Аня из Зеленых Мезонинов
Шрифт:
После первого вырвавшегося восклицания ужаса Аня на минуту умолкла. Ей казалось, что она не может говорить. Потом она заговорила бодро, но прерывающимся голосом:
— Марилла, не надо об этом думать. Ведь он оставил вам надежду. Если вы будете беречь себя, то не лишитесь зрения. А если очки, которые он выписал, избавят вас от головной боли, это будет просто замечательно!
— Не сказала бы я, что тут много надежды, — ответила Марилла с горечью. — Для чего мне жить, если я не могу ни читать, ни шить, ни вообще чем-то заниматься? Это все равно что быть слепой… или мертвой. А что до слез, то я не могу от них удержаться, когда мне
Когда Марилла пообедала, Аня уговорила ее лечь в постель, а сама поднялась к себе в мезонин и села в темноте у окна, наедине со своими слезами и тяжелым сердцем. Сколько печальных перемен с тех пор, как она сидела здесь в ночь после возвращения! Тогда душа ее была полна надежд и радости, а будущее казалось розовым и манящим. У Ани было такое чувство, будто с тех пор прошли годы. Но прежде чем она пошла спать, на губах ее появилась улыбка, а в сердце воцарился покой. Она смело взглянула в лицо своему долгу и нашла в нем друга, каким всегда бывает долг, когда мы не уклоняемся от него, а решительно идем ему навстречу.
Однажды вечером несколько дней спустя Марилла медленно вошла в дом со двора, где она только что разговаривала с посетителем. Аня знала его только с виду: это был Джон Садлер из Кармоди. Аня удивилась: что мог он сказать, что у Мариллы стало такое выражение лица?
— Зачем приходил этот мистер Садлер, Марилла?
Марилла села у окна и взглянула на Аню. В глазах у нее стояли слезы вопреки рекомендациям окулиста, а голос сорвался, когда она сказала:
— Он слышал, что я собираюсь продать Зеленые Мезонины, и хочет купить их.
— Купить! Купить Зеленые Мезонины? — Аня не верила своим ушам. — Ах, Марилла, неужели вы продадите Зеленые Мезонины?
— Аня, я не знаю, что тут еще можно поделать. Я все обдумала. Если бы мои глаза были в порядке, я могла бы остаться здесь и справиться с хозяйством при хорошем батраке. Но ты знаешь, как обстоит дело. Это невозможно. Я могу совсем лишиться зрения, да и хозяйством я не в состоянии заниматься. Ах, никогда не думала, что доживу до такого дня, когда мне придется продать мой дом. Но хозяйство пойдет только хуже и хуже, так что потом никто не захочет купить нашу ферму. Все наши сбережения, до последнего цента, пропали в этом банке; есть и несколько долгов, которые Мэтью сделал прошлой осенью. Миссис Линд советует мне продать ферму и поселиться у кого-нибудь… у нее, я полагаю. Много от этой продажи я не получу… ферма маленькая, постройки старые. Но я рассчитываю, что на жизнь мне хватит. Слава Богу, Аня, что у тебя есть эта стипендия. Жаль, конечно, что ты не сможешь приезжать домой на каникулы, но ничего не поделаешь; я думаю, ты как-нибудь устроишься.
Марилла потеряла самообладание и горько заплакала.
— Вы не должны продавать Зеленые Мезонины, — сказала Аня решительно.
— Ах, Аня, как бы мне хотелось, чтобы я могла этого избежать. Но ты сама видишь! Я не могу остаться здесь одна. Я с ума сойду от тоски и одиночества. И потеряю зрение… Я знаю, так и будет.
— Вы не останетесь здесь одна, Марилла. Я буду с вами. Я не поеду в Редмонд.
— Не поедешь в Редмонд! — Марилла оторвала руки от своего заплаканного лица и взглянула на Аню. — Что ты хочешь сказать?
— То, что говорю. Я не возьму стипендию. Я решила это в тот вечер, когда вы вернулись от врача. Ведь не думаете же вы, что я могла бы оставить вас одну в беде, Марилла, после всего, что вы для меня сделали. Я думала об этом, и у меня есть план. Позвольте, я вам расскажу.
Марилла слушала как во сне.
— Ах, Аня, я знаю, что мне и в самом деле было бы хорошо, если бы ты осталась здесь. Но я не могу позволить тебе принести такую жертву ради меня. Это было бы ужасно!
— Глупости! — Аня весело засмеялась. — Здесь нет никакой жертвы. Ничего не может быть хуже, чем отказаться от Зеленых Мезонинов… ничто не могло бы быть для меня тяжелее. Мы должны сохранить наш дорогой старый дом. Мое решение окончательное, Марилла. Я не поеду в Редмонд, останусь здесь и буду учить детей в школе. И ничуточки обо мне не горюйте!
— Но твои надежды и стремления…
— У меня их не меньше, чем прежде. Только я изменила цель моих стремлений. Я собираюсь стать хорошей учительницей… и хочу сохранить вам зрение. Кроме того, я намерена учиться дома и пройти университетский курс самостоятельно. Ах, у меня десятки планов, Марилла! Я думала над ними целую неделю. Я отдам жизни здесь все, что есть во мне лучшего, и верю, что получу от нее взамен то, что есть лучшего в ней. Когда я покидала семинарию, будущее, казалось, лежало передо мной как прямая дорога. Я думала, что вижу на много миль вперед. Но вот на ней поворот. Я не знаю, что там за поворотом, но верю, что самое лучшее. В самом этом повороте есть свое очарование, Марилла. Интересно, какая дорога за ним… какая там зелень, и мягкий переменчивый свет, и тени… какие новые пейзажи, новые красоты… какие холмы и долины…
— Мне кажется, мой долг — не позволить тебе отказаться от нее, — сказала Марилла, имея в виду стипендию.
— Но вы не можете мне помешать. Мне шестнадцать с половиной, и я "упряма как осел"; так сказала мне однажды миссис Линд, — засмеялась Аня. — Ах, Марилла, не нужно меня жалеть. Я не люблю, когда меня жалеют, да и нет в том нужды. Я всем сердцем рада самой мысли остаться в Зеленых Мезонинах. Никто не смог бы полюбить их так, как вы и я… так что мы должны здесь остаться.
— Ты приносишь мне счастье, моя девочка! — сказала Марилла, уже не возражая. — Я чувствую, что ты вливаешь в меня новую жизнь. Знаю, что должна бы сопротивляться и заставлять тебя ехать в университет… но я чувствую, что не могу, так что не буду и пытаться. Ты поступишь, как сама захочешь, Аня.
Когда по Авонлее прошел слух, что Аня Ширли не поедет учиться в Редмондский университет и намерена остаться дома, чтобы работать учительницей, много было об этом споров и разговоров. Большинство добрых людей, не зная ничего о том, что грозило Марилле, думали, что Аня поступает глупо. Но миссис Аллан считала иначе. Она выразила это в словах одобрения, вызвавших у Ани слезы радости. Не осуждала ее и миссис Линд. Однажды вечером она зашла в Зеленые Мезонины и застала Аню и Мариллу сидящими у парадной двери дома в тихих, теплых, благоуханных летних сумерках. Они любили сидеть здесь в опускающемся полумраке, когда по саду летали белые мотыльки, а запах мяты наполнял росистый воздух.