Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 51. Марк Розовский
Шрифт:
— Да, — согласилась со мной стюардесса. — Но это наша данность.
— Какая, к черту, данность?.. Это преступление! Идти на грозу в пьяном виде!
— Совершенно верно, — улыбнулась стюардесса. — Хуже не придумаешь. Лучше околеешь. Могу предложить французскую парфюмерию по сниженным ценам.
В этот момент самолет ухнул в яму, мы все чуть не лишились дара речи. Многие в ужасе закричали.
— А ну, тихо!.. — строго сказала стюардесса. — Всем оставаться на своих местах до полного…
Она не договорила. Наш самолет кувырнулся в воздухе и врезался в какое-то облако. Начался конец света, именуемый в просторечии разгерметизацией самолета.
— Господа! — закричал я. — Я требую…
— Поздно, — шепнул мне мой сосед.
— Я требую немедленного суда над этим Тютькиным!
Стюардесса захохотала мне в ответ каким-то сатанинским смехом.
— Прекратите дергать команду, — зашипел мой сосед. — Все равно уже ничего не исправишь.
— В самом деле… Дайте господину Тютькину немного времени, чтобы он протрезвел и довел машину до намеченной цели. Не нервируйте нашего командира! — раздался чей-то голос.
Тем временем самолет наш летел носом вниз — вот-вот мы должны были врезаться в землю.
— Все не так плохо, как вы нам рисуете! — сказал сосед. — Посмотрите в иллюминатор — видите, крылья еще не отвалились, мотор пока нормально дребезжит…
В следующий миг мы испытали удар страшной силы. За ним последовал взрыв, нет, серия взрывов.
Я открыл глаза — ноги стюардессы обнимали мои щеки.
— Где мы? — спросил я.
— На Кудыкиной горе, — ответила она. — Какие у вас претензии к аэрокомпании?
— Этот Тютькин… сволочь… жив?
— Что вы его ругаете?.. У человека вчера был день рождения… надо же было как-то отметить… Уважительная причина…
1997
На этой неделе лидер оппозиции встретился с хозяином коррупции. Встреча происходила в теплой обстановке — при температуре 86 градусов — и на высшем уровне — где-то на верхней полке бани, в спецпарилке, в голом виде и с глазу на глаз.
— Поддай, — сказал лидер оппозиции.
Они поддали.
— Мне нужно…
— Возьми — сказал хозяин коррупции.
Они взяли на грудь еще по стакану.
Затем перешли к делу. Для начала лидер оппозиции попросил подцержки на предстоящих выборах.
Хозяин коррупции сказал:
— На.
И взамен попросил смочить веничек. Лидер оппозиции тут же смочил.
— Хочу завтра к Хусейну в гости слетать. Хусейн — хороший человек. Добрый.
И слегка хлестнул хозяина коррупции. Хозяин коррупции сказал:
— Ой… Мне надо тут… один авианосец продать. Ты не знаешь, кому?
— Знаю. Продам.
— Тогда и танки возьми. У меня шестьдесят танков в наличии простаивают.
— Хорошо. Но кто мне тогда за это секретаря контрольного управления уберет?
— Договорились. Но ты тогда Мухамеда в покое оставь.
— Зачем тебе Мухамед? Он преступник, твой Мухамед. Мафиози.
— Ф-фу, не болтай слова, которые не понимаешь. Он дерзкий!.. Ну взял двадцать пять заложников, ну расстрелял одного… Двадцать четыре ведь целы остались.
— Мухамед — плохой человек. Недобрый.
— Добрее тебя. С ним же разговаривать надо. Вот я же с тобой разговариваю. Вы никто с ним не умеете разговаривать.
— Давай, я поговорю. Но сначала ты с ним поговори, чтобы он со мной поговорил.
— Я поговорю. А ты с Прохором поговори…
— Поговорю, поговорю… Но если ты мне дашь с Мухамедом поговорить.
— Я тебе дам Мухамеда, если ты мне дашь Прохора и Авдеича… А лучше Сигизмундыча… Мне очень нужен Сигизмундыч.
— Да Сигизмундыч ничего сейчас не решает. Решает Терентьич.
— Тогда Прохора не надо. Я лучше сразу на Билла выйду. Или на Ли Фуня.
— Ли Фунь — это правильно. Но Ли Фунь мне самому пока нужен. У Ли Фуня хорошие связи с Мчебришвили.
— Мчебришвили уже убили. Нету уже Мчебришвили.
— Как?.. А я и не знал. Жалко Автандила. Хороший был человек. Добрый.
Они помолчали. Скупая мужская слеза смешалась с потом. Так плакать в России могут только сильные мокрые мужчины…
— Ты это… — вздохнул хозяин коррупции. — Обещай мне сначала Тюмень не трогать.
— Перевернись! — ласково сказал лидер оппозиции. — А что у тебя в Тюмени этой самой?.. Нефть?
— Да нет… У меня там Валька живет. В детсаду работает. Очень опасно, говорит, стало. Дети какие-то неуправляемые… За последний месяц — четыре изнасилования. Повариху и трех воспитательниц…
— А я-то тут при чем?
— Дети подвержены всяким дурным влияниям. Ты своими речами всех возбуждаешь — и больших, и маленьких. Валька просила, чтоб ты в этом году в Тюмень не приезжал. Чтоб все там было тихо, понял?
— Ладно, — сказал лидер оппозиции. — За Тюмень ты мне будешь Ямал должен. И Архангельск.
— Архангельск не дам. А Ямал бери. Но учти: он не моя зона.
— Моя, твоя… Зона у нас общая. Вот приду к власти, — мечтательно произнес лидер оппозиции, — и зона у нас на всех будет одна.
— Размечтался. Лучше скажи: ты на чем сидишь? Ты на моем алюминии сидишь.
— А ты на своем алюминии сядешь.
— Если я сяду, ты уже не встанешь.
— Раздухарился. Если я не встану, ты вообще ляжешь.