Апгрейд от Купидона
Шрифт:
— Нет! — отрезала я по-русски. — Что ещё ты знаешь по-русски? — продолжала я гнусный допрос все ещё на родном языке.
— Nothing, — отрезал он с усмешкой по-английски, но мне от его «ничего» сделалось ещё холоднее. — Я ещё и по-немецки пару слов знаю. Из своего футбольного детства. Не холодно? — спросил на сей раз по-английски.
— А тебе? — продолжала я все так же по-русски, но отвечал упрямец упорно по-английски:
— Привычка… Мы в Портленде в редкие солнечные деньки купаемся в фонтанах. Мы — это дети. Официально разрешено. Взрослые бы тоже
Я отстранилась от его губ и попыталась слезть с его коленей, но Крэг умело сжал в кольцо из пальцев мою талию и придвинул ближе к своему оружию массового поражения. Если он русский, то для меня это поражение в квадрате. Но он ведь не скажет правду, не скажет. Только бы не оказаться с ним в одном самолете. Тогда будет полный капец… Так и выдать ему прямым текстом? А если нет? Бред бредом, но ведь существует малюсенькая вероятность того, что он сказал о себе правду… И толком-то ничего обо мне не спросил.
— Ничего. Просто надоело сидеть мокрой, — говорила я отрывисто, нервно, громко. — Давай уж продолжать. Или давай одеваться.
Договорить он мне не дал, вцепившись в губы, точно утопающий в соломинку. Ну хочется парню перепихнуться на халяву. Не ему одному — им всем! Да и мне хочется, до сих пор. Или с некоторых пор даже сильнее. Чего я боюсь? Даже если мажорчик русский, то я его все равно больше не увижу, поэтому можно сделать с ним то, что мне и не снилось сделать с другими. Ага, секс почти что в кабинке общественного туалета!
Нет, стульчак Крэг пожалел, занял скамейку. А я почти что на шпагат на нем села, так сильно он развёл мне ноги, ища пальцами доказательства все ещё не потухшего во мне желания. А я сжала ему шею, и он так явственно потянул ее вверх, точно и правда испугался, что я его придушу за очередное откровение. Но я лишь коснулась языком Адамова яблока и поднялась губами чуть выше, к уху, чтобы тронуть мочку, которая, увы, не горела от стыда.
От стыда горела вся я: внутри и снаружи, и все ближе и ближе продвигалась к животу Крэга, пока не подняла его богатое хозяйство к пупку.
— Секунду, Суши.
Он схватил брошенный на край скамейки презерватив и на ощупь зачехлил своего друга. Я смотрела ему в глаза, и Крэг не посмел отвести взгляда. Только что я в них искала? Какой ответ? Не пойму… Какая ко всем богам и чертям разница, кто он такой! Мы расстанемся через пару часов, и я о нем не вспомню. Никогда.
Об этих губах, которые тянули из меня соки, будто Крэг не Крэг, а блуждающий в пустыне бедуин, набредший наконец на затерянный оазис. Он держал мои щёки, я — его, точно мы поклялись не потерять головы. Хватали воздух лишь на миг, а потом снова припадали к колодцу с раскаленной лавой, которая перетекала из одного тела в другое, потом обратно. В моменты, когда тело Крэга горело, мое тряслось от холода, но вот меня вновь обдавало горячими волнами желания. Я держалась теперь за волосы Крэга, чтобы не упасть, желая высвободить закрученные жгутом соски из его мертвой хватки. Я произносила его имя только на выдохе: вдохи были настолько короткими, что от нехватки кислорода кружилась голова. Он снова поймал мой вдох, скользя губами к моему лицу. Погрузил пальцы в мокрые пряди и возвратил их на плечи.
— Крэ…
На звук «г» даже в глухом варианте меня уже не хватило. Я стояла коленями на узкой скамейке, приподнимаясь все выше и выше склоненной к моей груди, снова уже почти что белой, головы Крэга. Я схвачу его сейчас за наглые уши, если он не сделает то, что делали наши общие бородатые предки в рогатых шлемах — не поймает меня на копье. Возьму и превращусь в огнедышащего дракона и потоплю его драккар к чертям собачьим. У него что — время резиновое, что ли? Или он решил сэкономить на обещанном кофе?
— … г… — я сумела выдохнуть последнюю букву имени Крэга, наконец почувствовав его внутри.
Не выходи, не до конца, глубже… Я не уверена, что произносила приказы вслух, но он читал мои мысли и следовал указаниям. Переместившись на жердочку, позволил моим пяткам встретиться у него за спиной. Поза бабочки, черт возьми… И они давно выпорхнули из живота и дубасят теперь крылышками мои несчастные барабанные перепонки.
— Крэг! — я успела схватиться за его мокрую уже от другого душа шею, когда он неожиданно сорвался со скамейки.
Нет, он просто встал, чтобы подпереть мною потолок. Яркий потолок давил мне на макушку, но я не могла опустить голову — Крэг с силой прижимал меня к стене, по которой я скакала то вверх, то вниз, как столбик моего внутреннего термометра. Наконец, не дожидаясь моей мольбы, Крэг сделал шаг в сторону, увлекая пяткой полотенце, и на долю секунды я успела испугаться, что окажусь на нем коленями. К счастью, нет. Крэг просто пожалел мою спину и сам привалился к двери, с трудом миновав раковину. Теперь бы не выскользнуть из его влажных рук и не переломить ему шею, повиснув на ней из последних сил стопудовым грузом.
— А если бы мы ее не закрыли? — усмехнулся Крэг мне в ухо по-английски, когда спуская меня с рук, случайно нажал на ручку двери.
Я схватилась за косяк и за него, и он прижал к груди мое вздрагивающее тело.
— Мне без разницы…
— Что именно? — обжег он горячими губами мне ухо, убирая проворными пальцами мокрую прядь. — Понимаю я по-русски или нет? Ты можешь говорить по-русски. Плевать, даже если я не пойму.
Он развернул меня к себе и прижал к животу, но спохватившись, решил сперва позаботиться о сохранности своих головастиков.
— Иди в душ первым, — приказала я, держась рукой за раковину.
Мне не хватало сейчас подушки, чтобы спокойно полежать, даже если не в объятиях атлета, который отлично подкачал только что бицепсы и прочие «мышицы» гирей в пятьдесят семь кило. Я не знала, какая часть меня сейчас самая тяжелая. Все же задница, потому что очень уж хотелось опустить ее на что-нибудь мягонькое, но только не на колени Крэга. Знающие люди говорят, хорошего помаленьку, а у меня его было сегодня слишком много.