Апокриф от соседа
Шрифт:
– Не губи Ешуа, Йоханан!
– Он должен исчезнуть! Ему пора!
– Он исчезнет. Но если это сделаю я, то ты сможешь пытаться продолжить свою игру, сказав, что Иисус Христос вместе со своими двенадцатью апостолами вознесся, и все они исчезли в далях небесных. Сделай так, чтобы он смог выйти из городских ворот. Дальше все сделаю я. А тебе останется лишь последним великим чудом закончить книгу жития Христова, да.
– А если я скажу “нет”?
– Тогда ты будешь проклят религией, которую сам создаешь, или будешь предан забвению. А ведь это ужасно для любого держателя власти, я прав, Йоханан? Да и кто знает, что все-таки ждет нас за гробом, Йоханан, скоро ждет. Может, если послушаешь меня и не свершишь этой злой казни, тебе легче будет там,
– Согласен, Ицхак! Но и ты исчезни вместе с ними. Завтра к полудню, чтобы никого из вас уже не было в городе!
– с этими словами Йоханан вынул из-за пазухи мешочек с деньгами.
– Держи, Ицхак. Передай их Ешуа через своего племянника. Пусть приоденет свое стадо - уж очень примелькались их лохмотья в Иудее. Прощай навсегда, старик. Ступай!
Ицхак взял деньги и пошел к выходу. Уже в дверях он, обернувшись, произнес:
– Я возьму у тебя эти деньги, Йоханан. Ты до сих пор не отдал мне то серебро, что я дал тебе, когда ты собрался ехать в Рим без гроша за душой.
– Стой!
– словно вспомнив о чем-то главном, вскричал Йоханан.
– Твой племянник такой же остолоп, как и все остальные ловцы человеков? Он верит в божественность своего пастыря, как и прочие апостолы? А, Ицхак?
– Он умный человек, он друг Ешуа, он не придумывает себе никаких глупостей. Ему это не нужно, Йоханан.
– Иди!
– Йоханан тяжелым взглядом проводил бывшего друга и закрыл глаза.
Минуту спустя стражник почему-то без доклада пропустил в комнату тучного бородатого человека. Это был муж той несчастной, которую хотели по его же наущению побить камнями на площади. Запыхавшийся толстяк немедля повалился ниц перед одром Йоханана.
– В чем дело, Анания?
– раздраженно спросил Йоханан.
– Я выследил Ешуа, того, что бунтовал в храме!
– И, помнится, перевернул стол с твоим говенным товаром?
– иронично отозвался Йоханан.
– Ты жаждешь мщения, убогий ублюдок?
– Ты же сам велел мне найти его, о, господин! И я два дня назад его выследил…
– Он отобрал у тебя жену, которую ты хотел убить за то, что сам перестал быть мужчиной, впрочем, ты никогда им, наверное, и не был, жалкий придаток собственных гениталий.
– От тебя ничего не скрыть, о, господин!
– И не пытайся, Анания!
– Он поселился со всеми своими учениками у моего знакомого - его зовут Осия, он тоже служит тебе.
– И баба твоя тоже там, а?
– грубо засмеялся Йоханан.
– Почему ты только сегодня пришел ко мне?
– Раньше к тебе не пускали. Говорили, что ты болен и не примешь меня. А вчера вечером мой сын проследил - Ешуа с Юдой ходили вдвоем к некоему Ицхаку, известному как…
– Знаю! И что из этого?
– Осия говорит, что Ешуа после этого сошел с ума. Вернулись они поздно, а перед тем пришел туда последний ученик - Фома, и собралось их тринадцать, вместе с Ешуа, и четырнадцатая - моя жена, чтоб ей пусто было, о, господин мой, Йоханан! Ешуа попросил Осию освободить им до утра одну комнату в доме и оставить его с учениками. Комнату Осия освободил, а сам из другой комнаты слышал весь разговор. “Втолковывайте людям, - требовал Ешуа от апостолов, - что не Бог я вовсе, а те из вас, кто называет меня Сыном Божьим, чтобы, сославшись на Высшего Судию, призвать народ к добру, понять должны, что такая ложь - во зло”. Плакал он, у всех учеников за что-то прощения просил, а Юда Искариот утешал его, а ученикам говорил, что это он, Юда, во всем повинен, еще говорил, что теперь надо возвращаться к своим делам - сеять хлеб, растить детей и в простой жизни светить людям добром, учить их своим примером. Вот так, Йоханан, господин мой…
– И что теперь?
