Апофеоз Судьбы
Шрифт:
– Вот вам инструменты. Сами убедитесь, что заржаветь им я не давал. Как вы думаете, почему кресты чуть держатся на том храме? Неужели вы смеете полагать, что я не пытался их поставить? – гневно бросил Фридеман. – А, впрочем, думайте так. Мне хочется увидеть, как у вас самих это получится. Я пойду с вами, но помогать не стану. Потом скажу, почему.
Эдвин стоял у двери, изумленно перебирая пальцами пояс. Фридеман уже не вызывал у него доверия, но и пренебрегать его словами, было бы неразумно.
Фабиан тоже заметил странность, но сделал совсем другой вывод. Обманувшись словами
Фабиан отвел Эдвина в сторону и тихо сказал:
– Возможно, Фридеман просто-напросто отвык от людей. Мы можем и должны ему помочь.
– Не думал я, что все так начнется…
– Могло быть и хуже.
– Да, это точно. Другого выбора у нас все равно нет, – ответил Эдвин Нойманн. – Он знает больше, чем говорит. Я думаю, нам стоит прислушиваться к нему хотя бы до тех пор, пока что-то не прояснится.
Фабиан кивнул ему и пошел к Фридеману, чтобы перевести разговор на дружеский лад. Тот уже вел себя как прежде, будто никакого напряжения и не создавалось.
Мануэл вернулся в дом, мельком глянул на них и молча вышел. Вскоре они услышали, как он перекладывает дрова, наваливая их к северной стороне дома, откуда сквозь стены все же пробивался ветер.
Вскоре все трое вышли из дома, но не успели они пройти и сотни шагов в направлении к покосившемуся храму, как Фридеман вдруг сослался на какие-то дела и отказался идти с ними дальше. Пришлось идти без него. В дороге они оглядывались по сторонам, надеясь никого не встретить.
– Нужно идти не спеша, – прошептал Эдвин, – как нас предупредил Фридеман. Ему ведь виднее, а в послушании зла нет. Это всяко лучше, чем обнажать мечи, как Петр.
– Слова острее, вот их и обнажим! – ответил Фабиан. – Ты ведь помнишь, что было вначале? Еще до того, как появилось все сущее, Слово уже было произнесено – и в нем Бог.
– В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог 22 , – торжественно произнес Эдвин Нойманн, прокладывая первую тропу сквозь хрусткий ковер мокрого снега. Они были первыми. От тропки-улочки, и так не особо натоптанной в этот час, в сторону храма совсем не было следов.
22
Евангелие от Иоанна (1:1).
Они подошли к храму. Состояние его было, мягко говоря, лачужным. Изнутри строение походило на безлюдную пещеру, и даже старый, но величественный, высотой во всю стену, орган, не мог придать сооружению должной монументальности. Основание пошатнулось не иначе, как от неверия прихожан и слабой воли священников, которые в суете мирской потеряли Самого Бога.
– Да, брат, немало работы нам здесь предстоит! – заметил Фабиан.
– Не будь занудой. Пока за нами никто еще не гнался. Мы сделаем все, что от нас зависит, но понадобится большая выдержка.
– Ах, это, значит, я зануда? – рассмеялся Фабиан, – Не хотел напоминать тебе о твоей забывчивости, но похоже, придется. Напомнить, как тебя год назад укусила безобидная змейка, а ты потом весь день за мной плелся, боясь умереть? Я мог бы еще кое-что вспомнить! – хитро посмотрел на него Фабиан, но шутить было некогда.
– Да, – рассмеялся Эдвин. – Я тогда от страха все про ту змею выведал. И только потом успокоился.
– Ладно, брат, нам стоило бы поменьше болтать попусту. Дел невпроворот.
Эдвин сел у скамьи, снял сапог и вывалил из голенища горсть снега. Снял второй, вытряхнул снег из него тоже. Переобувшись, он немного помолчал, затем кратко добавил к словам друга:
– Храмина сия, да служит Господу по достоинству Его в обилии и достатке веры. Начнем с фундамента, глядишь, и до крыши доберемся.
Мануэль не задержался в обнесенном частоколом городе и двух дней. Его не стали останавливать, понимая, что на такой риск способен пойти далеко не каждый человек. Да и работы для него и корма для его лошадей здесь не было, они не пережили бы долгую зиму.
Фабиан и Эдвин целыми днями трудились, возвращаясь на ночлег затемно. Изо дня в день стены храма прочнели, становясь настоящей крепостью, в которой было безопасно и уютно. Все бы ничего, только в доме Божьем было чересчур тихо. Никому не было дела до старого храма. Никому, кроме нескольких наглых подростков, которые раз от раза камнями сбивали кресты.
Это и имел в виду Фридеман, когда говорил о диком, необузданном населении города. И именно поэтому он не стал помогать Эдвину в его дерзновениях. Фридеман понимал, что крестам долго не устоять. Подростки делали это, в большинстве случаев, поздним вечером, когда никто не мог помешать их потехам.
Взрослые, как и в прочих городах, старались не выходить в ночь, остерегаясь нечистой силы. Считалось, что ночами выходить в путь небезопасно, но недорослей, что сбивали кресты, ничуть это не пугало. Их вообще ничего не пугало, кроме собственной тени, как оказалось однажды, когда все трое, напугав друг друга, бросили свои камни и разбежались кто куда.
Прошел месяц. Братья почти отреставрировали храм, оставалось только починить ризницу и крышу главной апсиды 23 . Кресты на время укрепили металлическими пластинами, которые не позволяли их свалить.
23
Апсида – выступ здания, примыкающий к основному объему полусводом.
За это время Эдвин Нойманн, Фабиан Сарто и Фридеман Хофер достаточно хорошо узнали друг друга. Фридеман временами вел себя как чудак, чересчур приземленно, а порой даже трусливо. Однажды он впопыхах забежал домой, закрыл дверь и сидел спиною к ней с полчаса. Как ни пытался Фабиан его успокоить, но так и не смог. Дрожащим голосом он с трудом рассказал, что с ним стряслось, а Эдвин и Фабиан стояли и молча слушали. Их взяло глубокое недоумение, когда они узнали причину такой реакции.
– Меня… меня чуть не убили, – говорил Фридеман. – Бесы… маленькие бесы…