Антонов. Последний пожар
Шрифт:
Переночевав в Инжавино, друзья взяли ружья и припасы и отправились на охоту на озеро Ильмень, расположенное в нескольких верстах поблизости. Погожее октябрьское утро радовало свежестью и пестротой красок. Постепенно растуманивалось. Сухая дорога извилисто вела вдоль оврагов, поросших пожухлой травой и мелким кустарником. Пёс Клокова по кличке Гордый бежал рядом и деловито обнюхивал знакомые места.
– Как хорошо тут у вас, Серёжа! – умиротворённо произнёс Чичканов. – А воздух какой! Даже звенит. Кажется, что потрогать можно. В городе не то. Душно там.
– Суета в городе,
– Да, ты прав. Борьба человека с человеком оторвала нас от природы. Грызём друг дружку хуже волков. Сколько крови русской пролито…
– Надеюсь я, Миша, что не зря. Новую жизнь строим во благо народа. Разве без ошибок что-то бывает? Говорят: лес рубят – щепки летят.
Клоков был глубоко убеждён, что партия находится на верном пути построения справедливого общества, и, когда уберут всех узурпаторов и другую контру, то настанет мирная счастливая жизнь. А его дело – быть полезным винтиком в большевистской машине и по мере сил помогать делу коммунизма.
– Нельзя жизнь человека называть щепкой. Мы уничтожаем сами себя, расстреливаем интеллект нации. О, время-время… Время хаоса и страданий, – философски сказал Чичканов, поправляя ружьё на плече.
– А я верю, Михаил, что настанет то время, когда народ вспомнит нашу борьбу, оценит её и скажет нам спасибо.
– Но что скажут потомки побеждённых? Тоже спасибо? – возразил Чичканов.
– Безжалостное время сотрёт память человеческую. Мы перевоспитаем детей наших врагов, привьём им наши ценности и идеалы. На земле останется одна правда – наша, – убеждённо произнёс Сергей.
– Не прав ты, Серёжа. Память стереть нельзя. Можно задавить, спрятать, заковать, но когда-нибудь она вырвется наружу и как весенний резвый поток сметёт всё на своём пути.
– Раз мы несём освобождение народу, значит за нами правда. И сила наша в этой правде. Для этого я служу партии, – горячо сказал Клоков.
– Надо, Серёжа, Родине служить. России и её народу, – задумчиво произнёс Чичканов, стряхивая с пиджака прилипшую паутинку.
– В этом я с тобой согласен. Пока не идёт крестьянин за нами. Зерно у него выгребаем и говорим, что это в его же интересах. Озлоблены мужики. Того и гляди, полыхнёт где-нибудь. Что там, в Москве, не понимают, что ли?
– Нужно потерпеть. Армии требуется продовольствие, и ты это знаешь не хуже меня. Вот победим белых, тогда полегче станет. Вздохнёт мужик.
– Вздохнёт, если не сдохнет, – печально скаламбурил Клоков.
За разговором охотники не заметили, как добрались до Ильменя – небольшого озера, сплошь поросшего камышом. Оно было несколько в стороне от населённых пунктов, поэтому здесь водилось множество уток и другой мелкой живности.
В утренних лучах поднимающегося солнца вода озера переливалась серебристыми бликами. То там, то здесь на поверхности расходились круги от играющей рыбы. С озера тянуло приятной прохладой и свежестью. Дышалось здесь легко и свободно. Вдоль одного берега рос небольшой лиственный лесок, любовно раскрашенный осенью в причудливые краски.
– Вот оно, счастье! – радостно воскликнул Чичканов, остановившись на окраине лесочка и разглядывая открывшуюся перед ним перспективу озера.
– Да, красивее мест вряд ли где сыщешь, – поддержал его Клоков. – Я много где побывал, а всегда вспоминал нашу природу. Здесь и берёзки какие-то другие. Родные, что ли…
– Посмотри, Серёжа, на эту красоту, – позвал Чичканов друга, раздвигая ветви кустарника.
На фоне чёрной земли и полусгнивших сучьев жизнеутверждающим пятном красовались три ярко-красных мухомора. И так это было неожиданно, что у Михаила Дмитриевича сладко заныло сердце. Он даже рукой потёр грудь.
– Отвык я от всего этого, – тихо произнёс Чичканов.
– Красиво, – согласился Клоков. В отличие от Чичканова, он частенько бывал в здешних лесах и привык к разного рода природным сюрпризам. – Залюбуешься, а внутри этой красоты – яд. Так и враги наши. Оболочка как у павлинов, но стоит копнуть поглубже – черень оттуда полезет.
– Видно и тут от политики не спрятаться, – досадливо сказал Михаил. – Давай постреляем. Это нам привычнее.
– Да и дичь к обеду не помешает, – оживился Клоков, сдёргивая ружьё с плеча. – Сейчас утка вкусная, с жирком.
Друзья увлечённо принялись за охоту. Подкрадывались к резвящимся уткам, целились и стреляли, а неугомонный Гордый приносил подстреленную дичь. Палили много и часто, не жалея патронов. Азарт охватил охотников.
Неожиданно из лесочка верхом на лошадях выехала группа всадников и направилась прямиком к ним.
– Не из наших, – сказал Клоков, всматриваясь в приближающихся людей.
Подъехав ближе, всадники спешились. Были они небриты, хмуры и вооружены армейскими винтовками.
– Здравствуйте, товарищи, – поприветствовал гостей Чичканов, опустив ружьё к ногам.
– Мы сейчас проверим, чей ты товарищ, – вместо приветствия зло посмотрел на него невысокого роста человек, вынимая наган из кармана. Это был Александр Антонов. Со своим отрядом он проезжал неподалёку и, услышав выстрелы, решил посмотреть, кто же там так смело палит.
– Товарищи, вы что? Это же товарищ Чичканов, председатель Тамбовского исполкома. Попрошу без фамильярности! – повысил голос Клоков.
– Тамбовский волк тебе товарищ, – оборвал его боец из отряда. – Я тебя, гнида, знаю. Не узнаёшь Токмакова? Не ты ли меня искал, чтобы арестовать?
– Крупная рыбка попалась, – произнёс третий бандит. (Это был Ишин) Потом грозно рявкнул: – А ну, ружья на землю! Быстро!
Чичканов и Клоков никак не ожидали встретить здесь бандитов, поэтому так беспечно наслаждались прелестями природы. Поворот от красоты к жуткой реальности был ошеломляющ.
– Мужики, возьмите ружья, патроны, а мы уйдём. Мы вам не враги, – попробовал уговорить бандитов Михаил Дмитриевич, складывая оружие.
– Злее врага у нас нет, – ответил ему Ишин, подходя вплотную к Чичканову и глядя тому в глаза. – Не ты ли, Чичканов, издавал приказы, чтобы у крестьян зерно выгребали? Помню я такой. В волостном исполкоме зачитывали. А несогласных под трибунал. Ты сам хлеб сеял? Ты на себе землю пахал, сволочь?