Апозиопезис
Шрифт:
— Но ведь они этого не желают… — возразил Данил. — Вы их похитили, держите за решеткой…
— Да хрен там! — разозлился Бурхан и начал стучать трубкой по решетке, чтобы высыпать пепел. — Они и сами не знают, чего хотят, глупые же бабы! Ведь потом еще благодарить меня будут. Их ждет такая роскошь, которую в Варшаве они никогда не дождутся. Солнце круглый год, драгоценные подарки от любящего мужа, самые лучшие одежды, дорогие благовония, каждодневное купание в бане, сон на шелках и атласе, свежие фрукты, возможность целый день валяться кверху пузом. Этого мало? Я освобождаю их от бедности, холода, голода, польско-российской безнадеги. Да я даю им шанс на лучшую жизнь! А вы называете меня работорговцем и контрабандистом!
Бурхан Бей театрально всплакнул и отвернулся, чтобы вытереть слезы рукавом. Данил почувствовал, что свалял дурака. Он глядел то на трясущихся от ужаса девушек, то на оскорбленного турка… и метался в сомнениях.
— А ведь польки уже не раз попадали в турецкие серали [55] , — тихо произнес Бурхан. — И я не знаю ни единого случая, чтобы они сами бежали или же хотели вернуться домой. Вовсе даже наоборот; бывало, что в Турции им везло, они становились самыми важными в Империи женщинами. Самая знаменитая султанша, жена падишаха Сулеймана Великолепного, которую называют Роксоланой, на самом деле звалась Анастасией Лисовской и родом была родом с польской Червонной Руси. Ее тоже захватили силой в ясырь, а она сделалась одной из могущественнейших женщин на свете, влияла на политику Империи, стала матерью очередного султана, так что, благодаря ей, в жилах повелителей из династии Османов течет и польская кровь.
55
Серай, сераль — дворец султана и вообще мусульманского владетеля, коего часть есть гарем, женская половина — Словарь Даля.
— Полмиллиона рублей, — отозвался Алоизий. — Можно и в золотых лирах. А Данил через несколько дней разработает способ надежной и бесплатной доставки девушек до самого Константинополя.
— Сумма слишком уж большая, — заикнулся Бурхан.
— Ты же сам говорил, будто бы польки являются превосходным, чрезвычайно ценимым товаром, — возразил на это джинн на превосходном турецком языке. — И это не изменилось за сотни лет. Ты погляди на этих красоток. Волосы золотистые, яркие голубые глаза, кожа — что твой алебастр, ну а бедра, груди, фигура! Тонкость и решительность! Стиль и влечение. Каждая из них родит по десять детей, и все рано сохранит силу и красоту. Не то, что худосочные гречанки, тощие египтянки, злорадные армянки и взрывные грузинки. Польки всегда были в цене. За этот товар ты возьмешь состояние, и разойдется он сразу же. И ты прекрасно о том знаешь!
Данил не понимал ни слова из их беседы, в это время он сражался с собственной совестью. Логика выводов турка убеждала в том, что, помогая ему, он делает услугу и этим несчастным девушкам. Да еще полмиллиона рублей впридачу получит! Целое сокровище!
— А почему это от вашего имени торгуется какой-то негр? — возмутился Бурхан Бей. — Что это за привычки? Что может знать о коммерции какой-то там слуга?
— Я был секретарем великого визиря еще в те времена, когда твой прадед на Большом Базаре продавал краденых у горцев коз, — пробубнил Алоизий. — Так что я прекрасно знаю, сколько может стоить пара десятков белых девушек. И, как я догадываюсь, ты ведь готовишь уже и следующую посылку, правда? Так что полмиллиона рублей — это сумма самая соответственная. За полученное от Довнара ты сможешь заработать раз в десять больше.
Турок стоял, сжав кулаки и переваривая предложение про себя.
— Несколько дней — это слишком долго. Я прибавлю еще двести тысяч, если справитесь со всем до завтра.
Данил почувствовал, как стиснуло гортань. От впечатления он не мог сглотнуть слюну. Предложенная сумма ошеломляла своими размерами. Семьсот тысяч. В мыслях инженер уже видел себя у алтаря вместе с Генриеттой, одетой в красное платье, так замечательно совпадающее по цвету с ее кожей. Да имея такие деньги, он сможет дать ей все. Теперь-то девушка ему не откажет.
