Апельсиновый рай
Шрифт:
Она не договорила, потому что Рамон, выругавшись, снова взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
— Оставь прошлое в покое, пока оно не разрушило и твою жизнь тоже! Учти лишь его ошибки.
— Ты предлагаешь мне использовать прошлое для того, чтобы совершенствовать мои родительские навыки?
— Не будь такой циничной, — возразил он. — Из тебя выйдет отличная мать.
— А откуда ты это знаешь?
— Ну, достаточно лишь взглянуть на то чудо, которое ты сотворила с поместьем…
— Ничего такого особенного я не сделала. Всего лишь поставила на подоконники несколько горшков с цветами
— Ты просто недооцениваешь себя, Анна-Лиза. У тебя сильный характер, доброе сердце, и ты не боишься тяжелой работы. Если ты считаешь, что этого недостаточно…
— Я делала то, что должна была…
— И твой отец дал тебе этот шанс, — продолжал яростно настаивать Рамон. — Именно поэтому он не стал продавать поместье и оставил его тебе. Он хотел, чтобы ты была финансово независима и чтобы у тебя всегда была свобода выбора, которой у него никогда не было. Таким образом он пытался доказать тебе, что всю свою жизнь думал о тебе, заботился и всегда любил… Не убегай от своих чувств, Анна-Лиза. Теперь это слишком важно. Ты отлично справишься со всем ради нашего ребенка, ради внука твоего отца…
Его голос звучал так убедительно… И, казалось, попроси он ее сейчас снести finca и отстроить поместье заново, по кирпичику, она бы так и сделала.
— Все возвращается на круги своя, Анна-Лиза, — добавил он уже более мягким тоном. — Не позволяй прошлому украсть у тебя твое право на счастье. Тем более, сейчас, когда у тебя есть все, ради чего стоит жить.
Интересно, а какую роль будет играть Рамон в ее жизни, в жизни ее ребенка? Он говорил обо всем, но только не об этом. И по мере того, как она его слушала, ее лицо становилось все более суровым. Если, как сказал Рамон, ей надлежит учиться на ошибках из прошлого и идти вперед, то она должна сохранять рассудительность и не поддаваться эмоциям.
— Я действительно собираюсь в будущем передать finca моему ребенку, как ты и предложил, — сказала она холодным тоном. — И именно поэтому я не хочу, чтобы мой прекрасный пляж стал собственностью какого-нибудь отеля.
— Я понимаю, — сказал он, вставая. — Думаю, что мы придем к соглашению в этом вопросе.
— А вода?
— Станет одним из пунктов этого соглашения. Нам обязательно говорить о бизнесе?
— Да, — холодно ответила она. — Теперь, когда я собираюсь стать матерью, мой долг — подумать о будущей безопасности моего ребенка.
— Нашего ребенка, — тихо напомнил ей Рамон и, увидев, как она гордо вскинула голову при этих словах, добавил: — Только не забывай еще прислушиваться и к своим чувствам, Анна-Лиза. И если тебе что-нибудь понадобится…
— Твое предложение о работе еще в силе?
— Конечно же.
Анна-Лиза коротко улыбнулась ему и вышла из комнаты. Своей цели она достигла.
Глава десятая
Анна-Лиза осуждающе взглянула на телефон. С того момента, как она вчера покинула дом Рамона, тот позвонил ей уже четыре раза, чтобы обсудить соглашение, составленное его адвокатами. Он был намерен разрешить ей и дальше использовать его воду за номинальную арендную плату, но за это она должна была пересмотреть свое решение по поводу продажи побережья. Ведь этот маленький кусок прибрежной полосы, даже
Ее рука замерла в нерешительности над трубкой, и она почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Если процветание поместья зависит от сотрудничества с Рамоном, то воспитание ребенка — совсем другое дело. Она сама прекрасно с этим справится.
Случайно выглянув в окно, она увидела, как во двор заезжает знакомая черная машина. Анна-Лиза подскочила и в панике заметалась по комнате, наводя порядок. Вытряхнув из своей сумочки расческу, она провела ею несколько раз по волосам, но не успела закончить, как дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел Рамон.
— Ты в порядке? — спросил он, подходя к ней. От волнения у нее пересохло в горле.
— Конечно же, я в порядке. Ты здесь, чтобы осмотреть побережье? Или водоснабжение?
— Иногда, — сказал он, пристально посмотрев на нее, — ты меня просто потрясаешь. — Он сделал нетерпеливый жест, будто хотел схватить ее и встряхнуть, но тут же передумал. — Давай выйдем, — пробормотал он и, нежно взяв ее за локоть, вывел из комнаты.
— Мне до сих пор не верится в это чудо, — сказала Анна-Лиза, выходя во двор.
Они оба еле успели увернуться от проезжавших мимо двух тачек, доверху наполненных стружками и ветками.
— Ну, теперь ты сама можешь в этом убедиться, — проговорил Рамон, выдергивая ее из-под колес следующей тачки. Как оказалось, это местные мальчишки решили устроить соревнования.
— Но без твоей воды…
— Полное сотрудничество?
Веселый тон его голоса не давал ей сосредоточиться, и, когда они, наконец, дошли до желтого трейлера, около которого кипела работа, Анна-Лиза вздохнула с облегчением.
— Я только-только начала платить рабочим, — сказала она.
— Но ведь это не мешало жителям поселка и до того каждый день приходить на работу, правда? — напомнил ей Рамон.
Она гордо вскинула голову и решительно произнесла:
— Не мог бы ты собрать всех сюда, чтобы я объяснила им все насчет оплаты? Я хочу, чтобы они знали: я намерена заплатить им за все дни, которые…
— Сеньорита! Сеньорита!
— Мария Тереза! — воскликнула Анна-Лиза, оборачиваясь. — Я думала, что ты уже давно ушла.
— Прежде всего, сеньорита Уилсон, я должна вручить вам вот это.
— Это что, подарок? Для меня? Нет, право, не стоило, — смущенно произнесла Анна-Лиза, когда Мария Тереза сунула ей в руки коричневый сверток.
— Разве ты не собираешься вскрыть его? — вежливо заметил ей Рамон. — Все с нетерпением ждут.
— Конечно, конечно. — Анна-Лиза смущенно оглянулась, понимая, что внезапно стала центром всеобщего внимания. Она разрезала веревку, которой был обвязан бумажный сверток, и, рассмотрев содержимое, просто застыла от удивления. — Это же просто… — Она уже собиралась сказать «восхитительно», но, развернув прекрасную батистовую рубашку, Анна-Лиза обнаружила, что та слишком велика для нее. Поспешно подвернув ее по бокам, чтобы рубашка казалась на несколько размеров меньше, Анна-Лиза приложила ее к себе. — Это просто чудесно… прекрасно. Спасибо тебе большое, Мария Тереза. — И, крепко обняв пожилую женщину, она поцеловала ее в обе щеки.