Антология современной азербайджанской литературы. Проза
Шрифт:
…Я возвращался с пастбища домой. Встретил всадника в военной форме, с автоматом в руках. Взглянув на меня сверху вниз, он сказал:
— Вечером ваши ребята вели стрельбу над нашей фермой. Они подтрунивают над нами. Сейчас я убью тебя, чтобы это послужило им уроком.
— Брат, клянусь аллахом, я не имею об этом никакого понятия.
— Заткнись, пацан! Будет впредь знать ваш председатель, как бить палкой моего дядю.
— Но ведь это председатель ударил, так его и убивай.
— Ты не родственник ему, я тебя убью. Смотри вон туда, — он показал рукой в сторону деревни Эмралылар, — знаешь, сколько там погибает людей каждую ночь? Ты будешь одним из них…
Он направил дуло автомата в направлении моих ног. Я был растерян и сбит с толку, и тут же посыпались пули. Пыль и почва, мелкие камушки из-под моих ног поднимались
«Та-та-та-та…»
Что ни говори, но автомат — это очень мощное оружие. Иногда я думаю о том, сколько вреда причинил человечеству этот подлец Калашников. Возможно даже, что в мире нет другого подобного оружия, истребившего столько людей, как изобретенный им автомат. К тому же автомат гораздо больше гоготал в руках несправедливых и пристрастных людей.
Думая об автомате, я вспомнил, что в Агджабеди когда-то жил один известный человек — фронтовик Мамед (то есть член партии Народного фронта Азербайджана). Свергнув райком, он некоторое время удерживал всю власть в своих руках. Долгое время пулевые отметины автомата Мамеда были «украшением» здания Исполнительного комитета Агджабединского района и постамента памятника, стоявшего под зданием. Я иногда подолгу смотрел на эти пулевые отметины и даже поглаживал их! Эти следы от автоматных пуль казались мне все еще горячими. Словно Самед Вургун написал свои известные строки именно здесь: «Пули на холодных стенах…». Раньше перед зданием стоял памятник Ленину. Люди поговаривают, что Мамед обстрелял и его голову. Затем срезали верхнюю часть памятника чуть ниже плеч и сделали из него памятник Мамедэмина Расулзаде. «В груди Расулзаде в Агджабеди трепетало сердце Ленина». В нижней же части памятника красовались пулевые украшения фронтовика Мамеда… Места попадания автоматных пуль на белом мраморе были подобны распустившимся бутонам цветов.
«Ууууууу… Уууууу…»
Это, наверное, самолет… Истребитель. Однако мой сын не совсем точно подражает звуку истребителя. Звук истребителя как-то завихряется, изгибается и, по мере отдаления, гудит еще больше.
…Наши планировали атаку на деревню Хога Физулинского района, захваченную армянами. План был таков: сначала истребители поднимаются в воздух и подвергают деревню бомбардировке, затем движутся танки и БМП, а вслед за ними идет пехота. Ни истребители, ни техника не были пущены в ход, вперед пошли лишь солдаты. Дорогой ценой, ценой потери одного солдата на каждый метр земли, вошли они в деревню. Не попробовав белого вина, оставленного бежавшими армянами, штурмовики поднялись в воздух из Евлаха. Ввиду того что связь с воздухом не смогли наладить, им не смогли сообщить, что в деревне находятся наши. Евлах молчал… Это молчание нарушили бомбы, обрушенные штурмовиками на деревню Хога. Штурмовики были арендованы у русских за баснословную цену. У нас не было возможности покупать штурмовики и не было людей, умеющих ими управлять. Говорят, что русские намеренно истребили наших… Еще до захода солнца армяне вновь вошли в деревню Хога и овладели всеми ее стратегически важными высотами.
«Вчхчхчхчх… ыыыыынннн!..»
А это военная машина — русский «Урал» …
…Ходжавендские беженцы сопровождали отару овец, движущуюся по асфальтовой дороге между Агджабеди и Тахтакерпю. Неожиданно из-за поворота с ревом вынырнул один из этих «Уралов». Пастухи еле успели разбежаться по обе стороны дороги. Не замедляя скорости движения, «Урал» вклинился прямо в центр отары. Попавшие под колеса «Урала» овцы и ягнята, словно тряпки, ударяясь об его подкрылки, разбрасывались им по сторонам. Разделив все стадо на две части, «Урал» удалился.
Несколько пожилых мужчин отправились в штаб армии, расположенный в районном центре, чтобы выяснить причины произошедшей аварии. Начальник штаба никого не принял. Вечером один из пожилых мужчин настиг его при выходе с работы:
— Товарищ майор, дорогой, хозяева этих овец сражаются с врагом в Куропаткино. Их семьи и дети кое-как прокармливали себя пропитанием благодаря этим овцам, что нам теперь делать?
