Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15
Шрифт:
Многочисленные наблюдения и опыт убедили криминалистов, что человеку подвластно не так уже много черт его внешнего облика. Конечно, сделать себя неузнаваемым на первый взгляд — задача не из сложных. Скажем осторожнее: не из очень сложных. Парик, очки, мазок — тут, штришок — там, и вот уже с благоговейным почтением встречает зритель ковыляющего по сцене старичка, так и не распознав в нем любимого молодого артиста с устоявшимся комедийным амплуа…
Интересный случай из своей творческой биографии рассказывает народный артист СССР Николай Черкасов. Он работал тогда над ролью профессора Полежаева в фильме «Депутат Балтики». Это была трудная задача — ведь Черкасов был к тому времени
Пусть простит меня Николай Константинович, что я поминаю его имя в разговоре о преступности. Мне очень хотелось привести яркий пример не только сценического, но и житейского бытового перевоплощения, а примера ярче, нагляднее, убедительнее я не знаю.
Не противоречу ли, однако, я сам себе? Ведь я начал с утверждения, что человек не волен изменить свою внешность, а привел пример, подтверждающий нечто прямо противоположное. Нет, здесь нет противоречия. Талант, тренировка, техника, хитрость могут изменить лишь самые броские черты внешности, могут ввести в заблуждение несведущих людей. Но не криминалистов.
Многие слышали, быть может, такое привычное и вместе с тем странное выражение: «словесный портрет». Право же, оно звучит несколько странно — ведь под портретом мы привыкли понимать или зрительное или художественное изображение человека. А здесь — ни то, ни другое. Здесь — сухое, бесстрастное, протокольное описание внешности. Нарочито сухое, нарочито бесстрастное. Именно в этом-то, как говорится, вся соль.
Когда писатель или просто собеседник в живой речи стремится рассказать, как выглядит какой-либо человек, он старается найти свои, свежие, незатасканные слова, широко прибегает к ассоциации, сравнениям, гиперболам. Чем «новее» его слова, чем неожиданнее его сравнения, тем ярче, полнее, интереснее созданный им портрет.
В «словесном портрете» — все наоборот. Там пуще всего боятся «своих» слов и «своих» сравнений: они, оказывается, порождают лишь недоразумения и ошибки. Художественная точность и криминалистическая точность подчинены разным законам.
А «словесный портрет» изобретен криминалистами и служит только их «прозаическим» целям — целям розыска и опознания личности. Едва ли не главная его особенность — единая, точная, специальная терминология, не допускающая никаких кривотолков, никаких разночтений. Описываются же в нем лишь такие устойчивые характерные признаки внешности, которые не могут изменить ни обстоятельства, ни время, ни сам человек, такие, которые в своей совокупности никогда не совпадают со всеми признаками другого человека, как не совпадают отпечатки пальцев.
Рост, строение фигуры, общая форма лица в фас и в профиль, строение и размеры лба, носа, бровей, губ, рта, подбородка, цвет и разрез глаз, форма и строение деталей ушной раковины и многое другое — неизменяемо и описанное при помощи специальной терминологии дает точный «словесный портрет» человека, по которому следопыт его найдет и идентифицирует, то есть установит тождество найденного с тем, кого ищут.
Именно способ идентификации личности по «словесному портрету» был применен криминалистами при розыске Светланы Соколовой — девочки, потерявшейся во время войны. Только здесь сличали не человека с его описанием,
Замечательная точность «словесного портрета» позволила видному советскому криминалисту профессору С. М. Потапову довести до победы эксперимент, о котором многие знают по рассказам Ираклия Андроникова… Профессор Потапов «осмелился» сличить при помощи «словесного портрета» не фотоснимки, а живописные портреты. Это понадобилось для того, чтобы определить — Лермонтов или не Лермонтов изображен на так называемом «вульфертовском» портрете, найденном Андрониковым во время его розысков литературных реликвий.
Профессор Потапов сличил «вульфертовский» портрет с репродукцией с миниатюры, написанной в 1840 году художником Заболотским, ибо Лермонтов на портрете Заболотского и предполагаемый Лермонтов на «вульфертовском» портрете изображены в одинаковом повороте. Профессор сделал с портретов фотографии равной величины, избрав в качестве масштаба расстояние между окончанием мочки уха и уголком правого глаза на портрете Заболотского.
Когда лица на портретах стали одинакового размера, по ним изготовили два крупных диапозитива и наложили их друг на друга.
В двух случаях портреты не совпали бы. Во-первых, если на портретах были бы изображены разные люди. Во-вторых, если бы художники, которым позировал один и тот же человек, нарушили пропорции между отдельными частями лица. К счастью портреты писали хорошие художники: при наложении диапозитивов совпали и брови, и глаза, и носы, и губы, и подбородки, и уши — все без исключения устойчивые признаки лица: на «вульфертовском» портрете был изображен Лермонтов, предположение И. Андроникова подтвердилось.
Человека выдает не только внешность, но и многое иное, что присуще ему одному, что выделяет его из других — похожих и непохожих, и при этом обладает еще стабильностью — не меняется и не может быть изменено. Такова, например, осанка, то есть привычное положение туловища, головы, рук, таковы многие привычки, незаметные подчас для самого «хозяина» и практически неподвластные его желанию скрыть их, — своя, характерная манера закуривать, тушить окурок, морщить лоб, хмурить брови, прикрывать глаза, кривить рот, поджимать губы, подмаргивать, почесываться и т. д. и т. п.
К числу таких строго индивидуальных человеческих свойств относится, как недавно установили, и голос. В мире не найдется двух людей, обладающих совершенно одинаковым голосом, совершенно одинаковыми особенностями речи. Важно лишь суметь их различить.
В активе криминалистов уже есть опыт поимки преступников исключительно по голосу. Об одном случае, происшедшем несколько лет назад в Западной Германии, стоит рассказать: он интересен своей новой криминалистической техникой.
Злодеяние, раскрытое с ее помощью, завезено в Европу с другого берега океана, где оно имеет даже специальное название («киднэппинг»). Преступник похитил семилетнего малыша и, позвонив его отцу, предложил «выкупить» своего сына, угрожая в случае отказа убийством ребенка. Отец не знал, что к тому времени мальчика уже не было в живых, и поэтому согласился уплатить «выкуп», хотя астрономическая сумма, названная вымогателем, была ему заведомо не по карману. Не имея возможности самостоятельно выпутаться из этой истории, отец обратился в полицию.