Апгрейд обезьяны. Большая история маленькой сингулярности
Шрифт:
Исследователи пошли дальше. Детенышу шимпанзе изучить родную речь невозможно, не живя с детства в стае. Поэтому, чтобы исследовать умственные способности приматов, ученые решили поступить так: с детства поселить детеныша обезьяны в человечью стаю. Пусть учит наш язык! Но поскольку гортань шимпанзе не приспособлена к произнесению человеческих звуков, шимпанзе Сару стали учить разговаривать при помощи карточек с рисунками. Причем на карточках были изображены не только конкретные предметы, но и весьма абстрактные понятия. Скажем, клали рисунки двух яблок, а между ними – карточку со знаком «равенства». Так Сара узнала, что такое «одинаковое», а позже – что такое «разное» (значок перечеркнутого равенства между карточками с разными нарисованными предметами). Затем был введен знак вопроса. Он означал вопрос: «что?» или «какое?» Были введены такие понятия, как «форма», «размер», «цвет».
После того как обезьяна все это дело выучила, ее стали озадачивать. Кладут слева карточку с нарисованным ключом, правее знак «=», еще правее «?». Получается: «ключ одинаков с чем»? Обезьяна тут же находила в стопке карточек ключ и клала рядом. Ключ равен ключу!
Затем пошли вопросы посложнее: «ключ не равен чему»? Сара хватала из стопки карточек первую попавшуюся, на которой было изображено все что угодно, кроме ключа.
«Что круглое?» – спрашивали обезьяну. Она доставала карточку с арбузом или мячиком.
«А что маленькое?» – «Ключ!»
Через некоторое время Сара научилась «писать» – она сама составляла фразы о том, что видела вокруг. «Мэри кладет яблоко поднос». «Мэри моет банан». Похоже, это доставляло ей удовольствие. Кажется, Сара была графоманом...
Эту смышленую шимпанзе удалось обучить даже азам логики, введя карточки «если – тогда». Она понимала такие сложные фразы, как «если Мэри дает Саре кубик, Сара берет мячик» – когда экспериментаторша давала обезьяне кубик, шимпанзе безошибочно выбирала в куче игрушек мячик.
«Если Мэри берет красную карточку, Сара моет банан». «Если Мэри берет синюю карточку, Сара кладет банан на желтый поднос». Сара все эти словесные конструкции отлично понимала. Всего ее словарный запас составлял 150 слов.
Вдохновленные опытом коллег, ученые-зоологи из Не-вадского университета решили повторить этот опыт, чтобы научить шимпанзе Вошо говорить с помощью языка глухонемых. По условиям эксперимента никто из людей в присутствии Вошо не говорил вслух – все общались только знаками глухонемых. И через некоторое время с маленькой Вошо произошло то, что происходит с детьми человека в человечьей среде или обезьяньими детенышами в стае шимпанзе – Вошо заговорила.
Первое слово, которое она «произнесла», было слово «цветок». На улице она показала на него пальцем и сделала жест, который у глухонемых обозначает цветок.
Вторым словом стало «еще». Овладев им, Вошо больше с этого слова «не слезала». Она просила «еще» бананов, конфет, погулять, поиграть...
Третьим пришло слово «открой». Причем уровень абстракции у Вошо возрос необычайно. Сначала слово «открой» она употребляла только по отношению кдверям своей клетки или холодильника. Потом неожиданно попросила «открыть» кран в кухне.
Вскоре у экспериментаторов с шимпанзе уже шли простые диалоги. Поразительно, но Вошо усвоила и часто пользовалась такими словами, как «простите» и «пожалуйста». К концу жизни ее словарный запас достиг 175 слов.
Вошо очень напоминала человечьих детей – когда она хотела настоять на своем, обезьянка прибегала к многочисленным повторениям: «Вошо хочет гулять, гулять, гулять, пожалуйста, гулять».
Но самую настоящую сенсацию в научном мире произвело заявление Вошо, когда она увидела низколетящий самолет. Вошо дернула экспериментатора за полу халата и попросила: «Покатай меня на самолете!»
Шимпанзе хоть и родственник человеку, но не столь близкий, как, скажем, горилла. Гориллы и орангутаны – настоящие человекообразные! Они, наверное, должны быть гораздо умнее шимпанзе? Точно! Аналогичный эксперимент, проведенный с гориллой Коко, увенчался еще большим успехом. Горилла выучила 645 слов, из которых 375 было у нее в активном словарном запасе. Не могу удержаться, чтобы не привести длинного, но удивительно интересного описания этого эксперимента, сделанного историком и писателем Александром Горбовским:
«Если Коко нездоровилось, врачу не было нужды ломать голову, что с ней. Горилла сама отвечала на вопросы, где у нее болит. Что интересно, страдания других трогали ее не меньше, чем собственные. Заметив однажды лошадь, взнузданную и с уздечкой во рту, горилла пришла в сильное волнение и стала быстро складывать на пальцах знаки:
– Лошадь печальна.
– Лошадь печальна почему? – спросили ее.
– Зубы болят, – сложила ответ Коко...
Коко показали фото другой гориллы, которая вырывалась, когда ее пытались купать в ванной. Коко тут же вспомнила, что она и сама терпеть не может этой процедуры, и прокомментировала фотографию:
– Там я тоже плачу.
Исследователей уже не удивляла сама по себе осмысленность этой реакции, для них важно было свидетельство памяти гориллы на события. Через три дня после того, как Коко укусила как-то свою воспитательницу, та показала ей синяк на руке и спросила жестами:
– Что ты сделала мне?
– Укусила, жалею, – ответила Коко.
– Почему укусила?
– Рассердилась.
– На что?
– Не помню...
Кстати, к Коко можно было обращаться и устно, она знала около сотни английских слов... Никто не учил ее составлять новые слова, когда оказывалось, что ей не хватает запаса... Коко не знала, как называется странное полосатое существо, которое она увидела в зоопарке. Но сразу сработала ассоциативная связь, и Коко сложила знаки: "белый тигр". Так она окрестила зебру. Коко не знала слово "маска", но, увидев ее, тут же составила: "шляпа на глаза".
И уж конечно, никто не учил гориллу ругаться. Невероятно, но какие-то уничижительные, оскорбительные понятия существовали в ее сознании до и помимо человека... Когда воспитательница показала Коко плакат, на котором была изображена горилла, то по каким-то ей одной понятным причинам Коко пришла в негодование.
– Ты птица! – показала она жестами экспериментаторше.
– Я не птица, – несколько ошарашенно возразила воспитательница.
– Нет, ты птица, птица, птица!
Как выяснилось потом, в понимании гориллы "птица" была существом низшего порядка. Назвать человека птицей, очевидно, все равно что в человеческом понимании обозвать его "собакой".