Апозиопезис
Шрифт:
Едва лишь он прошелся пальцем по лампе, как из носика вылетел клуб дыма. Целое облако дохнуло прямо в лицо турку. Он взвизгнул и отскочил назад. Дым закружил, из него сформировались две фигуры. Но тут же между ними и Бурхан Беем очутилось массивное тело Ферди. На громадном, что твоя буханка, кулаке толстяка блеснул железный кастет.
— Прошу прощение за непрошеный визит, милостивый государь, — поклонился Данил. — Ни в коем случае не стал бы навязываться столь грубо, если бы не обстоятельства.
— Это вы? — удивился турок, который к этому времени успел добраться до стола и даже вытащить из его ящика американский шестиствольный револьвер, который все любовно называли «перечницей». — Как я рад вас видеть, дорогой инженер. Вы словно мне с неба свалились!
Алоизий пошатнулся и, опирая пот со лба, оперся о стену. Его вытесанное в камне лицо искривилась в гримасе отвращения после потрясшего его пребывания в лампе. К нему вернулись кошмарные воспоминания о далеком прошлом, когда он пролежал в этой медной тюрьме, закопанной в речном песке, несколько сотен лет. Данил выглядел намного лучше, тем более, удостоверившись, что он находится далеко за пределами Цитадели.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — вежливым голосом спросил он турка.
— Думаю, что мы оба сможем помочь друг другу, — усмехнулся Бурхан Бей, забросил револьвер в ящик стола и с грохотом задвинул его.
Варшава, 14 (26) ноября 1871 г., перед полуднем
Подворотня дома на улице Шлиской потеряла ворота — разбитые и превращенные в кучу щепок боевым големом. Полиция заменила их временными, сбитыми из нескольких досок и запертыми изнутри на железный брус с висячим замком. Генриетта остановилась перед бывшими воротами и, немного поколебавшись, пошла дальше. За объектом могли следить, как полиция, так и террористы. Девушке дали свободу в ведении следствия, но ей не хотелось, чтобы открылось, что она интересуется беглецом. Так что она не просила разрешения на то, чтобы зайти в дом, а попала сюда как бы случайно. В глубине души она рассчитывала на то, что Данил мог появиться здесь, хотя вот это было бы настоящей глупостью.
Генриетта даже не могла сказать, почему для нее все это так важно. Ведь она старалась забыть о Даниле, выбросить из сердца и памяти. По после совещания у наместника Берга почувствовала потребность проверить, что деется с Довнаром. Какое-то непонятное, зато жгущее беспокойство не дало спокойно согласиться с тем, что инженер сделался врагом общества номер один. Генриетта не верила в его вину — ну ведь это же невозможно, чтобы этот милый, скромный мужчина руководил целой сетью террористов и убийц. Тогда бы это означало, что это именно он наслал на нее запрограммированных бандитов. А ведь все выглядело так, будто бы что-то он к ней испытывает, что она ему не безразлична. Необходимо было поглядеть ему в глаза. Неважно то, что их союз закончился еще до того, как смог хорошенько начаться. Генриетта еще раз хотела увидеть Данила и спросить, во что же такое он влез.
Похоже, князь Кусов не имел бы ничего против того, что она заботится о знакомом? Всего лишь приятеле, больше ни о ком! Тем не менее, она ни слова не сказала своему новому обожателю, что интересуется Данилом. И надеялась, что тот об этом тоже не узнает.
Генриетта свернула на Тварду, широкую улицу, идущую от Виленского вокзала, через весь центр, и за ближайшим перекрестком пошла по улице Плаской. Таким способом она обошла квадрат доходных домов, потом скользнула в открытые ворота одного из домов, внутренний дворик которого соседствовал с тылами флигеля дома Довнара. К счастью, местных сторожей поблизости не было видно, а на площадке играла пара мальчишек, гоняясь за деревянным колесом, которое они подталкивали кривыми палками. Те даже остановились, увидав уверенным шагом прошедшую на самую средину двора даму в черном платье и в шляпке. Совершенно не обращая внимания на зрителей, она направилась бегом к высокому забору, разделяющему участки. Девушка отразилась от земли в могучем прыжке, схватилась за ограды и перемахнула ее ну совсем как в цирке. Исчезла она столь же неожиданно, как и появилась. Все случилось настолько быстро, что онемевшие дети какое-то время не двигались, размышляя над тем, а что они, собственно, видели.
