Анук, mon amour...
Шрифт:
– Вижу, вам знакомо это имя.
Кем бы он ни был, этот парень из гостиницы, но Эрве Нанту он быть не может. Бумажных гепардов Джой Адамсон ему ни за что не приручить.
– Он не Эрве Нанту.
– Ну да. А я – не Дидье Бланшар. А вы – не Ги Кутарба… Вы были в номере мадемуазель О-Сими?
– Нет.
– А портье утверждает, что были. Какой ему смысл врать?
– Не знаю.
– Мадемуазель О-Сими Томомори была зверски убита в мае позапрошлого года.
Зверски. Убита. Голос Бланшара едва доносится до меня. Миниатюрная О-Сими, оставившая гравюры Утамаро ради плоских японских
– Она была застрелена из пистолета в затылок,
Bang. Bang. BangBangBang.
Представляю, сколько cartoon-крови вылилось из затылка О-Сими: бурно фонтанирующий столб, не иначе.
– Соболезную. Но я-то тут причем?
– У вас был с ней роман?
– Нет. Я видел ее один раз. Во время экскурсии по Сене. Я уже говорил.
– Вы подарили ей кольцо.
– Какое кольцо?
– Серебряное. С надписью «Carpe Daim»,
«Береги кольцо, Гай. Это важно», – говорила мне Анук. Разве я не берег его? Я берег кольцо даже от собственных глаз, от собственной кожи, упорно не желающей стареть, за последний год ни одной новой морщины не появилось. Конечно, мне далеко до Анук, она выглядит на восемнадцать. Или – на семнадцать, которым хочется поскорее вырасти. А мне хочется стареть вместе с кольцом, подаренным Анук; кольцом, скатившимся с кончика ее языка.
Разве я не берег кольцо? Я даже спрятал его в маленьком тайнике на втором этаже. На одной из полок, за книгой Макса Фриша.
«Монток».
Я так и не удостоился прочитать ее, боязнь снова наткнуться на Линн – русалку и немножко бонну – слишком велика. Тайник куда меньше, я нашел его случайно, небольшой ящичек, шесть улиток в длину и четыре в ширину, интересно, какие тайны прятала в нем Линн?..
– Вы подарили ей кольцо.
– Нет, я не дарил ей кольца.
– Это ведь ваше кольцо. Портье видел его у вас на мизинце.
– Я не дарил ей кольца.
– Вот, взгляните на фотографию. Это ваше кольцо?
«Carpe Daim». Символы на внешней стороне и два магических квадрата на внутренней; два квадрата, зеркально повторяющие друг друга, как наши с Анук шрамы.
– Вы узнаете кольцо?
– Я не дарил ей кольца.
– Вы убили мадемуазель О-Сими Томомори?
– Я не дарил ей кольца.
– Ее тело обнаружено во внутреннем дворике букинистического, под одной из клумб. Того самого букинистического, владельцем которого вы на данный момент являетесь. А на втором этаже обнаружен тайник с пистолетом. Армейский MAS калибра девять миллиметров. Тайник находится за книгой Макса Фриша…
– «Монток». Я знаю, – совершенно машинально говорю я.
MAS. Армейский MAS калибра девять миллиметров, который я скинул в сумку меломана в «Monster Melodies». Как он мог оказаться в тайнике и каким образом оттуда исчезло кольцо?..
– Вы убили мадемуазель О-Сими Томомори?
– Я не дарил ей кольца.
– Вы убили мадемуазель О-Сими Томомори, а тело зарыли в одной из клумб внутреннего дворика. Вас несколько раз видели с лопатой у этой клумбы.
– Я просто хотел избавиться от улиток. На папоротниках полно улиток.
– Избавились?
– Нет. И никто не мог видеть меня во внутреннем дворике.
– Ошибаетесь, мсье Кутарба. Жилец из окна напротив видел вас. Во внутренний дворик, как вы знаете, выходит окно. На северной стене.
– Окно на северной стене заложено кирпичами.
– Да нет, оно живо и здорово, а вот окно на восточной стене действительно заложено кирпичами.
– Вы что-то путаете, мсье Бланшар.
Бланшар придвигается ко мне так близко, что кажется: еще секунда, и его клыки вопьются мне в шею.
– Это ты запутался, парень. И, боюсь, тебе не выпутаться.
– Никто не мог видеть меня во внутреннем дворике. – Об улыбке убийцы я предпочитаю не вспоминать.
– Ошибаетесь, мсье Кутарба. Квартира, окно которой выходит во дворик букинистического, принадлежит мсье Огюсту Ферлану. Пожилой человек, ветеран алжирской войны. Он-то и видел, как вы орудовали лопатой. И сообщил об этом нам.
– Я просто хотел избавиться от улиток.
Я просто хотел избавиться от улиток – так же, как lieutenant пытался избавиться от памяти об Алжире. Я просто хотел избавиться от улиток и так и не смог избавиться от них – так же, как lieutenant не смог избавиться от фотографии двух казненных феллахов с членами, заткнутыми в рот. Теперь я знаю, как его зовут, – Огюст Ферлан, не такое уж трудное имя.
– Кстати, у вас в особняке на улице Музайя мы тоже нашли кое-что интересное.
Напольные вазы, переносные ширмы, воздушные змеи, морские раковины, африканские и венецианские маски, кресла-качалки, курительницы для благовоний, неработающие игровые автоматы, светильники в виде бивней слонов и бивни слонов в чистом виде, ничего другого там нет. Интересно, что могло приглянуться Бланшару и его своре?
– Что же именно вы нашли?
– Дневник. Дневник некоего Тьери Франсуа. Правда, записей там немного, его и дневником назвать трудно.
– Это ежедневник.
– Ежедневник, да. А записи в основном ваши, перечень каких-то растений.
– Это букеты ароматов. Я составляю композиции для духов. Я парфюмер.
– Не стоит лишний раз напоминать мне об этом. – Сегодня от Бланшара уже не тащит «Minoritaire», я только сейчас это заметил, странно. – Я в курсе дела. Как дневник оказался у вас?
– Я купил его у Линн… У мадам Нугаро. В нашу первую встречу в букинистическом.
– Вы знаете, кто такой Тьери Франсуа?
– Нет. Кажется, это давний друг Линн.
– Мадам Линн Нугаро, прежней, как вы утверждаете, владелицы букинистического?
– Да.
– Не морочьте мне голову, Ги! – Бланшар впервые называет меня по имени. – Я понимаю, ваше положение не из легких. Но морочить мне голову не следует. Линн Нугаро никогда не была владелицей букинистического. Она работала продавщицей в магазине, торговала стиральными порошками.
– О чем вы говорите, Бланшар?
– Линн Нугаро никогда не была владелицей букинистического. Когда-то он принадлежал Тьери Франсуа по кличке Стриж. Серийному убийце Тьери Франсуа, повешенному в декабре семидесятого года. Вы знали об этом?..