Апостолы Революции. Книга вторая. Химеры
Шрифт:
Курьер взглянул на Огюстена, взглянул так, как смотрят на тяжело больного, жить которому осталось не больше нескольких дней, и вышел.
Оставшись один, Лежен запустил пальцы в намокшие волосы и принялся вышагивать по крошечному кабинетику – три шага туда, три – обратно. То ли от долгого сидения, то ли от волнения его хромота усилилась, и контраст между походкой старика и ребяческой внешностью двадцатитрехлетнего чиновника проявился с особой резкостью. Он совершенно забыл о письмах, ждавших сортировки. Грубое вмешательство неизбежности в скучно-спокойную реальность спутало его мысли. Впрочем, этого стоило ожидать. Разве не обещал Сен-Жюст учредить Бюро общей полиции сразу же после казни дантонистов?
Лежен ждал. Ждал ответа своего могущественного друга. Марать бумагу Сен-Жюст больше не станет, это стало ясно после его отказа от письменного ответа Лежена. Тогда что? Не жандарма же он за ним пришлет, в самом деле!
При звуке быстрых уверенных шагов в коридоре Лежен замер. Неужели Сен-Жюст, действительно, прислал жандарма?!
– Признаться, я колебался, прийти самому или отправить жандарма арестовать тебя за неповиновение приказу, – проговорил Сен-Жюст, появляясь в дверях. – Ты, похоже, жандарма и ждал, – усмехнулся он при виде облегченной улыбки, заигравшей на губах друга. – Ладно, Огюстен, довольно упрямиться. Собирайся. Я реквизирую тебя в Комитет.
– Польщен честью, – язвительно проговорил Лежен, – которую ты оказал мне, явившись собственной персоной в мое скромное обиталище.
– Красиво сказано, – похвалил Сен-Жюст. – Ты и стихи пишешь?
– Потерял вдохновение, переехав в Париж.
– Зато сарказма набрался вдоволь. Послушай, Огюстен, я оставил тридцать человек, чтобы прийти к тебе. У нас много работы. Ты дал свое согласие, не так ли? В чем же дело? Что еще прикажешь мне сделать: умолять тебя? угрожать? забрать силой? Разве мы не договорились обо всем?! – раздраженно воскликнул он.
– Я не отказываюсь от своих слов, Антуан, – проговорил Лежен, опустив голову и заложив руки за спину, – но я не ожидал, что это случится так быстро и так… – он замолчал, подбирая нужное слово, – так…
Сен-Жюст понимающе кивнул.
– Ты ждал делегацию из членов правительственных Комитетов, которые явятся пригласить тебя на должность шефа Бюро полиции? – усмехнулся он. – Нет, друг мой, все значительно прозаичнее, чем в твоем представлении: республика нуждается в тебе – и забирает тебя без лишних слов и церемоний. Пошли, по дороге поговорим.
Они под руку вышли из особняка Галифе, где располагалось Министерство иностранных дел, и направились в сторону Сены, к Национальному мосту, ведущему прямо ко дворцу Тюильри. Лежен поморщился от ударившего в глаза ослепительного солнца.
– Министерская служба расслабила тебя, – начал Сен-Жюст, защищая ладонью глаза от солнца. – Но ты скоро привыкнешь к новому ритму. Тебе придется быстро, даже очень быстро принимать решения, от которых зависит жизнь или смерть, – он замолчал, коротко взглянул на спутника и добавил: – Жизнь или смерть республики. Мы все можем ошибиться, не застрахован от ошибок и ты. Главное, чтобы твои ошибки не стали роковыми для свободы.
– Главное, чтобы они не стоили жизни невинному, – поправил Лежен.
Сен-Жюст пожал плечами.