Тем временем Генриетта приземлилась в узеньком проходе, заполненном гниющим мусором и, в связи с чем, немилосердно вонявшем — между забором и стенкой флигеля. С отвращением прикасаясь к замшелой стене, девушка осторожно пошла вперед и вышла во двор дома Данила. Увидав валявшуюся посреди площадки кучу мусора, она даже всплеснула руками. Прямо под дождем валялись разбитая мебель, одежда, книжки и уже ни на что не пригодное лабораторное оборудование. Рядом стояло незавершенное транспортное средство, на которое любящие здоровую шутку солдаты затащили кровать вместе с постелью. В ходе обыска практически все движимое имущество было вытащено во двор и изничтожено. И это было всего лишь формой предостережения, говорившего, что подозрения в отношении обвиняемого весьма серьезны, и что относиться к нему будут со всей суровостью.
Дверь, ведущая вовнутрь флигеля, болталась на ветру, окна в головном здании скрипели открытыми ставнями. Выходит, в последнее время хозяин дома не появлялся.
Выходит, нечего мне здесь делать, поняла Генриетта и уже повернулась было, чтобы вновь перепрыгнуть забор.
И тут она застыла на месте. Ее взгляд встретил невидящий взгляд черных глазниц трупа, сидевшего под стенкой флигеля. Зомби! Это он. Культи поломанных органных труб торчали у него из спины, носившей следы гнили, смешанной с трупной бледностью. Насильно лишенный демоничности, зомби выглядел, скорее, жалко — это были только лишь чудовищно изуродованные людские останки. Зомби сидел неподвижно, уставив глаза на сложенные на коленях и лишенные кистей руки. С момента появления Генриетты он даже не шевельнулся, вот почему та заметила его лишь спустя какое-то время.
В течение нескольких ударов сердца они глядели друг на друга, хотя трупоход и был лишен зрения. Но, похоже, после смерти это ему совершенно не мешало.
В конце концов, девушка сунула руку в карман своего пальто и вытащила револьвер. Второй рукой она вытащила плоский гаечный ключ, чтобы в случае чего отвернуть клапаны на лбу. Зомби лишь поднял обе культи рук, как бы сдаваясь.
— Ты искала меня? — спросил он не совсем четко. Как и все творения, которым не нужно было дышать, у него были определенные проблемы с артикуляцией слов. — Теперь-то я вижу, что на нее ты не очень даже и похожа. Музыка многое изменяет.
— Даже не пробуй шевелиться, — рявкнула Генриетта в ответ. — Ты откуда здесь взялся?
Зомби опустил руки, как будто вонзенные в них лезвия представляли для него значительную тяжесть, затем склонил голову, словно смертельно уставший человек.
— Я не сделаю тебе ничего плохого. Ноги перестали меня слушаться, я теряю силы, — жалобно сообщил зомби. — Сюда я добрался, потому что помню это место еще по той стороне. Оно не раз светилось во мраке, когда живущий здесь исследователь заглядывал в пустоту между мирами и протягивал руку к другим реальностям.
— Так тебя призвал Довнар? Ты выполняешь его приказы?
— Меня призывает только музыка. Могучая, сильная, такая — что пробивается в мир умерших, несомая самыми способными артистами. Моя музыка. Это ее я ищу…
— Зачем тебе музыка в мире теней? — Генриетта опустила револьвер.
— Без нее я не могу успокоиться. Я страдаю. Злодей находится где-то близко, я его чувствую. Это он украл у меня тебя, любимая, а когда ты ушла, исчезла и музыка.
Девушка спрятала оружие в карман и подошла к трупаку. От того ужасно воняло вскрытой могилой: землей, тухлыми останками и сладкой вонью разлагающегося мяса. Человек пал жертвой жестокого убийства, а его труп не был захоронен в освященной земле. Ему еще повезло, что разложение не зашло слишком далеко, и эктоплазмы хватило добраться сюда. Наверняка, когда он шлепал в темноте по варшавским улицам, прохожие принимали его за пьяницу, который только-только выполз из сточной канавы.