Апостол
Шрифт:
Последующие пять или шесть лет Павел провел у ног Гамалиила, внука Гиллеля, высокодуховного учителя, скончавшегося за несколько лет до приезда Павла, в возрасте более ста лет. Под руководством тонкого, благородного Гамалиила, представлявшего собой полную противоположность грубым и дерзким предводителям философской школы Шаммая, Павел научился вникать в священные тексты до тех пор, пока умственный взор его не выявлял первоначальный смысл, погребенный под наслоениями толкований поколений раввинов, пытавшихся таким образом уберечь евреев от малейших возможных нарушений Закона. Впоследствии это помогло ему распознавать противоречия в толкованиях Священного Писания и умело разрешать возникающие в связи с такими противоречиями проблемы.
Павел научился рассуждать в форме логически построенных вопросов и ответов, известной античному миру под названием
Павел намного обогнал своих сверстников. Благодаря мощному уму он впоследствии занял место в Синедрионе, в Зале Сверкающих камней; именно ум сделал его «правителем иудеев». Еврейское государство было теократическим, то есть религиозные и национальные лидеры в нем отождествлялись. Каждый из семидесяти одного членов синедриона был одновременно и судьей, и сенатором, и духовным владыкой. Суд синедриона выносил решения по всем религиозным вопросам, а также осуществлял ту небольшую часть государственного управления, которую предоставили евреям римские власти. Некоторые члены Синедриона происходили из наследственного духовенства. Другие были законниками и учителями (раввинами).
Чтобы завершить свое образование в Иудее, Павел должен был приобрести необходимые познания в торговле, ибо ни один раввин (во всяком случае, теоретически) не мог брать деньги за свое учительство и должен был содержать себя сам. Вот почему, в возрасте двадцати лет Павел покинул Иерусалим. Если бы ему довелось жить в Иудее в те годы, когда там проповедовал Иисус из Назарета, он, без сомнения, стал бы спорить с Иисусом так же, как и любой другой фарисей. В последующие годы Павел много говорил о распятии и смерти Иисуса Христа, но никогда не упоминал, что он был очевидцем этих событий. Вероятнее всего, Павел вернулся в Таре, работал со своей семьей над выделкой шатров и приобщился к прежнему порядку вещей: проводил зиму и весну в нижней части города, а к лету, когда воздух насыщался влагой, чреватой малярией, переезжал в предгорья Тавра. Зимой или летом он, возможно, преподавал в синагоге. В одном из посланий Павла содержится намек, показывающий, что уже тогда давала себя знать его натура проповедника. К местам поклонения иудеев собиралось некоторое количество «сочувствующих язычников», которых сами иудеи называли «богобоязненными». Такие фарисеи, как Павел, стремились обратить «богобоязненных язычников» в полных, совершенных иудеев, подвергнуть их простому, но болезненному обряду обрезания и заставить их с этого времени чтить традиции иудаизма, соблюдая их со всей тщательностью. Конечно, обращение требует всяких трудов и испытаний, но в награду обращенный приобретает благоволение Бога. Отец Павла, надо думать, испытывал полное и заслуженное удовлетворение, наблюдая, как сын, следуя по его стопам, стал настоящим фарисеем, а его способности обещали высокий пост в самом Иерусалиме.
Вскоре тридцатилетний Павел снова едет в Иерусалим — может быть, уже женившись. Мы знаем почти наверняка, что Павел был женат. Иудеи редко оставались холостяками — отцовство было одним из непременных требований, предъявляемых к возможному члену синедриона. Но жена Павла не появится на страницах нашей истории. Может быть, Павла постигла тяжелая утрата, и он лишился и жены, и единственного сына — тогда можно понять, почему в зрелые годы он сторонился женщин воообще и пришел к личному отрицанию брака, хотя к отдельным представительницам женского пола он испытывал глубокую духовную нежность и фактически усыновил молодого человека.
Скорее всего, семья Павла последовала за ним в Иерусалим. В священном городе его борьба за соблюдение традиций могла принять еще более сложные, требующие самопожертвования формы. Вполне вероятно, что Павел уже тогда участвовал в подавлении движения, вызванного проповедью Иисуса Христа. Слухи об учении и воззвании нового пророка, странные сообщения о чудесах и даже неправдоподобная весть о воскресении из мертвых, должно быть, известны были и в Тарсе.
