Антология современной азербайджанской литературы. Проза
Шрифт:
— Отныне будет та гора местом вашего поклонения, — сказал он, — все желания свои обращайте к ней, и Бога ищите на той древней горе…
А ночью он вновь проклинал себя:
— Ты должен был указать им не место своего духа, а научить каждого найти место своего сердца, призвать каждого прислушиваться к своей душе.
— Я указал им на тебя, — тело виновато посмотрело снизу-вверх, — привел свой род поклониться тебе. Я пришел служить тебе не только сухим стволом своим, но и всеми корнями, всеми ветвями своими.
— Разве не говорил я тебе, — в небесах вспыхнул
— Я хочу служить тебе не только по ночам, но и днем. Но отчего-то тебе не угодно то, что я делаю днем.
— Верно, ночами ты всецело предаешься мне. И днем, как сам говоришь, стараешься услужить мне. И службой этой отделяешь себя от меня. Мне нет никакой пользы от такого служения, такого поклонения. Если ты воистину хочешь служить мне, то не нужно ничего делать от своего имени.
— Но ведь у меня есть и своя жизнь. И если я не проживу ее, то умру.
— Ты и без того умрешь. Так живи, как живется, жизнь, которой ты живешь, не имеет иного исхода.
— Я знаю это, однако не хочу верить. Потому и стараюсь уберечься ото всего, что может грозить мне смертью.
— И от меня?
— И от тебя.
— А известно ли тебе, что, избегая одной смерти, ты приближаешься к другой?
— Мне неведомо, куда я иду, но знаю я, от чего убегаю. Моих знаний хватает лишь, чтобы познать это.
— А хочешь, я открою тебе все скрытые в тебе тайны, расскажу о подземных глубинах, вознесу к небесам. Но с одним условием: мы должны будем дать друг другу обет.
— А разве не было между нами обета, когда ты создал мир?
— Нет, это я не называю обетом. То было не днем творения, а днем расставаний, днем, когда мир покинул душу мою. С того дня и началось творение. Теперь же я хочу вернуть все, что покинуло меня, и сотворить из себя Бога. Хочу и тебя призвать к себе, хочу избавиться от этой двойственности — уничтожить различия между нами, хочу, чтобы мы с тобой стали единым целым, вновь стали едины.
— Так назови свои условия, дай нам свой обет, и мы запечатлеем его глазами своими.
— Своим потомкам, роду своему ты должен в точности передать сказанное мной. Я же облечу с тобой все миры, покажу тебе жизнь без смерти, открою тайну вечной жизни. И после этого исчезнет в тебе страх. Предаваясь мне, ты будешь рвать цепи законов, делающих тебя тобой, и жить, как я…
Договор был заключен. И стали приходить послания от Господа, и раб его, переводя эти послания на свой язык, заучивал их наизусть. Духом своим он взирал с небес на землю, а телом — с земли на небеса, дух его говорил, а тело внимало, однако сам он не знал, с небес ли смотрит на землю или с земли на небеса, говорит ли он или сам внемлет кому-то.
Записав в памяти послания духа, он вернулся к своему народу, своим потомкам. На городских площадях и улицах стали появляться глашатаи, громко читающие его послания. И слова эти доходили до каждого.
Когда же потомки наизусть затвердили книгу, ее разослали в другие края. Но жители чужих стран вернули книгу, заявив: «У нас есть свой язык, своя вера, своя книга, зачем она нам». Потомки его восприняли это как вызов Всевышнему, который в надежде своей сделал патриарха и род его своим посланником. Вооружившись, они под знаменем Создателя, которое поднял их патриарх, напали на соседнюю страну. А по пути патриарх послал в ту страну вестника:
— Я иду насытить вас хлебом Божьим!
Голодающие соседи, услышав о хлебе, успокоились и не оказали никакого сопротивления…
Ночью Господь молнией возник у изголовья раба своего:
— Гнездилище черта, ловушка дьявола, прежде чем обещать этим несведущим хлеб, ты должен был научить их отделять дух от плоти! Они не ведают о сокровищнице, хранящейся в их сердцах, — ты должен был указать им место этой сокровищницы! Прежде чем призывать их к единению, ты должен был, разделив, раздвоить каждого, поставить его перед самим собой — эти несчастные еще не знают, что в одной плоти носят они две жизни. Так откуда же им теперь знать, с кем ты призываешь их объединиться, кому предаться? Как научишь ты их своему языку, как насытишь их голодные желудки словом?
— Я в неприкосновенности донесу и до них твое слово. Укажу им путь, как мало употреблять пищи и в объеме насытиться. Я насыщу их алчущие чрева верой твоей, взращу мир на хлебе твоем. Да будет вечно имя твое у всех на устах!
— Теперь же ты подражаешь мне. Подражать значит не служить, а считать себя ровней мне. Кто ты такой, чтобы от имени моего насыщать людей, взращивать мир! От меня путь идет вовсе не к чреву, я не вмешиваюсь в дела утробы, я занимаюсь душами человеческими.
— Насытив их, я должен замесить их сердца на вере твоей. И тогда они хорошо будут слышать слово твое.
— Тебе никогда не насытить их. И голод, и сытость — равно убьют их. Не тебе дано вмешиваться в дела мира, каждый и без тебя найдет себе кусок хлеба. С одного склона горы ты не увидишь противоположного, как же тебе увидеть все беды мира? Лишь я могу зреть мирские горести и исцелять их, потому что я создал этот мир, я связан нитями с каждой его пылинкой. Тебе никогда не быть ровней мне! Творя выходящее за рамки моих повелений, ты противопоставляешь себя мне. Вижу, ты и этих несчастных хочешь заставить поклоняться своему Богу, только не забывай: поклоняющийся чужому Богу утратит своего! Каждый возвышается, лишь держась за своего Бога, каждый вознесется лишь на крыльях своего Бога. Другой может лишь разбудить Бога этого человека. Каждая книга нужна лишь для того, чтобы пробудить еще не написанные книги, несказанные слова.