— Согласен, — протянул он руку.
Бурхан Бей пожал ее, тем самым припечатав соглашение.
Варшава, 14 (26) ноября 1871 г., полдень
В полностью разрушенной и разграбленной лаборатории Данила, несмотря на распахнутые двери и окна, воняло химикалиями. О чудо, разбили только часть бутылок со стеллажей, похоже, исходящие из них дымы и смрад отпугнули солдат. К сожалению, кто-то из них, похоже, повис на чучеле аллигатора и разорвал его на две части. Сейчас они печально свисали сверху, словно полутуши на бойне. У Генриетты в мыслях промелькнули воспоминания о нескольких чрезвычайно милых вечерах, проведенных под этим висящим под потолком аллигатором. В ходе увлекательнейших бесед с Данилом о науке, искусстве или даже обычной жизни их души и мысли охватывала эйфория, почувствовать которую способны только влюбленные. Тогда почему же так скоро поддалась она чарам полковника Кусова? Девушке даже стыдно сделалось.
— Может вот это выпить? — зомби указал культей на бутылку, заполненную чем-то похожим на черную смолу.
Девушка подошла к сидящему на столе трупоходу и с отвращением скривилась. Разлагающиеся останки воняли настолько, что выдержать было просто невозможно. Эта вонь в чем-то ассоциировалась со смрадом поля битвы, осажденного города и полевого госпиталя, так что Генриетте сделалось нехорошо. Она взяла бутылку.
— Смола реальности, — прочитала она этикетку. — Это сконцентрированная действительность и материальность. Если бы ее выпило какое-нибудь сверхъестественное существо, оно тут же подверглось бы разрушению или, в самом лучшем случае, утратило бы все свои силы. Подозреваю, что ты превратился бы в абсолютно мертвый и неподвижный труп.
— Мне необходимо принять хоть сколько-нибудь эктоплазмы, — прохрипел зомби.
— А вот этого, скорее всего, и нет. Данил говорил, что это материал труднодоступный, да еще и нестойкий. Находясь в реальности, он тут же подвергается разложению.
Девушка нагнулась и подняла бутылочку, валяющуюся под столом. На прикрепленном к ней листочке кто-то написал: «Выпей меня». Генриетта отставила субстанцию на полку. В конце концов, среди остатков оборудования и реактивов она заметила бутылку темного стекла, заполненную жидкостью, излучающей бледное сияние. Должно быть, это была эссенция чужой реальности, собранная Довнаром во время открытия врат в иные миры. На небольшой этикетке инженер написал всего лишь одно слово: «Флогистон».
— Хммм, что-то это мне напоминает, — наморщила Генриетта брови. Она тряхнула бутылкой, и жидкость тут же засветилась ярче. — Так, вспомнила. Это связано с давным-давно низвергнутой научной теорией. Флогистон должен был представлять собой элементом огня, наполнявшим материю и ответственным за процесс сгорания. Данил рассказывал, что его дедушка свято верил в существование этой вот частицы материи, опирая на ней свои теории и гипотезы. В честь его памяти мой жени… тьфу! мой приятель решил открыть вселенную, в которой флогистон и на самом деле существует, вселенную, действующую на основании иной физики. Он открыл в нее врата и позволил пропитаться чужой реальностью. Вот он — несуществующий элемент огня! Увлекательно, правда?
— Ша-а… — зомби махнул культей, позабыв, что кисти давно уже нет. — Во дворе кто-то есть.
Генриетта выглянула в окошко и от ужаса со свистом втянула воздух в легкие. На куче вытащенных из дома вещей стоял стройный автомат с узким черепом, светящим двумя плоскими огнями глазных отверстий. Одна из его длинных рук сверкала выпущенными из пальцев лезвиями, второй рукой он копался в мусоре. Корпус автомата носил следы ржавчины, на лбу виднелся свежий след от стертого герба. Чужак прибыл не один. Рядом с кучей стоял небольшой голем с толстым чугунным корпусом и короткими лапами, в которых он держал шестиствольное ружье с кривошипной рукояткой, называемое картечницей. К ужасу девушки из двери дома выглянул третий пришелец — автомат с угловатой, битой черепушкой, в его единственной руке был военный палаш. Вместо второго плеча у него торчала культя с оголенными проводами.