Апофеоз
Шрифт:
Гадалка села за стол, кряхтя и бубня себе что-то под нос, и первым делом взяла в руки карты. Затем, продолжая нашептывать, начала тасовать их и раскладывать перед собою в определенном порядке.
– Миледи, не праведное это дело! Идемте же! Идемте! Ради всего Святого! – шептала мне на ухо служанка, а сама дрожала всем телом.
– Не робей! – снова огрызнулась я, не отрывая глаз от таинственной гадалки.
Как бы это было ни странно, но я не боялась. Ни капли. Странное чувство овладело мною – скорее даже безумное, - и я так и застыла на месте. Каждая клеточка моего тела жаждала узнать, наконец,
– Иди сюда! – подозвала властно меня гадалка.
– Сядь на стул!
«Любопытство…» - пронеслось в моей голове.
Если бы не моё жгучее любопытство и стремление находить проблемы там, где её нет, я бы уже давно тряслась в карете, поглядывая в окошко и слушая низкий голос своего отца. Что бы сказали родители, узнай они сейчас о том, где находится их единственная дочь? Что бы они подумали, увидев мои загоревшиеся восторгом и безумием глаза?
Послушно, беспрекословно я медленной поступью подошла к столу и села на сломанный стул. Он скрипел подо мной, норовя сломаться. Сердце моё с некой радостью забилось чаще, когда гадалка перестала бормотать и подняла на меня глаза. Я протянула голову к ней, навалившись на стол. На меня пристально смотрела пара черных сверкающих глаз, что казалось совсем неестественным. Не будь я в этот момент так возбуждена своим любопытством, то обязательно бы отпрянула, испугавшись.
На секунду мне почудилось кое-что чересчур удивительное. Старуха, покрытая прыщами и морщинами, с седыми короткими волосами и крайне некрасивым внешним видом вдруг оказалась совсем иной. В это мгновение она предстала передо мной совсем в другом виде. Красивая, статная и довольно высокая молодая дама со странным цветом волос – темно-синим – смотрела на меня вызывающе и заинтересованно. Ровные, и даже идеальные, черты лица; святящиеся, ликующие глаза черного цвета, которые словно бы переливались в свете тусклой керосиновой лампы на столе. Её еле заметная улыбка была настолько обворожительной, что этой секунды вполне хватило – дама свела меня с ума.
Однако уже в следующее мгновение все прошло, и передо мною сидела всё та же уродливая и обделенная жизнью старуха.
– Руку, – попросила она тихо и кратко.
Я протянула руку, и она быстро схватила её и больно сжала. Повертев её в своих сухих ладонях, гадалка провела длинным острым ногтем вдоль выступающей на запястье вене и облизнулась, а затем и надавила. Боли я не почувствовала, хотя выступила кровь, а Тен-тен позади меня вскрикнула, тут же прикрыв рот рукой.
– Ты чувствуешь? – шепотом прошептала гадалка, не отводя от меня пронзительных глаз.
Она надавила на рану, но вместо боли я лишь почувствовала, как тепло разлилось по руке. Голова закружилась, перед глазами – легкая дымка. Это было удивительное, ни с чем несравнимые ощущения. Легкость и безмятежность. Эйфория. Как только мои веки опустились, старуха отпустила мою руку и тяжело вздохнула. Я тут же пришла в себя.
Спустя несколько минут гадалка откинула карты в сторону и сбросила все свои вещи со стола, внимательно посмотрев мне прямо в глаза. Лицо её было взволнованное и немного счастливое. Она смотрела на меня ликующе и радостно, мне казалось, что она сошла с ума.
– Отнюдь не принц на белом коне…
– Что?… – задрожала я, испугавшись её злобной ухмылки.
Вдруг
– Когда боль станет наслаждением, а крови захочет испить Тварь из Преисподней, то явится Свет и Тьма. И разразится сражение, и падут оковы ночи, и исчезнут лучи ясного солнца, и пропадет земля под ногами. Тогда наслаждение станет болью, а Тварь из Преисподней будет бежать, ведь Свет и Тьма принесут с собою Смерть. И тогда выбор будет неизбежен, но выбор сделан давно…
– О, Господи! – прошептала я, не в силах сказать большего.
– И выбор тот будет сделан Святым Ликом Хаоса, в ком заключена сила могущественная…
– Довольно! – вскрикнула Тен-тен.
Я почувствовала, как служанка больно стиснула мою ладонь в своей руке и потянула. Я безвольно поддалась ей. Моё тело была крупная дрожь. Было трудно дышать.
В голове отчетливо слышались слова гадалки, похожие на проклятье. Они эхом вторили мне одно и то же. Словно эта старуха уже определила мою судьбу, и мне никак не избежать её.
– И Время не властвует более, и Судьба уже предрешена! Душа не сгниет, а станет оружием! – слышались отдаленные крики старухи.
Тен-тен вылетела с территории цирка и потащила меня к карете, что давно нас уже ждала на Главной площади…
Медленно, но верно страх сковал моё тело. В голове – беспорядочный круговорот бестолковых мыслей. И только последнее пророчество той проклятой гадалки сейчас срывались с моих уст, превращаясь в шепот безумца:
– «Когда боль станет наслаждением, а крови захочет испить Тварь из Преисподней, то явится Свет и Тьма. И разразится сражение, и спадут оковы ночи, и исчезнут лучи ясного солнца, и пропадет земля под ногами. Тогда наслаждение станет болью, а Тварь из Преисподней будет бежать, ведь Свет и Тьма принесут с собою Смерть. И тогда выбор будет неизбежен, но выбор сделан давно. И выбор тот будет сделан Святым Ликом Хаоса, в ком заключена сила могущественная. И Время не властвует более, и Судьба уже предрешена! Душа не сгниет, а станет оружием».
Знаю, сейчас не время думать об этом, ведь кто-то с силой барабанил в массивную дубовую дверь моей комнаты, норовя выбить её из петель…
========== Глава 3. Лик паники. ==========
– Откройте же! – донесся до нас обеспокоенный и даже взбешенный голос моего отца, точно его поразил какой-то недуг, или же безумие всё еще коснулось его головы.
Сердце мое перестало так бешено биться, и воспоминания отступили. Стало легче дышать. Томящее чувство страха и неизвестности прошло.
– Отец, я не одета! В чём дело? – Однако ж мой голос дрожал.
– На город… напали! Паника всюду! Одевайся немедля! Мы уезжаем, как можно дальше, пока бандиты сюда не прибыли!
– Батюшки! – всполошилась Тен-тен, вскакивая с кровати и направляясь к шкафу с моей одеждой.
– Сейчас, отец, оденусь!
Я отдернула теплые одеяла и неумело стянула через голову ночную рубашку. Послышался треск рвущейся ткани, и Тен-тен поспешила ко мне на помощь, пока мои усилия снять одежду не закончились очередной испорченной вещью. А ведь мне не впервой уничтожать, кромсать в порыве гнева и рвать от обиды дорогие платья итальянской выкройки.