– Ешуа бродит повсюду, как помешанный, бормочет что-то про себя, решает, наверное, что делать дальше. Юда почти все время рядом с ним. Апостолы шепчутся, разойдутся, наверное, скоро кто куда… Если мы не схватим его сейчас, о, господин, то… проиграем…
Йоханан мрачно усмехнулся себе и своим мыслям: “Да, видно не спасти мне, Ицхак, свою бессмертную душу. И тебя мне уже не спасти, Ицхак! Жаль, что опоздал ты”. И уже твердо обратился к Анании:
– Прекрати свое нытье и запомни: советник римского наместника в Ерушалаиме никогда ни во что не играет, а тем более не проигрывает. Слушай же меня. Все надо делать быстро, пока весть об отречении Иисуса не дошла до народа. Возьмешь отсюда десять стражников; дождавшись, когда Ешуа окажется один хоть на минуту, схватите его и доставите в тюремный подвал прокуратора; следи, чтобы Синедрион не прознал о том и не затребовал доказательств вины. Крест избавит Иисуса Христа от всех вопросов. Сегодня же должен сгореть дом старого Ицхака со всеми, кто в нем живет, повторяю, со всеми. Соседям Ицхака заплатишь столько, сколько посчитаешь нужным, чтобы под страхом ужасной смерти они запомнили: на месте того дома никто никогда не жил, и никакого Ицхака они знать не знали и ведать не ведали. Ицхак должен быть вычеркнут из жизни, из памяти живущих и их потомков. Ученикам Ешуа внуши, что их домыслы о божественности Ешуа есть истина, а то, что учитель их отрицал это, - не что иное, как последнее искушение, последняя проверка твердости их веры. Скажешь им, что Христос вознесся на небо по прошествии трех суток со дня казни, а стражники пусть позаботятся о том, чтобы гроб, в который положат Ешуа после снятия с креста, через три дня был пуст. После того апостолы должны разойтись по дорогам и нести в мир благую весть о приходе мессии и о великом чуде воскрешения.
И ещe! Все должны знать, что выдал Сына Божьего страже Юда Искариот, получивший за это от первосвященника Каиафы тридцать сребреников, и само имя его будет проклято вовеки. Я все сказал. Ступай!
Анания попятился к двери. На полпути Йоханан остановил его:
– Стой! За дверью ждет Авиэль, мой секретарь. Скажешь ему, что сегодня он свободен. Через два дня я жду его. Нынче я устал. Ты понял меня?
– Да, мой господин!
– Знаешь, что ждет тебя, если не выполнишь в точности все, что я велел тебе?
– Я раб твой, о Йоханан, господин мой!
– Все. Ступай! Быстрее!
Руфь убиралась в комнате раби Ицхака, когда Юда вбежал в дом.
– О, господин!
– от неожиданности вскричала девушка.
– Какой я господин, зачем ты…
– Ты племянник моего любимого господина, а значит, тоже мой господин.
– Что ты, прекрасная девушка! Я и мой друг, мы безмерно виноваты перед тобой.
– Не говори так, о Юда! Я не хочу больше вспоминать то страшное, что было со мной. И вы с Ешуа не виноваты ни в чем, вы такие добрые, - Она подступила ближе к молодому человеку.
– Можно, я скажу, господин?
– Опять господин?
– Ты такой красивый, Юда. Я так хотела тебя поскорей увидеть.
– Она попыталась было коснуться пальцами его лица, но отдернула руку как от огня.
– Какое у тебя прекрасное имя - Юда! Мне кажется, нельзя не полюбить человека, которого зовут Юда, и человек, носящий имя Юда, должен быть такой же чудесный, как племянник моего господина. Мне кажется, когда-нибудь все женщины будут называть своих мальчиков Юдами, и всех возлюбленных тоже, они ведь так же будут рождаться у женщин. Все они будут такими же красивыми и добрыми, как ты. Весь мир из Юд, и все запутаются. Боже мой, что за глупости я говорю! Как они только в голову приходят, - она засмеялась и заплакала одновременно.
Юда ошарашенно прижал к своей груди ее голову, и Руфь, лишь на секунду сделав вид, будто сопротивляется, обняла его.
– Что ты, девочка?
– Юда нежно провел рукой по ее волосам.
– Я неблагодарная свинья! Мой господин пригрел меня, облагодетельствовал, а я вот влюбилась в его племянника.
– Полно тебе, Руфь! Что ж тут плохого? Ты же не возненавидела меня. Спасибо тебе, девочка. Не плачь. Перестань! Ты не представляешь, как мне хорошо от того, что ты обняла меня! Мне так тепло и хорошо! Зачем ты плачешь?