Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14
Шрифт:
— У тебя, мамаша, ключи от квартиры есть? — вмешался в разговор Никитин.
Он не любил продолжительных бесед, как всякий человек действия.
— Ну?
— Чего «ну»? — передразнил Никитин. — Я тебе не мерин, а офицер московской Краснознаменной милиции.
Наумова посмотрела на Никитина с испугом, видимо, полный титул московской милиции сыграл свою магическую роль.
— Есть, — ответила она.
— Открывай.
— Ольга Вячеславовна сердиться будут.
— Мы ее, мамаша,
— Ну, если так...
Сказала Наумова это с видимой неохотой, поглядывая на трех милиционеров недоверчиво.
Она раскрыла большую клеенчатую сумку, достала связку ключей. Их было много, штук шесть. И Белов почему-то вспомнил пьесу «Васса Железнова», которую смотрел перед войной, и вспомнил брата Вассы — Прохора, который собирал странную коллекцию ключей и замков. Много, наверное, отдал бы он за этот набор.
Никогда еще не приходилось Белову видеть столь сложные конфигурации бородок ключей. Они по форме напоминали маленькие крепости с зубчатыми стенами и приземистыми башнями по бокам.
— Да, — изумился Никитин, — штучная работа, большой цены вещь.
Наумова как-то испуганно подошла к двери, постояла некоторое время, не решаясь вставить ключ в замок, потом трясущейся рукой попыталась вложить его в фигурную скважину.
— Эх, мамаша, — Никитин взял у нее из рук связку и начал работать ключами.
Замки щелкали, отдавались металлическим звоном. Наконец первая дверь распахнулась. Никитин достал фонарик и осветил полумрак тамбура. Еще одна дверь. Еще набор замков.
Они увидели темный коридор, пол его был застелен ковровой дорожкой, на которой что-то лежало.
— Я же убиралась утром, — сказала за спиной Никитина женщина, — все в порядке было.
— Хозяйка! — позвал Никитин, войдя в коридор. — Эй, есть кто живой?
Белов, войдя следом за ним, нажал на рычажок выключателя.
Свет в Москве давно был тусклым, фонарь мутного хрусталя, зажатый по бокам грудастыми серебряными дамами, висел под потолком. Никитин наклонился над темным предметом на ковре.
— Между прочим, котиковая шуба, — сказал он.
Никитин предчувствовал событие, и сердце его наливалось яростью.
— Подожди, — Белов распахнул дверь в комнату.
Большой круглый стол, стулья, картины на стенах. Вторая дверь вторая комната. Письменный стол, модели мостов, паровоз с большими медными колесами. Плотный ряд фотографий в темных рамках, написанный маслом портрет человека в путейской форме, диван. Третья дверь — третья комната. Совершенно темная, запах духов и еще чего-то, а вот чего, Белов не понял. Он лучом фонаря пересек комнату. Стены, обитые голубым материалом, голубые шторы, голубой ковер на полу, стол, шандалы со свечами...
На полу лежала женщина в голубом халате, беспомощно откинув
— Никитин! — крикнул Белов. — Свет! Немедленно свет!
Он наклонился над женщиной, взял ее почти невесомую руку, нащупывая пульс. Наконец под пальцами дрогнула кожа.
— Врача! — крикнул Белов. — Никитин, звони нашим!
Данилов
В странно голубой комнате горели свечи. Свет их прыгающе отражался в двух огромных зеркалах. Пахло лекарствами, духами и ладаном.
Данилов взял со стола странную колоду карт. Выкидывая одну за одной, он глядел на сложное переплетение фигур и цифр на атласных рубашках и вспомнил, как в четырнадцатом году в Брянске, когда он был еще совсем юным реалистом, все покупали гадальные карты девицы Ленорман, предсказавшей гибель Наполеона.
— Доктор, — спросил Данилов, положив карты, — как она?
— Ее ударили тупым предметом по голове, она потеряла сознание. Но сердце крепкое, думаю, все будет в порядке.
Вошел Муравьев, с интересом оглядел комнату.
— Иван Александрович, мы тайник нашли.
— Где?
— В гостиной.
— Пустой, естественно?
— Конечно.
Данилов встал, прошел по коридору мимо сидящих, как скованные, испуганных понятых и вошел в гостиную. Огромный ковер был скатан в трубку, и в полу зияло квадратное отверстие.
Данилов подошел, опустился на колени.
— Ну-ка, посвети мне.
Эксперт зажег фонарь, и Данилов увидел металлический ящик, вделанный в пол, крышка его была умело покрыта паркетом, так что почти не отличалась от остальной поверхности.
— Посвети-ка, посвети.
Луч света уперся в дно ящика, покрытое пылью, в углах засеребрилась паутина.
— Я так думаю, что в этот тайник года четыре никто не заглядывал. Ищите, просто так хиромантов у нас в городе по голове не бьют.
Он снова вернулся в эту странную комнату, напоминающую кадр из какого-то немого фильма, которые крутили во время нэпа на Тверской.
— Мы сделали ей укол, — повернулся к нему врач, — надеюсь, что скоро она придет в себя.
И словно в ответ женщина застонала и попыталась сесть.
— Лежите, лежите, — взял ее за плечи врач.
— Нет, — неожиданно звучно ответила она и села.
И Данилов увидел глаза. Только глаза. Огромные и темные, казавшиеся бездонными в свете свечей.
— Кто вы? — спросила она.
— Мы из милиции.
— Тогда убейте его.
— Кого?
— Он пришел и потребовал все деньги и драгоценности. Я отказала, тогда они накалили на керосинке гвоздь и начали прижигать мне руку.
— Он или они? — перебил ее Данилов.
— Их было двое...