– Ты всегда был моралистом, – с легким осуждением заметил он. – Единственное, что меня беспокоит, так это твоя медлительность, желание вникать в детали. У тебя не будет времени заниматься деталями, Огюстен. Ежедневно Бюро должно разбирать десятки, возможно, сотни дел, стекающихся со всей Франции. В твоем распоряжении штат из тридцати служащих и восьми агентов. Первое время придется обойтись этим количеством. Потом посмотрим. Когда Комитет общей безопасности будет распущен, часть его персонала…
– Постой, постой! – перебил его Лежен и даже остановился от переполнявшего его волнения. – Не слишком ли ты торопишься, Антуан? На данный момент мы работаем параллельно с Вадье, верно?
– Да, Огюстен, я тороплюсь, – раздраженно ответил Сен-Жюст, потянув собеседника вперед. – Нас ждут. Что до Вадье, то я говорю не о завтрашнем дне, разумеется, хотя в один прекрасный момент в Комитете безопасности отпадет необходимость. И этот момент наступит довольно скоро. Во всяком случае, я приложу максимум усилий, чтобы ускорить его. Ты все еще продолжаешь удивляться тем переменам, что происходят во Франции? – спросил Сен-Жюст после короткой паузы, во время которой не спускал глаз с шагавшего рядом друга. – После всего, что мы пережили за последние пять лет?! После того, как самые невероятные вещи, о которых мы и мечтать не смели в наши студенческие годы, произошли с такой стремительностью?! Разве ты не видишь, что отныне возможно все: самая смелая авантюра, самое рискованное предприятие! Для нас больше нет ничего невозможного, Огюстен. Мы сами творцы своего будущего и будущего Французской республики. От нас зависит жизнь многих и многих поколений. Это большая ответственность, выдержать которую под силу не каждому. Тебе… нам выпала честь… выпало счастье участвовать в гигантском строительстве нового мира. Все решается здесь и сейчас, Огюстен, нам некогда терять время в напрасных философствованиях и пустом морализаторстве.
– Хотел бы я обладать твоим энтузиамом, Антуан, – вздохнул молодой человек. – Увы, я отношу себя к разряду тех, кто считает, что пришло время остановиться и оглядеться назад.
– Рано еще, – резко возразил Сен-Жюст. – Мы не сделали и половины того, что можем, что должны сделать. Имеет ли право удовлетвориться меньшим тот, кто может достигнуть большего?
– Где же конец, Антуан? – обернулся к другу Лежен и снова остановился. Они как раз подошли к Национальному мосту. – Когда прекратится террор? Когда прекратится погоня за химерами?
– За химерами, говоришь? – ухмыльнулся Сен-Жюст. – По-твоему, республика – это химера? Благоденствие, процветание, свобода, счастье народа – химеры?! Отечество, любимое гражданами до самозабвения, – тоже химера?! Нет, друг мой, это реальность, это наше будущее! Но для того, чтобы построить его, мы должны искоренить гидру преступления, окутавшую Францию своими щупальцами. Предательство, шпионаж, коррупция, спекуляция, дезертирство – никогда еще преступление не пользовалось таким простором и такой свободой, как во времена перемен, социальных потрясений, больших опасностей. Если мы не уничтожим преступление, преступление уничтожит все, что мы успели построить. Или то, что мы построили, – тоже химера, Огюстен?
Вопросы, которыми сыпал Сен-Жюст, больше походили на обвинения. Он впился в Лежена жесткими холодными глазами. Казалось, если бы он мог убить взглядом, он, не задумываясь, сделал бы это.
– Разве террор в состоянии искоренить эти болезни? – просто спросил Лежен, опустив голову. – Они неизлечимы, как проказа, и неизбежно будут разъедать человечество изнутри.
– Террор является быстрым решением многих проблем. Ты даже не представляешь, насколько эффективным он может быть. Я неоднократно убеждался в этом. Хотя, – Сен-Жюст вздохнул, – когда его слишком много, к нему привыкаешь – и перестаешь испытывать страх. Как найти золотую середину? Как показать неотвратимость возмездия и в то же время не превратить его в рутину? За этим-то ты мне и нужен, Огюстен, – он ободряюще хлопнул друга по плечу.