Апокалипсис on line
Шрифт:
сменилась на зеленую.
— Есть, — хищно проговорил Колька, нажимая на рукоятку двери, — Не оборачивайся.
Пошли, — шепнул он ещё и скрылся в дверном проеме.
Читая историю Содома и Гоморры, я никак не мог сообразить, почему жена Лота все-таки
обернулась, а только сейчас понял. Не скажи мне Колька последнюю фразу, возможно,
ничего бы и не было, но сейчас, затаскивая себя в дверь, я безумно хотел
посмотреть, что же там остается позади.
Щелкнул
Колька остановился и выдохнул.
— Все. Теперь проще, — произнес он с явным облегчением в окружающее пространство,
— Молодец, Птах. Самостоятельность тут ни к чему. Слишком дорого стоит.
— Это я еще с Пекина понял, — ответил я, — Сказали стоять — стой, бежать — беги.
— Ха, — самодовольно осклабился товарищ, — Дай-ка я тебя обниму, кабан. Сколько
мы не виделись?
— Да больше десяти лет, — вспомнил я Челябинск и их с «Карпом» «раздачу долгов»
по ночам.
— Точно, — грустно улыбнулся Николай, — Кстати, школа в России была хорошей, ну
а здесь настоящий университет. Двинули.
Больше приключений до самого выхода из вокзала не было. Мы шли пустыми
коридорами. За стенами что-то ухало и шумело, а здесь существовали лишь гул,
полное отсутствие всего разбавленное редкими дверями со странными шестигранными
ручками.
— Резервный маршрут, — пояснил Колька, — Используется в случае пожара для
эвакуации. Что-то вроде запасного выхода.
В эту секунду за углом брякнуло, и из-за поворота появился уборщик.
Николай быстро произнес на китайском несколько фраз, и тот покорно закивал ему
головой. Мы прошли мимо, и я уловил немалый испуг этого человечка, затерянного в
хитросплетении коридоров.
Поинтересовался:
— Не сдаст?
— Не успеет, даже если захочет, — ответил Николай, останавливаясь около
очередной двери с иероглифами, — Пришли.
Оказалось, колдовать с пластиковым ключом здесь не придется. Спутник просто
крутнул ручку двери, и мы вышли в толпу пассажиров.
Глава 36.
Гостиница, в которой мы остановились называлась «Shenzhen». Пока мы с Колькой
пробирались в потоках городского транспорта на заднем сиденье такси и ужинали
после заселения, он мне поведал историю о себе и триаде.
Попал он в китайскую тюрьму за банальную драку. Языка почти не знал.
Пока сидел в предвариловке, драться приходилось чуть ли не каждый день. Понятие
взаимовыручки среди китайских арестантов отсутствует.
Получил три года каторжных
В лагере жизнь поперек режима являлась привилегией лишь для членов одной из
триад. Не работали лишь они.
— Жара, мухота, вода грязная, — рассказывал Колька, — Потом я попал на двадцать
дней в ихний карцер, когда башку сокамернику разбил. Карцер почти как наш,
только теплее и крыс больше… Там и пришло мне решение о голодовке. Дай-ка, думаю,
вспомню, как мы с Карпом в Челябинске тридцать дней администрацию мурыжили…
Оказалось, китайцам плевать, ест заключенный или нет. Однако слухи, о русском,
который демонстративно не принимает пищу, все-таки по тюрьме расползлись.
Однажды ночью на семнадцатый день у него в камере появилась странная делегация.
Дверь открыл охранник, но внутрь не заходил.
Оказалась Кольку посетила тюремная «верхушка» среди заключенных. Один из них
сносно говорил по-русски.
Поинтересовались, за что попал. Заинтриговались биографией. Особенно их поразило
сочетание арестантского прошлого Кольки и его консерваторское образование по
классу флейты. Потом старший настойчиво попросил его понемногу начинать приём
пищи и сказал, что после карцера многое изменится.
Так начался его путь в триаде.
Срок он все-таки отсидел полностью, однако на работу его больше не водили.
Сначала он отлежал неделю в больнице, а потом его перевели в другое крыло тюрьмы.
Можно сказать, что Кольке повезло. Приходивший к нему в камеру мужчина лет
пятидесяти оказался в прошлом «синг фунг», то есть вербовщик новых членов клана
и переговорщик.
Бывшая «должность» и личные данные политика позволили ему организовать в
заключении сносные условия содержания для себя и товарищей.
Сопровождали его «се коу джай» (солдаты) из различных триад.
Истории о голодающем русском и его возможность самопожертвования привлекли
внимание «сиг фунга». Ему после выхода на волю предстояло реконструировать свою
деятельность с поправкой на китайские традиции.
Оказалось, наибольшим авторитетом пользуются китайцы, никогда не попадавшие в
тюрьму и способные обходить острые углы. Теперь бывшему «синг фунгу», которого
Колька назвал Ли - сяньшен (господин Ли) предстояло создавать триаду нового типа.
Опыт у того был.
Устанавливая взаимосвязи своей старой организации, именующейся «14К», с
Шеньянской «Во Он Лок», он однажды принимал участие в совещании по
транснациональной деятельности.