Антропогенный фактор
Шрифт:
Ни в унитаз, ни в препарированный труп я не поверил, как и в то, что он сейчас пьет. Скорее всего, как и я, занимался анализом ситуации и не хотел афишировать свою деятельность.
— Далась вам моя «легенда», — досадливо поморщился я. — К месту и не к месту поминаете. Сварливый вы человек.
— Какой есть! Что надо?
— Чтобы вы сопоставили характер повреждений комбинезона Марко Вичета и ран на теле Куги.
— Я уже все сопоставил и вам рассказал! У вас что-то с памятью?
— С памятью у меня все нормально. Я хочу, чтобы вы сопоставили расположение проколов и раны в шкуре имитанта с аналогичными
— Гм… — Борацци понизил тон. — У вас все?
— Пока все.
По характерному щелчку я понял, что медиколог отключился.
— Пить меньше надо, нервы беспричинно шалить не будут, — пробурчал я в пустой экран.
Я попытался вспомнить последний разговор с Марко Вичетом, но в памяти почему-то возник его фантом, висящий в воздухе у крыльца. Интуиция подсказывала, что память не просто так воспроизвела его — что-то в этом было, но что именно? Я прикрыл глаза, попытался проанализировать возникшую картинку и, кажется, понял, в чем дело. Подключился к мнемографу, снял мнемограмму, а когда на экране возникла четкая картинка, попросил секретаря определить по артикуляции губ, что говорит фантом и есть ли смысл в его кривляний.
Секретарь анализировал минуты три.
— Если опустить непроизвольное подергивание губ во время колебаний фантома в воздухе, то можно предположить, что он трижды повторяет одну и ту же фразу.
— Какую?
— Как трудно быть живым…
От неожиданности я отпрянул от экрана, и меня охватила оторопь.
— Как?.. — непроизвольно вырвалось из горла.
— Как трудно быть живым, — повторил секретарь.
На экране дергался фиолетовый фантом Марка Вичета и беззвучно шевелил губами. Фраза, приведенная секретарем, точно соответствовала движению губ. От такого заявления мертвеца можно и в загробный мир поверить… Действительно, трупом быть спокойнее — мертвые сраму не имут. Ничего они не имут, в отличие от живых. Впрочем, знаю я одного, которому трудно жить, и он покойников считает наилучшими пациентами. Но там, как говорится, совсем другая патология…
Да, но что этой фразой хотел сказать фантом Марко Вичета? Неужели это его последние слова перед смертью? Или это аберрации моей памяти, непроизвольно скорректировавшие движение губ фантома?
— Насколько точна мнемограмма? — спросил я.
— Девяносто восемь процентов достоверности.
— Могли ли два процента исказить артикуляцию губ настолько, чтобы изменить смысл фразы?
— Этого недостаточно для смыслового искажения. Два процента недостоверности могут сказаться лишь на произношении — добавить шепелявость, заикание, но не более.
— М-да… Что ж, и на этом спасибо.
— Пожалуйста, — индифферентно отозвался секретарь. — Вас вызывает медиколог.
— Соедини.
В этот раз Борацци появился на экране и впился в мое лицо своим знаменитым подозревающим взглядом.
— Откуда вы узнали? — мрачно поинтересовался он.
— Что узнал?
— О симметричности проколов по отношению к ране?
— Я этого не знал. Но предполагал, исходя из похожести повреждений шкуры имитанта и ткани комбинезона.
Борацци продолжал сверлить меня недоверчивым взглядом.
— В одном случае два прокола находятся на расстоянии тридцати двух, в другом случае — тридцати четырех сантиметров друг от друга. Ниже, сантиметрах в двадцати, перпендикулярно
— Любопытно… И что это может означать?
— А у вас не возникает никаких аналогий?
— У меня? Нет, с чего бы? А у вас?
— Есть некоторая похожесть…
Борацци наконец-то отвел глаза в сторону. Он опять мне не верил. Интересно, есть ли в мире человек, которому он верит и которого ни в чем не подозревает? Вряд ли… Если приходить к нему каждый день с бутылкой, непременно начнет ломать голову, почему зачастил, чего добиваюсь.
— И на что же это похоже?
— Вы никогда не играли с котенком?
Я удивленно вскинул брови.
— Играл, но при чем здесь…
— При том. Когда вы, играя с котенком, переворачиваете его на спину, он обхватывает руку передними лапами, впивается в нее когтями, а когтями задних лап начинает активно царапать кожу. Инстинкт хищника, разрывающего добычу. Догадываетесь, что будет с вашей рукой, если надумаете поиграть с диким котенком?
— Догадываюсь, но какое это имеет отношение…
— Вы просили аналогию, я вам привожу. Представьте, что перед вами взрослый дикий кот, имеющий на передних лапах по одному когтю, а задняя лапа у него одна и тоже с одним когтем.
Я посмотрел на Борацци долгим взглядом.
— М-да… Фантазия у вас буйная…
Он неожиданно усмехнулся.
— Какая есть. Delirium tremens. [3] У вас ко мне все?
Я покачал головой.
— Нет. Раз уж мы коснулись темы диких животных, то еще один вопрос. Можно ли создать свирепого имитанта или включить в установочную программу биокиберов агрессивные поведенческие функции?
Борацци немного помолчал, пожевал губами, затем достал трубку и закурил.
3
Delirium tremens (лат.) — белая горячка.
— В принципе ничего невозможного нет. Но дело в том, что все установочные программы поведения как биокиберов, так и имитантов составляют с кристаллоидным биоэлектронным наполнителем единую структуру, и любое изменение в установочных программах приводит к разрушению кристаллоидов. Создать установочную программу с агрессивными поведенческими функциями не составит особого труда, и вы ее можете использовать в виртуальных моделях. Но внедрить ее в имитанта или биокибера не получится, поскольку разработка кристаллоидных биоэлектронных структур весьма тонкое и кропотливое дело, на которое уходят годы. Конечно, после окончания разработки биоэлектронные структуры штампуют в промышленном производстве миллионами тонн, и сейчас насчитывается более тысячи разновидностей, благодаря чему, варьируя их в различных соотношениях, можно создавать имитантов с определенными поведенческими характеристиками. Но среди этих разновидностей нет ни одной программы с агрессивными поведенческими характеристиками по отношению к человеку. Ни одной — это запрещено законом. А создать такой кристаллоид кустарным способом — дело нереальное. Я удовлетворил ваше любопытство?