Апокриф от соседа
Шрифт:
– Почему вы не пытаетесь спасти его?
– Как ты смеешь спрашивать об этом?
– Осия перешел почти на визг.
– Немыслимо идти против Провидения Господня! Мы молим Отца небесного о милосердии к Сыну его, о вознесении его после смерти и о воскрешении из мертвых. И еще мы молим, чтобы навеки был проклят предавший Христа.
– Ладно. Прощайте! Я спешу к старому раби Ицхаку, и, если мы со стариком спасем Ешуа, пока ученики его здесь, стоя на коленях, ждут смерти своего учителя, горько и стыдно будет всем вам. А то, в чем вы обвиняете меня… - Не закончив, Юда махнул
– Поди прочь, предатель!
– хором закричали Симон и Осия и, плюнув Юде вослед, захлопнули двери.
Йоханану с каждым часом становилось все хуже. Лежа в кресле, он все сильнее задыхался и кашлял. Как только очередной приступ удушья прошел, два стражника втолкнули к нему связанных Ананию и Юду.
– Ну что, остыли?
– Два денька в подвале с крысами для них в самый раз, - гоготнул один из стражников и пнул Ананию. Тот взвизгнул и, извиваясь, как червь, пополз к Йоханану.
– Меня-то, меня-то за что, о Йоханан, господин мой?! Я выполнил все, как было велено, о Йоханан, я сказал, что это мой овин догорает, что здесь никогда не было никакого дома…
– Заткни свой рот, мразь, если не хочешь, чтобы язык твой сожрали крысы!
– мучительным усилием Йоханан поднял голову, и его страшный взгляд заставил Ананию похолодеть.
Он жалобно зашептал, показывая на Юду рукой: - Это один из людей назаретского смутьяна, я узнал его. Он чуть не искалечил меня, а твои стражники пересчитали мне ребра ногами; где справедливость, о, господин?!
– Если ты хочешь справедливости, подонок, то суду есть за что приговорить тебя к смерти, а эти молодцы, - Йоханан показал действующей рукой на стражников, - не откажут себе в удовольствии содрать с тебя заживо кожу.
Хрипя и кашляя, он крикнул стражникам:
– Вышвырните отсюда эту пакость, он провонял со страху. Вон! Вон отсюда, кусок ослиного помета!
Даже не развязывая веревок, стражники с размаху вышвырнули обывателя за дверь.
– А этого развяжите и оставьте нас вдвоем. И запомните - он должен остаться живым и выйти на свободу, что бы здесь сейчас ни произошло.
Удивленно глядя на Йоханана, стражники развязали Юду и вышли. Откинувшись на подушки, старик промолвил неожиданно тихо и бесцветно:
– Ну вот, Юда, все и кончилось.
– Где Ешуа?
– Судом Пилата он был приговорен к смерти и вчера умер на кресте.
– Где Ицхак и Руфь?
– Если Руфь - имя служанки, то она сгорела вместе со старым раби, ты сам видел - от дома Ицхака остались только угли.- А, если тебя интересует, по чьей воле всe это произошло, то моe имя Иоханан, и я пред тобою.
Иуда, казалось, даже не услышал последних слов:
– Бедная девочка! Она не избежала своей страшной судьбы. Бедный Ицхак!
Йоханан усмехнулся:
– Бедный Юда, предавший Христа.
– Ты заслужил смерти, Йоханан!
– сжав кулаки, Юда двинулся к одру советника Пилата.
– Скоро она придет ко мне и так, Юда, хотя, конечно, ты можешь и поторопить ее. Но мне это уже безразлично, ибо все, чего я
– Кроме чистой совести, Йоханан!
– Да, и о том я скорблю, Юда. Но ты, а не я, будешь жить предателем и умрешь им!
Юда вздрогнул и, заскрежетав зубами, только что не зарычал:
– Да ты, ты… - Ему не хватало слов.
– Говори, Юда, говори. Оскорбляй! Советник римского наместника не станет на тебя сердиться. Отомсти же мне - оскорби, а потом убей. Ведь это я убил твоего друга, твоего дядю и еще эту… Руфь, кажется, невинную девушку. Она чем-то была дорога тебе? А? Я уже не боюсь смерти, Юда! Каждый новый день приносит старику Йоханану новые телесные страдания.
Тут Юда снова обрел дар речи.
– Я не трону тебя. Издыхай сам, в муках, испуская под себя и в руки слуг своих мочу и зловонный кал.
Йоханан, видимо, не ожидал этого, неимоверным усилием он сдержал бешенство.
– Я первейший поклонник новой Христовой веры, ибо я, Юда, я, а не вы с Ешуа и с недоносками-апостолами, именно я создал ее. А потому прощаю тебе даже то, что ты сказал сейчас. Уходи, Юда, уходи, предатель, предатель во веки веков. Да не трясись и не дрожи так - не ты первый и не ты последний отмечен в этом мире клеймом предательства, не было и не будет лучшего способа избавиться от человека, от свидетеля, как назвать его предателем. Поверь, Юда, старому и мудрому Йоханану - еще тысячи и тысячи таких, как ты, преисполненных намерениями самыми лучшими, самыми честными, уйдут в землю не с нимбами героев и мучеников, а с проклятой печатью предательства на лбу. Что же ты молчишь, Юда?
– Мне не о чем с тобой говорить.
– Я когда-то очень любил твою мать, Юда, но она предпочла мне простого, добродушного и туповатого крестьянина - твоего отца.
Это уже не тронуло Юду.
– Так ты еще и мстителен, - лишь промолвил он.
– Ладно, прощай. Делай, что хочешь. Если не желаешь ни слушать, ни убивать меня, ступай отсюда. Возьми с собой ту веревку, что оставили на полу развязавшие тебя, если хочешь поскорее встретиться со своим приятелем, - Йоханан ткнул пальцем куда-то вверх, - а, коли предпочтешь, чтобы люди плевали тебе в лицо еще лет тридцать, то могу помочь тебе с деньгами, к тому же тридцать сребреников на первое время я уже передал тебе через покойного Ицхака. Надеюсь, ты не потерял их? Как-никак за друга твоего, Ешуа, они плачены!
– Так эти деньги от тебя?! Подавись ими!
– с этими словами Юда бросил в Йоханана кошелек. Ударясь о кресло, тот раскрылся, и монеты со звоном рассыпались по полу.
– Желаю тебе жить еще долго, паралитик, и изойти червями заживо, будь ты проклят!
Схватив веревку, Юда выскочил за дверь. Никто не остановил его. Йоханан погрузился в молчание; спустя несколько минут оно было прервано появлением Авиэля.
– Ты вовремя пришел, Авиэль! Нам осталось лишь закончить наш святой труд. Вот, возьми свою надбавку, - и той рукой, что еще повиновалась ему, он указал на рассыпанные по полу деньги.