— Послушай, мужчина, ты сам хорошо понимаешь, что такое
— Клянусь вам, товарищ майор, мы в очень затруднительном и даже безвыходном положении.
— Что ты за человек! Машина, действующая согласно приказу, не может задерживаться! Что делала отара на асфальтовой дороге?!
— Но, милый мой, другой же дороги там нет.
— Иди, иди отсюда, не занимай мое время таким пустяками.
Оттолкнув в сторону мужчину, он приблизился к машине марки УАЗ. Мужчина не стерпел:
— Сволочи! Чтобы вы все подохли! Я отправлюсь прямо к президенту.
— Что хочешь, то и делай, но не разбрасывайся неприличными словами! Иди, иди…
Солдаты, стоявшие перед штабом, насильно выпроводили мужчину за ворота. Мужчина прислонился к одному из деревьев на тротуаре, глубоко вздохнул, затем посмотрел на своих товарищей, стоявших с опущенными головами, и сказал:
— Будь она проклята, эта судьба!
«Там-тарам-там-тууууум!!!»
На сей раз я не сдерживаюсь и совершаю самую настоящую атаку на военнослужащих своего сына. Наступив ногой на солдат, спустившихся с высот и выстроившихся в ряд на полу, я раздавливаю их, совершив один разворот кругом. А нога у меня, дай боже, сорок четвертый размер! Солдаты с оторванными головами, вывернутыми ногами, с упавшими автоматами… Военную технику я не трогаю. Как бы то ни было, самое главное — живая сила. Кто будет стрелять из пушек и из градов, если не будет людей?! Затем, собрав в охапку этих изувеченных игрушечных солдат, я разбрасываю их по углам маленькой комнаты общежития… А командиру подразделения даю пощечину:
— Вставай, одевайся, и ешь кашу! Не действуй мне на нервы!
И, конечно же, восстановив военное перемирие, я иду в комнату и спокойно продолжаю спать…
Действительно, правы те, кто говорит, что самая хорошая оборона — это атака. Я настолько утихомирил сына, что он не мог и пикнуть. Однако, когда я узнал, что он вновь хочет провести мобилизацию своих игрушечных солдат, у меня начались колики в селезенке. Об этом меня известила жена. Моя жена играет в нашем доме роль СМИ. Ежедневно вечером она рассказывает мне и членам семьи о разных новостях: перегорела лампочка, не работает видео, продают комнату в общежитии, поднялось давление у мамы, кончился хлеб и так далее. Должен сказать, что мы живем в непосредственной близости от моей тещи. Можно сказать, что живем вместе… Нас разделяет лишь стена. Должен заметить, что жить в непосредственной близости от тещи и тестя — это почти одно и то же, что соседствовать с такими странами, как Иран и Россия. В любое время они могут передавать сенсационные новости «СМИ страны», суют свои носы в «страны» для разрешения тех или иных вопросов в свою пользу, пользуясь для этого всевозможными внутренними конфликтами. А это, естественно, расшатывает политические устои мужской власти. Как бы то ни было, мужчина является главнокомандующим семьи. В руки жены можно передать всю власть — даже пост министра финансов, ей можно доверить даже государственную казну, но должность главнокомандующего уступать ей ни в коем случае нельзя! Хоть я и не служил в армии, в таких делах я имею большой опыт.
Должен признать, что мои тесть и теща, примерно так же как Иран и Россия, всегда настроены недоброжелательно по отношению ко мне и всегда бывают на стороне своих дочерей и внуков. Поэтому в связи с тем, что я провел жесткую политику в вопросе этого перемирия, они предъявили мне мягкую ноту:
— Не обижай ребенка. В его годы ты не умел даже штаны расстегивать.
Мои родственники, то есть мои родители, выступают в качестве международных организаций, так как живут вдалеке от нас — в районе, и изредка приезжают к нам. С виду хоть они и считаются с Россией и Ираном, поддерживая моих жену и сына, внутренне они принимают мою сторону, ибо семьей я управляю именно так, как они того хотят. Если требуется, при помощи «полиции», то есть при помощи больших и сильных кулаков, я обеспечиваю полную и окончательную победу над женой. Однако, несмотря на все это, я, не превышая норм приличия, смотрю сквозь пальцы на акции протеста жены, ее шушуканье с соседями, и даже позволяю ей иногда плохо обо мне отзываться. В любом вопросе я вначале оцениваю ее голос, выслушиваю ее предложения, в конечном счете делаю все так, как считаю нужным сам.