Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
— Благодарю, — тихо и отрывисто сказал он.
Микшин провел рукой по причесанным волосам, и Борисов понял, что тот волнуется.
Пока Борисов читал письмо Микшина, переданное ему капитаном Рыжовым, Микшин курил и, тяготясь молчанием, смущенно покашливал.
Закончив читать, Борисов пристально посмотрел на Микшина. Тот сокрушенно качнул головой и снова едва заметно улыбнулся. Борисов понимал, что Микшину стыдно и горько за свое прошлое и что ему крайне неприятна процедура встречи и объяснения с представителями органов госбезопасности. Но именно это чувство вины и гражданского долга он ставил теперь
— Когда вы написали это письмо? — спросил Борисов.
— Ночью. Накануне прихода сотрудников безопасности.
— Так. И вы действительно собирались его отправить?
— Конечно. Я уже говорил об этом.
«Да, зашевелились после процесса не только враги, но и друзья», — подумал Борисов и задал вопрос:
— Скажите, вам хотелось бы, чтобы ваше письмо сослужило пользу несколько раньше?
Микшин развел руками:
— Не знаю... то есть... не ради благодарности какой-то. Я помню о своем проступке... всю жизнь...
— Все ясно. Теперь о самом важном. Где же проживает этот Сомов? Знаете?
Микшин шумно вздохнул и откинулся на спинку стула:
— Да, я знаю. Но самое главное то, что он сейчас не Сомов, а Ушаков Геннадий Семенович.
— Живет где?
— Живет он в Куйбышеве, но точного адреса не знаю. Это легко установить в адресном столе.
— Как вы об этом узнали? И уверены ли вы, что он и сейчас там проживает?
— Куда же ему деться? У его жены там свой дом... Лучше я все расскажу по порядку.
И Микшин рассказал, как он оказался в немецком тылу и как познакомился с Сомовым.
— ...Срок я отбывал в тундре. Тяжело было, думал — не выдержу. Работал на шахте. В пятьдесят первом году в аккумулирующем штреке произошла авария, и я несколько часов простоял в холодной воде и простудился. Меня поместили в лагерную больницу. Когда я стал поправляться и ходить, в коридоре столкнулся с Сомовым. Он обрадовался встрече. Ну, и рассказал, что служил в немецкой вспомогательной части и попал в окружение наших войск. Это было уже в Германии. Он отсиживался в подвале, но его там обнаружили и потом судили. Суду он объяснил, что немцы его мобилизовали силком. Ну вот и ему, значит, дали десять лет. В больницу он попал потому, что ему вагонеткой раздробило на ноге палец... Там его называли Ушаковым. В пятьдесят третьем году я освободился, но еще три года проработал на шахте, чтобы накопить немного денег: у меня, что называется, не было ни кола ни двора. Мать жила на квартире, а в пятьдесят втором году она умерла.
Виктор Сомов освободился в пятьдесят пятом, женился и уехал с женой в Куйбышев — там у нее, как я уже сказал, свой дом. Он заходил ко мне прощаться — тогда и сказал об этом. Меня он не боялся, к тому же, считал, что за свою вину полностью понес наказание.
— А почему вы раньше не сообщили органам обо всем этом?
— Во-первых, я раньше думал, что десять лет для всех служивших у немцев — это стандарт. А во-вторых, первое время сам тяжело переживал свое положение и хотел от всего этого отрешиться. И только после Краснодарского процесса я понял, что Сомов легко отделался. К этому времени и я стал другим человеком. Я приобрел специальность... Работаю наладчиком станков, хорошо зарабатываю. Много читал, размышлял... И знаете, я хотел бы, чтобы меня вот теперь снова испытала военная
Борисов чувствовал, что Микшин говорит то, что выносил в мучительных раздумьях, и испытывал гордость за советское общество, которое дает возможность оступившемуся человеку встать на ноги.
Микшин вытер носовым платком лоб и чуть повернул голову в сторону. Борисов увидел на его шее широкий шрам.
— Это у вас ранение? — поинтересовался он.
Микшин смущенно улыбнулся, дотронувшись до шеи:
— Ранение... но не военное, хулиган сзади ножом ударил.
— Когда? За что?
— Понимаете, я заступился за человека, которого избивали... ну и пострадал немного. Я дружинник...
Борисов уже с любопытством посмотрел на Микшина:
— В общем, товарищ Микшин, спасибо вам. Сейчас пойдете отдыхать. Вам придется задержаться в Москве на несколько дней. Жить вы будете в гостинице.
19
Борисов прибыл в Куйбышев ранним утром. Он вышел из вагона и медленно пошел по краю перрона, чтобы отделиться от остальных пассажиров, спешивших к переходу. Он знал, что его встретят. С сумеречного неба почти отвесно падали крупные мокрые хлопья.
«Вот вам наша куйбышевская февральская оттепель», — услышал Борисов чей-то смеющийся голос.
К Борисову бодрым шагом подошел молодой человек в сером ратиновом пальто, в мутоновой шапке-пирожке и, улыбаясь, посмотрел в упор.
— Товарищ подполковник, здравствуйте. Капитан Лобанов. Поручено вас встретить.
Борисов протянул ему руку:
— Куда же в такую рань?
— Да прямо в управление.
Они вышли на привокзальную площадь. На стоянке их ожидала черная «Волга».
Медленно, словно остановилось время, занимался день. В еще размытых снегом сумеречных контурах к остановке подкатывали облепленные снегом троллейбусы; молча сновали люди. Из возвышавшегося над площадью здания управления железной дороги едва просвечивали огни. Город был будто погружен еще в дрему; его звуки казались приглушенными и сторожкими.
— Поедем? — осведомился Лобанов, открывая дверцу машины.
— Поедем. — Борисов сел в машину, снял перчатки.
Лобанов смел со стекол налипший снег и сел рядом с Борисовым. За кисеей снегопада проплывали небольшие двухэтажные кирпичные дома, низенькие бревенчатые особнячки, почерневшие от влаги.
— Никогда бы не подумал, что в центре Куйбышева сохранились такие дома. Я слышал, что здесь около девятисот тысяч населения. Где же размещается столько народу? Своеобразный город, стариной веет.
— В основном это ощущается только в Самарском районе, который скорее по традиции считается центральным, потому что это самый старый район, — пояснил Лобанов. — Но другие районы застроены современно. Особенно хорош Кировский. Но мне почему-то Самарский нравится больше всех. В нем есть своя прелесть, что-то чисто русское, не обезличенное стандартной застройкой. Летом здесь особенно красиво. Много зелени, Волга... И даже на окраинных улицах района асфальт. Если будет время, обязательно спуститесь парком Горького к Волге. Простор, старинный санный путь. Так и кажется, что слышится звон колокольцев под дугой... Я это люблю воображать...