Анубис
Шрифт:
Решение за него приняла Клеопатра. До сих пор она, мурлыкая, терлась головой о его ногу, но тут вдруг остановилась, отодвинулась от Могенса и направила пристальный взгляд на Грейвса. Ее поведение резко изменилось. Она прижала назад уши, подняла шерсть на загривке дыбом, опустила радостно поднятый трубой хвост и нервно задергала им из стороны в сторону — явный признак страха или, по меньшей мере, настороженности. Похоже, Джонатан Грейвс не понравился кошке. Ехидное злорадство Могенса продержалось лишь мгновение, потому что, несмотря на ясный язык ее тела, Клеопатра продолжала продвигаться к Грейвсу, осторожно, но целенаправленно. Она заурчала — низкий утробный звук, напоминающий скорее собаку, чем кошку.
— Клеопатра?! — поразилась мисс Пройслер.
Кошка не среагировала на ее голос, хотя прежде всегда слушалась, а приблизилась к Грейвсу и принялась обнюхивать его тщательно начищенные туфли. Грейвс выпустил в ее сторону облако едкого дыма, но Клеопатра не позволила себя отпугнуть. Она подняла мордочку, сверкнула на Грейвса молнией из слезящихся глаз, потом, расставив лапки, устроилась на его ботинках — и наложила хорошую порцию отвратительно пахнущего жидкого кошачьего дерьма.
Мисс Пройслер издала почти комичный визгливый звук и прикрыла рот рукой, чтобы подавить готовый вырваться вопль, Могенс тоже, совершенно оторопев, вытаращил глаза и разинул рот. Он глазам своим не поверил. И если бы не ужасное, удушливое зловоние кошачьих экскрементов, которое мгновенно заполонило всю комнату, он пребывал бы в полной уверенности, что эта невероятная сцена ему просто примерещилась.
И все-таки мисс Пройслер не сдержала короткого сдавленного крика и теперь вместо рта прижимала руку к сердцу, а с ее лица сошла краска. И лишь Грейвс оставался абсолютно бесстрастен. Он не только не пошевельнулся — выпад Клеопатры не удостоился даже морщинки на его лбу или неодобрительного взгляда. Он, как ни в чем не бывало, сделал еще затяжку, выпустил новое облако густого дыма и небрежно стряхнул на кошку пепел своей сигареты. Клеопатра возмущенно фыркнула, одним прыжком отскочила в сторону и со свирепым мяуканьем и шипом дала деру из комнаты. Мисс Пройслер испустила третий, еще более пронзительный вопль и устремилась за ней.
— Несносная особа, — заметил Грейвс. — Она уже пыталась затащить тебя к себе в постель?
Могенс с трудом следил за его мыслью. Он продолжал пялиться на бурую вонючую кучку на ботинке Грейвса, которая уже начала растекаться и скапывать на ковер. Грейвс, казалось, не замечал этого. «Он играет роль, — подумал Могенс. Другого объяснения не могло быть. — Грейвс разыгрывает тщательно отрепетированную роль, и никто и ничто не заставит его сбиться. Но какую? И зачем?»
— Что ты сказал? — отрешенно переспросил Могенс.
Ему стоило немалого усилия оторвать взгляд от туфель Грейвса и посмотреть ему в лицо. Грейвса все еще окутывало серое облако дыма. Из левого уголка рта у него струйкой стекала слюна и оставляла за собой поблескивающий влажный след на подбородке, но тот не обращал на это внимания.
— Неважно, — ответил Грейвс. — Поскольку ты явно не настроен предаваться со мной воспоминаниям давно минувших дней, перейдем к моему предложению. Так оно тебя интересует или нет?
Могенсу неимоверным напряжением последних сил удалось-таки отвлечься от все возрастающего омерзения, которое поднимал в нем Грейвс, и сконцентрироваться на причине его появления здесь.
— Если я правильно помню, — сказал он, — пока что ты не сделал мне никакого конкретного предложения, которое я мог бы принять или отклонить.
