Аполлон-13
Шрифт:
– Я могу от этого заболеть?
– спросил Лоувелл.
– Не думаю. Обычно это означает, что вы уже болели.
– Но если я переболел, то сейчас я уже здоров.
– Да, это так, лейтенант.
– Но если я здоров, то нет причины исключать меня из программы.
– Лейтенант, там снаружи пять парней, у которых билирубин в норме, и еще двадцать шесть на подходе. Мне была нужна хоть какая-то зацепка. Я понимаю, что вы через многое прошли за эту неделю. Мы благодарим вас за потраченное время.
– Вы бы не могли повторить обследование печени?
– осмелился спросить Лоувелл, - Может, произошла
– Мы уже его провели, - парировал Швихтенберг, - Ошибки нет. Но мы благодарны вам за потерянное время.
– Вы знаете, - упорствовал Лоувелл, - что если вы получили идеальный анализ, то в вашем распоряжении только один параметр. Если же есть небольшое отклонение от нормы, то вы знаете об организме даже больше.
Швихтенберг закрыл дело Лоувелла, отодвинул его в сторону и поднял глаза.
– Мы благодарим вас за потраченное время, - медленно повторил он.
На следующий день Лоувелл вернулся в «кирпичи» и дивизион электронщиков в Пакс-Ривер. Через две недели к нему присоединился Конрад. А еще через несколько недель они мрачно наблюдали по телевизору, как их коллега по Пакс-Ривер Уолли Ширра вместе с Элом Шеппардом, Диком Слейтоном, Джоном Гленном, Скоттом Карпентером и Гасом Гриссомом выстроились перед толпой репортеров в том же самом зале Долли Мэдисон, и как их объявили первыми национальными астронавтами.
Лоувелл смотрел эту церемонию по своему маленькому телевизору в своей маленькой семейной квартире. На протяжении следующих трех лет по тому же телевизору он видел, как эти люди совершали полеты, для которых его признали негодным. Это был пятнадцатиминутный суборбитальный полет Эла Шеппарда на маленькой ракете «Редстоун», аналогичный полет Гаса Гриссома на такой же ракете, первый американский орбитальный полет Джона Гленна на более крупной «Атлас», полет Скотта Карпетнера на «Атласе», повторившего полет Гленна.
В то самое время, как астронавты программы «Меркурий» совершали первые в истории пробные полеты в космос, летная карьера Лоувелла также продвигалась. Дивизион электронщиков расформировали, чего всегда он и опасался, объединив его в 1960 году с более важным Дивизионом испытания вооружения. В результате появился Оружейный дивизион. По мере совершенствования боевых самолетов, совершенствовалось и их вооружение. И вскоре стало ясно, что если пилот хотел эффективно воспользоваться бомбами и ракетами, он уже в меньшей степени должен быть бомбардиром, а в большей - специалистом и электронщиком. Первым самолетом, вооружение которого было полностью интегрировано с электроникой, стал «Ф4-Эйч Фантом», всепогодный и специально предназначенный для ночных боев.
Лоувелл, который уже имел опыт таких головокружительных полетов на авианосце «Шангри-Ла», был назначен руководителем Оружейной группы, помогающей испытывать новые машины. Новая должность добавляла ему престиж и требовала частых командировок, в основном на авиационный завод «МакДоннелл» в Сент-Луисе, где собирали самолеты. И, наконец, это означало переезд на новую квартиру. Когда испытания «Ф4-Эйч» завершились, и пришло время обучать пилотов, Лоувелла назначили и на эту работу. Со своей выросшей семьей он выехал из «кирпичей» и перебрался в 101-ый Боевой эскадрон, на военно-воздушную станцию «Океания» в Вирджиния-Бич, где он стал работать летным инструктором.
В
Лоувелл с шумом поставил кофе на журнальный столик, немного пролив себе на руку, в спешке прочитал этот куцый абзац из пары предложений и моментально решил, что снова запишется в добровольцы. Да, сейчас он был старше - почти тридцать пять. Но, как он полагал, возраст - это еще и опыт. Да, на десять вакансий будет еще больше претендентов, чем в прошлый раз, но имя Лоувелла уже на слуху в Агентстве. И еще этот билирубин. Однако, учитывая ставшие классикой четыре удачных полета «Меркурий» и нисколько не пострадавших четырех пилотов, как Лоувелл полагал, точнее, надеялся, «НАСА» будет больше беспокоиться о мастерстве пилотов, чем об идеальных анализах. Весьма возможно, что первое отклонение кандидатуры Лоувелла повлияет и на вторую попытку. Но, сидя на кухне, он решил, что попытает счастья еще раз. Слетать в космос и испытать новый корабль, подумал он, гораздо интересней, чем испытательный полет в Сент-Луис на самолете.
– Эй, Лоувелл, вас к телефону, - раздался голос в эскадронном офисе «Океании».
Джим Лоувелл устало оторвал взгляд от доклада, которым он занимался последние полчаса, и крикнул:
– Кто там?
– Я его спросил, но он не представился.
Лоувелл отбросил отчет, нажал мигающую клавишу на телефоне и поднял трубку.
– Мне нужен Джим Лоувелл, - сказал собеседник.
Голос показался знакомым, но Лоувелл его не узнал. Было 13 сентября 1962 года. Прошло больше двух недель после его возвращения из «НАСА», где он проходил собеседование для участия в программе «Джемини». В агентстве он встречал и слышал голоса многих людей. Если он и знал собеседника, то не мог вспомнить.
– Я слушаю, - ответил Лоувелл.
– Джим, это Дик Слэйтон.
Лоувелл приподнялся в кресле, но промолчал. Медкомиссия «НАСА» проходила в военно-воздушной базе «Брукс» в Сан-Антонио (штат Техас). Как и в прошлый раз, проходя все процедуры, он общался в основном с докторами. Но теперь он прошел первый круг и был направлен на военно-воздушную базу «Эллингтон» в Хьюстон. После списания из отряда астронавтов Дик получил должность руководителя отряда астронавтов, контролируя работу всех астронавтов и занимаясь отбором новых. Лоувелл потратил много времени в Хьюстоне на собеседовании с Диком и сейчас ожидал звонка от него звонка. Но он не знал, плохую или хорошую новость принес Дик.