Антология советского детектива-46. Компиляция. Книги 1-14
Шрифт:
— А ты меня, начальник, не пугай.
— А я тебя и не пугаю. Я для чего веду нашу неспешную беседу? Чтобы ты понял, сколько еще жить осталось. И не смотри на меня так. Твои показания нам нужны для формальности. Виктор наговорил столько, что нам этого вполне достаточно. Тебя сейчас в камеру отведут, так ты подумай по дороге, один пойдешь в трибунал или с компанией.
— А если я скажу все, — задержанный, прищурившись, глядел на него, — будет мне послабление?
— Ты что, впервые на допросе? Нет у меня права смягчать или ужесточать приговор. У меня есть одно право: написать, как ты себя вел на предварительном
Задержанный молчал. Пальцы его побелели, так плотно он сжал руками сиденье стула.
— Думай. А я пойду. Только не мотай нервы моим людям. Они сегодня водку, как ты, не пили, они работали.
Данилов пошел к двери.
— Погоди, начальник...
Иван Александрович оглянулся.
— Ты хоть соври, начальник, хоть пообещай. Мне же тридцати нет.
— А зачем мне врать, разве ложь приносит радость?
— Мне сейчас все радость принесет. Жить-то хочу.
— А ты думаешь, Олег Пчелин, которого ты подстрелил сегодня, не хотел жить? А женщина, которую вы чуть не убили?
— Сука она, начальник. Падло буду, сука. Она с ними повязана.
— С кем?
— С Розановым этим.
— Виктором?
— Шестерка, дерьмо. Дядька у него всем заправляет. В большом авторитете он. Среди наших кличка ему Адвокат.
— А при чем же здесь старуха?
— У нее вроде малины с девками.
— А ты ничего не путаешь?
— Нет, начальник, слово мое верное. Я сам-то в Москве двадцать дней всего. Еще их всех дел не знаю. Но слышал, что у гадалки этой и деньги, и рыжевье [36] , и камни. Думал, возьму и подамся в Ташкент. Вот и начал этого фрайерка подговаривать. Пошли к ней да пошли. А он на деньги падкий. Девок больно любит. Дядька ему кидает скупо, а девки нынче вино да шоколад любят.
36
Золото, мелкие золотые изделия и вещи (воровской жаргон).
— Ты бы хоть фамилию назвал для порядка.
Данилов вернулся, взял стул, сел рядом с задержанным.
— А я тебя, начальник, знаю. У нас в Питере про тебя слухи ходили.
Данилов усмехнулся и ничего не ответил.
— Так все же как твоя фамилия?
— Их у меня за двадцать девять лет штук семь было.
— Ты мне настоящую скажи.
— Лапухин я, Мишка Лапухин. Кликуха моя Валет.
— Ну вот видишь, и познакомились. Ты мне, Миша, одно скажи: ты Царевича знаешь?
— Пацана этого? Видел, только он не у Адвоката работает. Адвокат вроде перекупщика. А есть люди, которые магазины молотят. Продукты Адвокату сдают, а кто они, не знаю.
После разговора с Валетом пришел Белов и подробно доложил о допросе Виктора Розанова.
Его дядя оказался весьма любопытной фигурой. В тридцать шестом году его исключили из коллегии адвокатов за неблаговидные дела. Он устроился юрисконсультом в артель, выпускавшую трикотаж, начал спекулировать антиквариатом. В сороковом попал в Ригу. Здесь в показаниях Розанова-младшего оказались некоторые провалы. Что делал его дядя в Риге, Виктор не знал. С самого начала войны он был освобожден от военной службы, в мае сорок первого
Виктор по памяти нарисовал план дачи. Находилась она в Почтово-Голубином тупике. Дальше начиналось поле, за ним железная дорога и лес. Теперь все начинало складываться. Розанов скупал у банды продукты, реализовывал их частично на рынке, а большая часть оседала где-то. Вот это где-то и необходимо было выяснить.
И конечно, главное — банда. Где они — Розанов должен знать наверняка. Вообще-то, конечно, дело странное. Убийства, грабежи, спекуляции и вдруг типографский шрифт. Неужели Розанов хотел наладить производство фальшивых продовольственных карточек?
В час ночи Иван Александрович решил поспать, благо Розанова решено было брать на рассвете. Пока дом блокировали. Данилов открыл сейф, старинные куранты звонко отбили свою мелодию. Перезвон старого менуэта напомнил ему лес, утро, восход солнца.
На верхней полке лежал маузер в побитом деревянном футляре. Иван Александрович вынул его, вщелкнул обойму, проверил патроны.
Тупорылые, в гильзовой латуни, они плотно лежали в приемнике. Данилов, усмехнувшись про себя, подумал, что самым изящным и совершенным изобретением человечества за всю его многолетнюю историю стали средства уничтожения.
Иван Александрович протер маузер чистой тряпкой, снимая с него остатки смазки. Без стука распахнулась дверь, на пороге стоял Никитин.
— Иван Александрович, Грузинский вал, дом 143, магазин...
— Сторож?
— Убит.
Данилов
(ночь)
Автобус, надсадно ревя, мчал по пустынной улице Горького. Данилов молча глядел в окно. Он не мог говорить, боясь сорваться, и его люди, знавшие начальника не один день, молчали. Даже Никитин. Никогда еще Иван Александрович не испытывал такого острого чувства вины. За много лет работы в органах ему постоянно приходилось становиться причастным к чужой беде. Казалось, должен был выработаться иммунитет, притупиться острота восприятия.
Машину занесло на повороте. Недовольно зарычала собака. Тихо выругался Никитин.
— Где? — спросил Данилов.
— В этом доме, товарищ начальник, — ответил кто-то. Но тротуаре вспыхнул свет карманного фонаря.
Автобус затормозил.
Данилов выпрыгнул и, не отвечая на приветствия, пошел к дверям магазина.
— Свет! — скомандовал он.
Вспыхнули аккумуляторные фонари, осветив занесенный снегом тротуар, обмерзлые ступеньки магазина, распахнутую дверь и тело человека. Совсем маленькое на белом снегу. Казалось, что сторож просто прилег, поджав под себя ноги и вытянув вперед сухонький старческий кулачок.
— Где директор магазина? — спросил Данилов.
— За ним поехали, — ответил кто-то из темноты.
Данилов, обходя труп, вошел в магазин. Свет фонарей услужливо двигался вместе с ним, фиксируя разоренные прилавки, выбитую дверь в подсобку, разбросанные на полу продукты, горки крупы. Под ногами скрипел сахарный песок.
У прилавков, ручек, замков уже начали работать эксперты, а Данилову все время казалось, что он забыл какую-то важную деталь. Он вышел на крыльцо магазина и увидел. Телефонный аппарат на длинном шнуре стоял на ступеньках рядом с трупом, уже прикрытым брезентом.