— Все еще предпочитаешь тернистый путь, да? — покачал головой Грейвс. — Ладно, как хочешь. Я здесь, чтобы предложить тебе в высшей степени интересную и, между прочим, чрезвычайно выгодную работу. По разным причинам я не могу сейчас вдаваться в подробности, но могу тебя заверить, что ты останешься доволен. Речь идет о деятельности, которая во сто крат больше соответствует твоим способностям и твоим устремлениям, нежели то, чем ты занимаешься в этой провинциальной дыре. И, как я уже сказал, она будет высоко оплачиваться. Знаю, что деньги имеют для тебя не слишком большое значение, но даже человеку с такими скромными потребностями, как твои, со временем понадобится больше, чем все это здесь.
Два предпоследних слова он произнес с подчеркнутым пренебрежением и гораздо громче остальных. Он поднялся, жадно затянулся и как-то ненатурально начал мерить шагами комнату, во-первых, ожесточенно жестикулируя и, во-вторых, оставляя за собой на ковре бурые, тошнотворно пахнущие пятна.
— Не маловато ли информации? — спросил Могенс. Ему было нелегко контролировать свой голос, хоть он и старался. И все труднее удавалось выносить Грейвса. Вонь от его сигарет и наследство, оставленное Клеопатрой, соединялись в зловоние, от которого Могенса в прямом смысле тошнило. Он пару раз сглотнул слюну, чтобы избавиться от горечи, собравшейся под языком, и неспешно продолжил: — Мне показалось, ты ждешь от меня, что я брошу все здесь и доверюсь тебе на слово. И почему, ради всего святого, я должен это сделать? Довериться? Тебе?!
И тут же раскаялся в последних словах. Ему не хотелось выказывать Грейвсу силу своих чувств к нему, даже если тот наверняка о них знал. Как бы то ни было, Грейвс не заострил на этом внимания — он только на мгновение приостановил свое безостановочное мелькание по комнате и посмотрел на Могенса чуть ли не с жалостью.
— Ты меня разочаровываешь, профессор. И, с позволения сказать, оскорбляешь мои умственные способности. Что ты себе воображаешь, Могенс? Я даю себе труд месяцами выяснять место твоего нынешнего пребывания, проделываю путь через полстраны, и все только для того, чтобы сыграть с тобой глупую шутку?
Он покачал головой. Рука, обтянутая перчаткой, поднесла сигарету ко рту, и его лицо снова исчезло в мерзостно-серых клубах. Могенсу показалось, что и волосы Грейвса шевелятся чудовищным образом, как клубок извивающихся змей или червей. Но, должно быть, и это впечатление порождал шлейф дыма, окутывающий его голову.
— Не знаю, что и думать, — сказал Могенс. — После всего, что между нами произошло, ты действительно ждешь, чтобы я тебе доверял?
— Тогда все твои сомнения, правду я говорю или нет, совершенно не имеют смысла, — усмехнулся Грейвс. Его зубы вдруг показались Могенсу гораздо острее, чем выглядели до сих пор. Они были покрыты желтым налетом, а за ними ворочалось что-то черное и рвалось наружу. — Могу тебе кое-что пояснить, но не много. Если ты примешь мое предложение и поедешь со мной, сам поймешь причину моей сдержанности. Пока что скажу тебе только, что речь идет об исследовательском проекте колоссальной важности. Если добьемся успеха — в чем я нимало не сомневаюсь — снискаешь больше славы и научного признания, чем даже можешь себе представить. Чего же здесь долго раздумывать? Раз уж для тебя не так важно выбраться наконец из этой дыры, подумай, по крайней мере, о представившейся возможности. Я говорю о по-настоящему великом научном открытии. Может быть, важнейшем с зарождения современной археологии. Ты будешь полностью реабилитирован, когда твое имя в связи с ним появится в бесчисленных статьях и научных трудах. Я уж не говорю об учебниках истории.
— Ты что, нашел Ноев ковчег? — сыронизировал Могенс. Он хотел рассмеяться, но не смог, и вместо смеха получилось нечто неприятное, что еще долгое время висело в воздухе.
— Нет, — серьезно ответил Грейвс. — Он уже найден, больше пяти лет назад.
— Это… это что, шутка?
Грейвс проигнорировал его вопрос.
— Ну так как, ты заинтересовался? — вернулся он к теме.
Могенс долго и напряженно размышлял. Но ни к чему не пришел. Он не мог доверять Грейвсу после того, что тот с ним сделал.