: Галка Галкина в журнале «Юность» и Евгений Сазонов в «Литературной газете». Якобы наивная девочка с ядовитым язычком и надутый классик советской литературы, по одной «самовитой» фразе, но в каждом номере газеты печатающий свой безразмерный роман «Бурный поток». Живые персонажи со своими характерами, лексикой, манерой поведения — хоть сейчас на сцену!.. Однажды Розовский написал для «Литературной газеты» фельетон о столетии изготовления стульев мастера Гамбса, которые, по утверждению Ильфа и Петрова, были изготовлены именно 1 апреля 18.. года. В связи с этим Марк предложил ввести в обиход День смеха. С тех пор Первое апреля стало всесоюзным праздником, а юмористы были приравнены к металлургам, строителям, рыбакам… «Юморина» тоже родилась из этого всенародно поддержанного почина.
Был у нас с Марком наш общий друг писатель Фридрих Горенштейн, который при каждой встрече вместо «здравствуй» говорил мне: «Ну, что Розовский?» Я думаю, задавал он этот вопрос, потому что за Марком трудно было уследить: не видишь его месяц, неделю, несколько дней, глядь — а он уже другой, затеял что-то совершенно новое… Горенштейн уехал в эмиграцию, мы не виделись лет десять, и, когда я наконец попал в Западный Берлин и позвонил ему по телефону, первое, что я услышал… Фридриха уже нет, видимся мы с Марком теперь реже, чем раньше, никогда, собственно, не расставались, и теперь, встречая наших друзей, уже я спрашиваю: «Ну, что Розовский?» И каждый раз ответ для меня является полной неожиданностью.
Виктор СЛАВКИН
Вместо автобиографии
Глаголом жги…
А.С.П.
Мне сказал редактор строго: — О себе давай глаголь! Благо, есть глаголов много, В них вся жизнь моя… Изволь! Долго прятали. Родился. Марк Розовский получился. Встал. Пошел. Закончил. Взял. Получил и поступил. Ну и сразу приступил… Начал я писать и ставить. Чтоб людей чуть позабавить. Как Шекспир и как Мольер (С той поры пятьсот премьер!). Иногда я делал вид, Будто я есть Еврипид. Но мои трагедии Были сплошь комедии. Пьес моих штук сорок есть. Я могу их дать прочесть. Но, жалея очень вас. Дам, конечно, не сейчас. А пока прошу позволить Мне вам о себе глаголить. Спал. Гулял. Нашел. Любил. Много пел. И много пил. Рыл. Орал. Шептал. Развелся. Потерял. И вдруг нашелся. Жил. Творил. Громил. Гремел. Не скучал. Скучал и тлел. Иногда от счастья млел. Мучил. Мучился. Молился. Мчался. Бился. И бесился. Перебился. Мелочился. Падал. Дрался. Колбасился. Подымался. Спотыкался. Снова падал и вставал. Рвал. Рыдал. Соединял. Вновь развелся. Вновь женился. Странно, что не надорвался. Странно, что не покосился. Не заткнулся, не продался. Важно, что не перебдел. Молодел. Плыл. Тонул. Не затонул. Разве только нахлебался. Но остался… Жить остался. Самолет летел — разбился. Я же в нем не оказался! Раз в больнице очутился. Выписался. Стал здоров. Словно бык для тех коров. Ах, не сыпьте соль на раны. Трех детей от разных жен Я рожал, вооружен Мирным средством без охраны, И с желанием одним: «Ты любима — я любим». А когда не мог любить — Надо же такому быть! — Я дурел. Себя жалел. Снова пил. И снова пел. Снова чуть не околел. Врал. Шутил. Пилил. Колол. Оказался бос и гол. Но опять чуток поднялся. Испугался. И опять Пал. Пропал. Пытался встать. Сбился. Сдулся. Заблуждался. Заблудился. В зеркало любил смотреть В первую от жизни треть. Дальше — хуже: этот лик В фильмах ужасов возник. Не курю. Не тру косметик. Все пороки, кроме этих. Не храплю. Но это вот Скоро и ко мне придет. Я могуч. Могу расти Вплоть до самой старости. В молодости был ограблен. Кто ограбил, тот на грабли Эти сам же наступил. Я стерпел. Но я не мстил. Сказано: накажет Бог. Он и сделал. Как он мог. Я же песенку пою День за днем… И лишь свою! В хоре я не пел ни разу. И перстней не выношу. Не кидал окурков в вазу. И грибов я не сушу. Да, всегда я что-то делал. Может, честно. Может, смело. Но заметьте, господа. Я нигде и никогда С подлецами не братался. С суками не целовался. Не лизал. Не гладил их. Получал за то в поддых. Я мало верил коммунизму. И швец, и на дуде игрец. Свою ему я ставил клизму. Чтоб он обделался вконец. Я их парткомы ненавидел, Я их ЦК не уважал. Однажды я их так обидел, Что целый год потом дрожал. Но я не предал. Не продал. Я душу рвал. Я раздавал. Я бился в стену головой. Чтобы пробить ценой любой. И что же? Голова цела. Ну а стена… Какой была. Уже не будет. Во дела! Ах, жизнь!.. Зачем ты мне дана?! Другой не будет ни хрена! Я, конечно, много прыгал. Дрыгал. Бегал. Стрекотал. Жрал. Толстел. Худел. Резвился. Вновь развелся. Вновь женился. Вновь толстел И вновь худел. Ах, как много я галдел. Много дел. Но я горел. Ах, как много я горел… Сколько раз я был на грани, Рядом смерть в кровавой бане — Прочь, паскуда!.. Ей наживы Я не дам. Да будем живы! Да, я много помотался. В громе славы и оваций Я, оглохший, не зазнался. Но, признаться, Слишком много я крутился, Я вертелся. Горячился. Вроде многого добился. Я сегодня вроде в ранге. Полысел и чисто брит. Может, в чем-то я и ангел. Ну, а в чем-то и бандит Ничему не научился? Никому не поклонился? Кто я? Что я? И зачем? Что я пел? К чему стремился? И во что я превратился?.. Может, дураком остался? Почему я так смеялся? Почему я плакал так? Да, конечно, я дурак. Все бы было хорошо. Если б вовремя ушел. Что ж, в каком-нибудь году Обещаю — я уйду.Марк РОЗОВСКИЙ
Автобиография (в цифрах)
3.04.1937.
0,5 — еврей.
0,25 — русский.
0,25 — грек.
83 человека — коммуналка, полуподвал.
10 классов. Школа № 170.
2 диплома (МГУ, факультет журналистики. 1955–1960. Высшие сценарные курсы. 1963–1964).
Однокомнатная квартира.
Потолок 2.70.
Бутылка 3.62.
Колбаса 2.20.
120 театральных постановок.