Аня из Авонлеи
Шрифт:
— Я только разочек завопил, — заявил Дэви гордо. — А огород мой совсем выбило градом, — продолжал он печально. — Но и Дорин тоже, — добавил он тоном, свидетельствовавшим, что есть бальзам в Галааде [9] .
— А ты слышал новость, Гилберт? — сказала Аня. — Старый дом Леви Бултера сгорел дотла! В него попала молния. Боюсь, я ужасно испорченная, раз могу радоваться этому, когда буря причинила всем такой ущерб. Мистер Бултер говорит, что Общество Друзей Авонлеи вызвало эту бурю с помощью магии исключительно для сноса его развалины.
9
Библейское
— Одно бесспорно, — сказал Гилберт, смеясь, — «Обозреватель» создал дядюшке Эйбу репутацию настоящего предсказателя погоды. "Буря дядюшки Эйба" войдет в анналы местной истории. Удивительнейшее совпадение, что все произошло в тот самый день, который мы выбрали в нашей заметке. Пожалуй, я даже чувствую себя виноватым, как будто и в самом деле «наколдовал» эту бурю. Но я рад, что эта старая развалина Бултера снесена. А больше радоваться нечему: из деревцев, которые мы посадили, не уцелело и десятка.
— Не беда, нам просто придется посадить их опять следующей весной, — заметила Аня и философски добавила: — Что хорошо в этом мире, так это то, что здесь обязательно будут еще весны.
Глава 25
Скандал в Авонлее
Однажды ясным июньским утром — две недели спустя после "бури дядюшки Эйба" — Аня медленно прошла через двор Зеленых Мезонинов, неся из сада два жалких, испорченных градом нарцисса.
— Взгляните, Марилла, — сказала она с грустью, показывая их мрачной даме, которая поднималась в дом по ступеням, держа за ноги ощипанную курицу. — Только эти бутоны буря пощадила, но и они повреждены. Мне так жаль… Я хотела найти хоть несколько цветов, чтобы отнести на могилу Мэтью. Он так любил июньские лилии.
— Мне самой их недостает, — призналась Марилла, — хотя глупо горевать из-за цветов, когда есть беды и похуже: погиб весь урожай на полях и в садах.
— Но люди снова сеют овес, — попыталась утешить ее Аня. — Мистер Харрисон говорит, что, если погода не подведет, овсы будут неплохие, хотя и поздние. И все мои цветы и овощи, которые я посадила заново, уже опять взошли… Но ничто не заменит мне июньских лилий. И на могилу бедной Эстер Грей мне тоже нечего положить. Вчера вечером я была в ее саду — ни цветочка. Я уверена, что ей будет их не хватать.
— Аня! Нехорошо говорить такие вещи, я уверена, — сказала Марилла сурово. — Эстер Грей умерла тридцать лет назад, и душа ее на небесах… я надеюсь.
— Да, но я думаю, что она по-прежнему любит свой сад и помнит о нем, — ответила Аня задумчиво. — Я уверена, что, сколько бы я ни оставалась на небесах, мне всегда было бы приятно взглянуть вниз и увидеть, как кто-то кладет цветы на мою могилу. А если бы у меня был здесь, на земле, такой сад, как у Эстер Грей, потребовалось бы гораздо больше тридцати лет, даже на небесах, чтобы тоска о нем перестала навещать меня.
— Только чтобы близнецы не слышали таких речей, — прозвучал слабый протест Мариллы, когда она понесла курицу в дом.
Прежде чем последовать за ней и заняться своей обычной субботней работой, Аня вколола нарциссы в волосы и подошла к калитке, где остановилась на минутку, греясь в ласковых лучах утреннего июньского солнца. Мир опять становился чарующим; старая мать-природа изо всех сил старалась залечить нанесенные бурей раны, и хотя для окончательного достижения этой цели ей было нужно еще немало месяцев, она уже совершала чудеса.
— Как я хотела бы провести весь этот день в праздности, — сказала Аня птичке, которая звонко распевала, качаясь на ветке ивы, — но школьная учительница, которая к тому же помогает воспитывать близнецов, не имеет права бездельничать. О, птичка, как сладко ты поешь! Ты вкладываешь в эту песню все чувства моего сердца лучше, чем я сделала бы это сама… Ах, кто же это едет?
По дороге катил почтовый экипаж: впереди сидели двое, а сзади был привязан огромный дорожный сундук. Когда экипаж подъехал ближе, Аня узнала в вознице сына начальника станции в Брайт Ривер, но его спутницу она видела впервые. Незнакомка ловко спрыгнула у ворот, даже прежде, чем лошадь остановилась.
Это была очень хорошенькая особа маленького роста, на вид скорее ближе к пятидесяти, чем к сорока, но с розовыми щеками, сверкающими черными глазами и глянцевитыми черными волосами, которые были увенчаны поразительной шляпкой, в изобилии украшенной цветами и перьями. Даже восемь миль, которые она проехала по пыльной дороге, не помешали ей остаться такой свеженькой и чистенькой, словно она только что вышла от портного.
— Это дом мистера Джеймса Харрисона? — спросила она с живостью.
— Нет, мистер Харрисон живет там, — сказала Аня в полнейшем удивлении.
— Конечно, конечно. Я сразу подумала, что этот дом слишком чистый и опрятный… слишком опрятный, чтобы здесь жил Джеймс, если только он не изменился до неузнаваемости с тех пор, как я его знала, — защебетала маленькая особа. — Это правда, что Джеймс собирается жениться на какой-то женщине из этого поселка?
— О, нет-нет! — воскликнула Аня, виновато краснея, так что незнакомка взглянула на нее с любопытством, словно заподозрив ее в матримониальных замыслах в отношении мистера Харрисона. — Ничего подобного!
— Но я читала об этом в здешней газете, — настаивала прекрасная незнакомка. — Подруга прислала мне газету с обведенной карандашом заметкой — подруги всегда охотно окажут подобную "любезность", — и над словами "недавно поселившийся у нас и пользующийся всеобщим уважением гражданин" было написано: "Джеймс Харрисон".
— О, эта заметка… это была просто шутка, — задохнувшись, едва вымолвила Аня. — Мистер Харрисон не собирался ни на ком жениться. Уверяю вас!
— Очень рада это слышать, — сказала розовощекая особа, ловко взбираясь на свое место в экипаже, — потому что ему однажды уже случилось жениться. Я — его жена. О, конечно вы удивлены. Я полагаю, что он тут изображал из себя холостяка и покорял сердца направо и налево. Так-так, Джеймс, — решительно покивала она через поле в сторону белого домика, — теперь забавам твоим конец. Теперь приехала я… хотя уж конечно не стала бы утруждать себя дальней дорогой, если бы не думала, что ты собираешься выкинуть какую-нибудь глупую штуку. Я полагаю, — обернулась она к Ане, — что этот его попугай все такой же богохульник, как и прежде?