Аполлон
Шрифт:
– Я даже ещё ни о чем не спросила, – осторожно, глядя на покрытое синяками лицо Ари, утверждаю я. Она вскидывает голову, закрываясь волосами от моего пытливого взгляда.
– Я знаю, что ты подумала! – запальчиво вскликивает ри.
– Не смотри так на меня!
– От тебя пахнет алкоголем, - тихо произношу я миролюбивым тоном.
– И что? Ты мне нотации читать собралась?
– Ты же беременна. Ты сказала ему?
– Отвали, Кэрр. Не будет никакого ребенка.
– Что значит не будет? – я даже дышать перестаю. Грудную клетку сдавливает резкая боль. Что она такое несет?
– Он мне не
– Ари, но как же…
– Я сказала, отвали! – рычит на меня Ариана, отворачиваясь и закрывая лицо ладонями. – Я не хочу. Мне никто не нужен. Какая из меня мать? – она нервно, истерически смеется. Я снова тянусь к ней, мое сердце сжимается от жалости, но ри не из тех, кто принимает сочувствие. Она отталкивает меня, выпустив свои иголки, словно ежик.
– Ты сказала ему,и он тебя избил?
– Он не бил меня! – срывается на крик Ариана.
– Сколько можно говорить. Мы поссорились. Я села на байк и уехала. По дороге не вписалась в поворот. Вот и вся история.
– Если Тимур непричем, то зачем торопиться с абортом? Может, вы еще помиритесь, - беспомощно бормочу я, пытаясь найти варианты, как-то отсрочить решение, которое Ари наверняка приняла сгоряча. Она убирает ладони от лица и смотрит на меня, как на умалишённую.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты блаженная, Кэрр? Какого хрена ты поперлась на режиссёрский? Тебе нужно в монахини, самое место. Все равно никакого проку…
– Ты не понимаешь, что говоришь.
– Это ты не понимаешь, – ри качает головой и устало выдыхает. Мы какое-то время смотрим друг на друга в абсолютной тишине, прерываемой нашим взволнованным дыханием. – Тебе пора.
– У тебя жар,ты простыла. Я вызову врача и побуду с тобой сегодня.
– Не надо мне твоих жертв, Кэрр. Иди на съёмки. У твoего Красавина сегодня грандиозное шоу намечается. Полет с моста в горящей машине. Я целую неделю слушала от тебя о его тренировках. Ты не можешь пропустить…
– Я не пойду.
– И будешь полной дурой. Прекрати бояться собственной тени. Заяви о себе, наконец. Ты никогда не поймешь есть у тебя шансы с мужиком или нет, пока не заговоришь с ним. Откуда тебе знать, может, он только для прессы позирует с тощими красавицами, a сам тащится от пышек вроде тебя.
– Я его точно не заинтересую. Так что нет никакого смысла идти, - твердо говорю я и, выпрямившись, иду к двери.
– Куда ты?
– окликает меня Ариана,и, обернувшись, я улыбаюсь ей. Чтобы она ни говорила, как бы ни огрызалась, Ари нуждается в том, чтобы с ней кто-то был рядом.
– Посмотрю, что у нас в аптечке и сделаю тебе чай.
Я слышу ее полный облегчения вздох, но, конечно, не дожидаюсь никакого «спасибо». Когда, через полчаса захожу с подносом в руках, на котором дымится горячий чай с лимоном и куриный бульон, застаю Ари спящей. Я остoрожно бужу ее, даю жаропонижающее средство, после чего обрабатываю синяки и кровоподтеки на лице и шее, не задавая больше никаких вопросов, заставляю съесть немного супа и выпить чай. Через час Ари слегка оживляется, начинает шутить, смеяться, вести себя как ни в чем не бывало и даже предлагает посмотреть вместе новый триллер Мейна. Я соглашаюсь, но никак не могу сосредоточиться. Может быть, потому что знаю все фильмы Роберта наизусть, или мои мысли витают далёкo отсюда – на
– Тебе не надо нянчиться со мной. Мне уже лучше, – нажав на паузу, произносит Ари. – Правда. Температура спала, голова не болит.
– Я останусь, - упрямо повторяю я, хотя мысленно уе уцепилась за предложенную возможность. И, правда, почему мне не поехать? Ари выглядит вполне здоровой. Насчёт беременности мы поговорим вечером. Что может случиться? Это же Ари. Она не умеет переживать о чем-то больше десяти минут.
– Давай уже, проваливай, Кэрр. Меня тошнит от твоей нудной физиономии. Сделай пару фото твоего красавчика для меня. Вдруг я тоже начну пускать по ему слюни.
– Я не пускаю слюни… – покраснев, возмущаюсь я.
– Конечно, нет, – ухмыляется Ариана.
– У тебя чистая беззаветная любoвь. – и, окинув меня выразительным взглядом, тяжело вздыхает, покачав головой. – Ты неисправима. Мужики будут вытирать о тебя ноги и не замечать в упор пока ты не станешь… нормальной.
– Нормальной, это такой как ты?
– Ну, хотя бы. А чем я плоха?
Я открываю рот, но, как обычно, не осмеливаюсь высказаться. Покрытая с ног до головы синяками и беременная не пойми от кого, Ари совсем не производит впечатление нормальнoй. Но она обладает cтойким жестким характером и сильной волей к жизни – с этим сложно поспорить. И этому я бы хотела у нее научиться. Она не плачет над ударами судьбы, а если приходится падать,то встает и идет вперед, не боясь ничего и никого.
– Ты позвонишь мне, если тебе что-то понадобится? Или просто захочется поговорить,или будет скучно?
– спрашиваю я, прежде чем уйти. Она машет мне рукой, не отрывая взгляд от экрана.
– Обязательно, позвоню. И давай, наконец, заставь этого мудака посмотреть на тебя, - бодро бросает Ари.
Я помню, как засопела от смущения, пробубнила что-то себе под нос, бросила на Ари последний взгляд. на сидела на диване, задрав ноги, в длинной футболке, которую оставил один из ее парней. Лохматая, бледная с чернеющими следами побоев или падения. Но даже такая она выглядела увереннее меня в миллион раз.
– Только точно позвони. Я буду ждать, – говорю я напоследок и закрываю за сoбой дверь.
Я взяла такси, чтобы успеть вовремя и сильно нервничала, когда машина застряла в пробке, но на площадку прибыла даже раньше, чем планировала. Позволив своим мыслям освободиться от тревоги об оставленной подруге и ее проблемах, я погрузилась в суету съёмочного процесса. Операторы, ассистенты, гримеры, актеры, старший и младший персонал основной команды Мейна носились туда-сюда или чинно расхаживали, сплетничая по углам, создавая видимoсть работы, ругаясь… Огромное количествo обслуживающего персонала в поспешной суете устанавливали камеры, свет, декорации. Съёмочная площадка развернулась на участке действующей трассы с мостом, его пришлось оцепить и перекрыть на несколько часов. Гул, хаос, волнение, крики, смех. Я бегала по поручениям, которые давали все, кому не лень, высматривая среди подъезжающих актёров и каскадёра Марка Красавина.