Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– Кулечек бы мне, девушка.
– Что?
– Бумажный пакетик... Извините великодушно. Не воспринимаю крылатой техники. Противопоказана. Вынужден летать в силу необходимости.
– Вы не тревожьтесь, гражданин. Долетим хорошо.
Суровая старушка в старинном национальном платье, сидевшая рядом с тучным человеком, не выдержала, презрительно фыркнула:
– Тоже мне мужчина!
– Достала из сумки целлофановый мешочек, бросила соседу: - Вот вам пакетик. Непромокаемый.
Таня, невозмутимо улыбаясь, отошла от толстяка. Взяла в багажном отсеке поднос
Человек в роговых очках, по виду корреспондент, машинально брал леденцы, один, другой, третий, а сам не сводил глаз с бортпроводницы.
– Ужасно милое лицо! Великая находка! Скажите, пожалуйста, можно вас увековечить на пленку моего аппарата?
– А зачем? С какой стати?
– Кто знает, может, попадете на обложку "Огонька" или "Смены".
– И он молниеносно снимает смеющуюся стюардессу.
Пять минут, всего пять минут осталось ей жить.
Таня подошла с подносом к белокурой женщине, сидевшей рядом с корреспондентом. Пассажирка со страдальческим выражением лица брала конфету левой рукой, а правой пыталась снять с распухших ног узкие, на высоких каблуках, новенькие туфли. Когда ей наконец удалось освободиться от тесной обуви, по её лицу разлилось сладчайшее блаженство. Плохо быть простым, рядовым человеком. То ли дело - королева! У неё в числе прочих придворных служителей есть камеристка для особых поручений: разнашивать обувь, сделанную придворным башмачником. Разнашивала до тех пор, пока она на становилась мягкой, совершенно безопасной для вельможных ножек.
Бортпроводница перешла на правую сторону и молча предложила конфеты пассажирам...Андреевым, как она полагала.
Суканкасы переглянулись, отрицательно помотали головой. Ни тот ни другой не взглянули на стюардессу. Рано? Боялись потерять запал?
Таня не спешила уйти. Смотрела на глухо застегнутые плащи пассажиров и говорила:
– У нас жарко. Разденьтесь. Я унесу одежду на вешалку.
Ей ответил старший налетчик:
– Спасибо. Мы так и сделаем. Но не сейчас. Мы потом разденемся и позовём вас.
Таня пошла дальше. Во втором ряду справа сидели два солдата-отпускника с черными погонами связистов. Один успел крепко задремать. Другой бодрствовал. Он, смущаясь, сгреб с подноса целую горсть конфет.
Таня поощрительно улыбнулась ему: все, мол, хорошо, не стыдись, парень!
Делая своё привычное дело, она время от времени бросала взгляды в хвост самолета, туда, где сидел Ермаков. И он не сводил с неё грустных глаз. Тихо шевелил губами, шептал - для самого себя:
– Будь счастлива! Всегда! Везде! До глубокой старости. До последней своей минуты.
Ан-24 стремительно помчался по сухому, шершавому бетону взлетной полосы, отделился от земли и круто взмыл над морем. Стал виден могучий и мутный горный Чорох. Глубоко в море вторгся, но не желает растворяться в нём. Живёт особо. Коричневато-жёлтый остров в синем море. И с высоты это особенно хорошо видно.
Расчудесный осенний
Пролетев немного по прямой, Ан-24 свернул направо, пошел вдоль Батуми, с его резко обозначенными гнездами новых высотных домов. В порту и на рейде-целая эскадра кораблей. На пляже-многолюдно. Горы еще зелёные.
Прошло четыре минуты после взлета Ан-24. Мир для Тани был полон солнца. Она все еще не покинула пассажирского салона. Её внимание привлёк пассажир, пожалуй, самый весёлый. Молодой. В белой нейлоновой рубашке. Кудрявоголовый. С огненными глазами. Порядочно выпивший. Увидев перед собой стюардессу, он всплеснул ладонями, восторженно заорал:
– Вай-вай-вай! Девушка предлагает мужчине конфеты! Позор для рыцарской Грузии. Не по-зво-лю! Я буду угощать вас, девушка!
– и, достав из портфеля огромную коробку шоколадных конфет, протянул бортпроводнице.
– Вот, берите, пожалуйста!
– Что вы, что вы! Спасибо.
Таня замахала руками, убежала к себе. "К себе" - это значит в багажное отделение. Там она ухитрилась выгородить уголок для стюардессы.
Пассажир с огненными глазами, в белой рубашке, с восхищением посмотрел ей вслед. Сказал всем и никому в отдельности:
– Гордая девушка. Умная девушка. Правильная девушка. От незнакомого мужчины нельзя принять даже бескорыстную улыбку. Я знал, что она откажется. Ничем не рисковал. Эта коробка предназначается другой. Моей сестрёнке. Она сегодня замуж выходит. Весь Сухуми будет гулять в её доме. Настоящего джигита подхватила. Бочонок вина выпивал мой будущий зять-и не пьянел.
Пассажиры смеялись. Смеялся и рассказчик.
На самолёт надвигался Зелёный мыс, Чаква, Кобулети.
Таня подошла к молодоженам, но те не замечали её. Ермаков поднялся, взял стюардессу за локоть.
– Мимо, Таня, мимо! У влюбленных своих сладостей хватает. А вот нам с Лолитой и её мамой горько.
Послышался звонок, мелодичный и нежный. Палач вызывал свою жертву, им же приговоренную к смертной казни. В одном случае, только в одном готов её помиловать: если она передаст в руки пилотов его письмо-ультиматум, в котором под угрозой взрыва Ан-24 он требует лететь не в Сухуми, а в Турцию. Откажется девочка выполнить его волю-получит пулю в голову или прямо в сердце, смотря по обстоятельствам.
Таня обернулась и увидела над первыми справа по борту креслами зеленый огонек сигнальной лампочки. Оставила поднос с конфетами в заднем багажном отсеке и пошла на вызов.
– Я вас слушаю!
Она стояла вполоборота к своим палачам. Левое плечо слегка прислонено к закрытой двери переднего багажного отсека. На её лицо медленно наползала тревога. Ей стало не по себе от того, как на неё смотрели двое мужчин - отец и сын.
– Зачем вызывали? Хотите раздеться?
– спрашивала нормально, деловито, а сама отчаянно искала взгляд Ермакова.