Глава 2. Стефан
В противоположность мраморным и золотым террасам величественного Иерусалимского Храма, синагога, посещаемая киликийскими иудеями, была небольшой и скромной. Даже в солнечный летний день в ней царила прохлада. Мужчины рассаживались вдоль стен, на каменных скамьях, между колоннами, поддерживавшими галерею для женщин. Старейшины садились лицом к собранию. Возле них, между семисвечником и кожаным футляром («ковчегом»), в котором хранились свитки, находилось небольшое возвышение. Здесь читали священные тексты вслух, после чего старейшины приглашали кого-либо из собрания выйти и истолковать прочитанное. Разумеется, Павел считал своим долгом принимать приглашение старейшин, но так как в Иерусалиме не было недостатка в желающих толковать тексты Священного Писания, то Павлу приходилось больше слушать, чем говорить самому. Один из тех, чье толкование Закона он слушал, оказался последователем Иисуса.
Стефан и Павел были уже не так молоды, как может показаться, если понимать буквально слово «юноша», с помощью которого Лука описывает появление Павла на месте казни. Этот греческий термин относился тогда ко всем мужчинам от двадцати до сорока лет.
Откуда родом был Стефан, точно установить невозможно, так как и египетские иудеи, и многие другие посещали ту же синагогу, что и евреи из Киликии. Известно, однако, что Стефан говорил одинаково хорошо и по-гречески, и по-арамейски. И Павел, и Стефан обладали незаурядным умом, быстро находили аргументы и возражения. О внешности Стефана свидетельств не сохранилось. Павел же, как считают, был невысокого роста, но умел хорошо поставить себя перед слушателями. Лицо Павла, овальное, с нависающими бровями, было мясистым, даже упитанным — ведь он вел здоровый образ жизни и не был беден. Он носил черную бороду, так как иудеи отвергали римский обычай брить лицо, и одевался в длинный плащ с голубой каймой. Особой формы тюрбан, скрепленный амулетом, показывал, что обладатель этого головного убора имеет честь принадлежать к касте фарисеев. Проходя по просторным дворам Иерусалимского Храма, Павел, обычно сохранял надменное выражение, неизбежное у человека с такими значительными предками и биографией. С величайшей тщательностью соблюдал он бесконечные ритуалы омовений и очищений тела, блюд и чаш. Еженедельно он постился — с восхода до заката, и в точной последовательности произносил все необходимые молитвы. Он знал, что уважительные приветствия окружающих, высокое положение, особое место в синагоге — все это принадлежит ему по праву.
Дни Павла были заполнены выполнением официальных обязанностей и приготовлением духа к восшествию на небеса. У него не было времени для нищих и отверженных. Способность к состраданию таилась где-то в глубине его души, но пока Павел был убежден, что хороший человек должен держаться подальше от дурных. Без сомнения, он присоединился бы к мнению фарисея, считавшего, что Иисус, позволивший блуднице слезами омыть Его ноги и натирать их благовониями, уже по одному этому не мог быть настоящим пророком.
Бессмертная притча Иисуса о фарисее и мытаре, взошедшем помолиться в храм, оскорбила и разгневала бы Павла. Как и фарисей из притчи, Павел был уверен, что уже заслужил благоволение Бога и стоит выше других. Молитва его могла бы звучать примерно так: «Благодарю Тебя, Боже, за то, что я не такой, как другие — несправедливые, вымогатели, неверные в браке, мытари. Я соблюдаю пост дважды в неделю, и отдаю десятую часть всего, что имею».
Стефан же посвятил много времени вдовам, деля с ними скудную пищу и все необходимое.
Два года прошло со времени казни Христовой, но священный город полон был людьми, верившими, что Он воскрес из мертвых. Большинство из них были бедняками и людьми без определенных занятий. Жили они общинами, в которых все достояние делилось поровну. И, когда христиане из грекоязычной общины пожаловались на пренебрежение ко вдовам, на Стефана с шестью помощниками возложили задачу восстановления справедливости.
Павла раздражало то, что Стефан, ученый муж, унижает себя, снисходя к нуждам общины. Его задевало, что Стефан находит время приносить радость окружающим в то время как он, Павел, погружен в свои дела. Павла уважали и боялись; Стефана уважали и любили. Когда Стефан проповедовал, Павел не мог не заметить огромной разницы между ними: Стефан всегда толковал Писание так, что проповедь приводила слушателей к Иисусу из Назарета, Который есть Спаситель и Мессия (по-гречески «Христос»), ожидаемый иудеями, и приводил в доказательство свидетельства очевидцев, наблюдавших нечто невероятное: умервщленный, Иисус ожил и восстал из гроба. Очевидцы эти беседовали с Иисусом, встречаясь с Ним в разных местах, хотя с момента казни прошло уже почти шесть недель. Стефан не называл очевидцем себя, но верил, что Иисус жив, и говорил, что знает Его.