Апозиопезис
Шрифт:
— Еще можно локализовать резервуар со сжиженным газом, который наверняка находится в брюхе автомата, лишить уплотнения и поджечь, — прибавил Данил. — Но, похоже, это будет сложно. Что же, нам ничего не остается, как только самим прыгнуть в бездну.
— Очень разумные слова, инженер, — похвалил Данила Муханов, складывая руки на груди. — Только поспешите, нечего зря терять время.
— Через пару минут здесь появится охрана и мои агенты, — рявкнул Кусов. — Сдавайтесь, полковник!
— Какие агенты? Они же направляются в Петербург, князь, — усмехнулся Муханов. — Ну а охрана находится на моем содержании,
— Я могу уничтожить автомат, мой повелитель, — Алоизий с достоинством поклонился Данилу, — только я рассчитываю на вознаграждение.
— Какое? — совершенно чистосердечно изумился инженер, поскольку это был первый случай, чтобы его лакей хоть что-то просил. Как правило, если он чего-то хотел, то брал без спросу.
— Отпуск, — ответил на это джинн. — Я хочу поехать на несколько месяцев, а может и лет, в родные края. Я сильно нуждаюсь в этом: в солнце, пустыне, огне…
— Я согласен, — махнул Данил рукой, поскольку цербер все время приближался.
Громадное тело перемещалось на четырех лапах, волоча за собой хвост с колючками. Морды опустились книзу, лупая багровыми глазами. Когти оставляли на каменном полу глубокие следы.
Джинн вышел напротив автомата, широко разложив руки. Его ноги окружила туча дыма, и демон вознесся в воздух. Морды цербера поднялись за ним, одна из них раскрыла пасть и метнула огненный столб в Алоизия. Тот грациозно уклонился и полетел прямиком на боевую машину. Неожиданно оказалось, что цербер способен двигаться очень даже быстро. Он выпрямился, поднял передние лапы, а зад подпер хвостом. Когти со свистом пропороли воздух. Джинн пронесся мимо на миллиметр и ударил машине в грудь. Он прижался к кабелям и железной грудине, в которой находился овальный резервуар с газом. Поначалу он плюнул в него струей огненной слюны, но, не видя результата, протянул к нему руки. Внезапно что-то метнуло его взад будто тряпичную куклу, Алоизий пролетел над головами зрителей, за ним, словно за кометой, тянулся дымный хвост. Джинн врезался в ящик, сопровождаемый треском ломающейся древесины и собственными стонами. Алоизий сполз на пол, весь обсыпанный опилками и измазанный маслом. Широко раскинув руки, он разлегся у ног Данила.
— Машина защищена перед действием сверхъестественных существ, — объявил, усмехаясь, Муханов. — В ее скелет встроено сопряжение с реальностью. Никакой упырь или демон не способен ничего сделать ей. Напоминаю, что цербер должен был охранять царскую резиденцию, так что он готов ко всему. Короче, или вы сами вежливо запрыгнете в бездну, или я окончательно спущу его с поводка.
— Погодите, мальчики, — сказала Генриетта.
Она обернулась в сторону вращающегося зубчатого колеса и прыгнула в черноту.
— Геня! — заорал Довнар.
— Генриетта! — вторил ему Кусов.
Оба застыли, вытянув руки. После этого они вопрошающе переглянулись.
— Клопы, демоны, эктоплазма, — буркнул под нос Данил. — Без машины у нас не будет ни малейшего шанса.
— Да, это верная смерть, — кивнул, соглашаясь с ним. Кусов.
А за их спинами могучий автомат переступал с лапы на лапу и щелкал зубатыми пастями, выпуская из них языки синего пламени. Он никак не мог дождаться, пока наконец кого-нибудь не разорвет.
— Отправляемся за ней? — коротко спросил Данил.
— Естественно, — кивнул жандармский полковник. — Вместе, на счет «четыре».
— И раз! И два! — скомандовал Данил. — И три! И…
Но до четырех досчитать он не успел. Мрак взорвался фонтаном эктоплазмы, отбросив мужчин в сторону. Из круга вышел сияющий, словно раскаленная добела сталь, человек. На руках он держал едва-едва находящуюся в сознании Генриетту. От обоих исходили черные мазки парящей энергии.
— Игнаций, — шепнул Данил, крепче прижимаясь к полу.
Мертвый музыкант поставил юнкер-девицу на пол и поцеловал ей руку. После того он повернулся к церберу и начал напевать веселую мелодию. Мазурка заглушила металлический срежет бестии, заполнив все помещение. Пианист подошел к мотающему головами чудищу и теперь, вместо того, чтобы напевать, засвистел собственное произведение. Автомат протянул к нему головы, он перестал плеваться огнем и паром. Цербер вел себя, словно загипнотизированный, двигаясь в такт музыки.
— Что это еще за штучки? А ну убей его! — завопил побледневший от страха Муханов.
Полковник отступал шаг за шагом. Цербер урчал мазурку, но вдруг Игнаций замолк. Воцарилась тишина.
«Апозиопезис», — пришло в голову Генриетте.
Музыкант легонечко толкнул боевой автомат, и тот в одно мгновение занялся огнем. Загорелись все металлические детали, как будто бы они были сделаны из бумаги. Чугунный газовый резервуар раскалился и взорвался, превратив цербера в огненный шар, плюющийся во все стороны горящими обломками.
«Флогистон!» — подумал Данил. Вместе с музыкой призрак передал боевой машине флогистон, элемент огня, а потом высвободил его. Он изменил физическую суть машины, потому-то предохранитель перед сверхъестественным и не сработал.
Игнаций прошел сквозь горящие останки автомата, напевая под нос очередную мелодию — на сей раз печальную, но и торжественную: тот самый придуманный много лет назад полонез, который был посвящен Марии Калергис, и который должен был подарить ей в день собственной смерти. Он подошел к стоящему на коленях Муханову и остановился.
В полковника же попал один из обломков взорвавшейся машины. Толстый медный кабель вонзился ему в бедро и вышел с другой стороны штанины. Мужчина шипел от боли, пытаясь подняться. Но потом он окончательно упал на пол и пополз. При этом он испуганно рыдал, поскольку светящийся жаром флогистона призрак не отставал от него ни на шаг, словно угрызение совести, которое никак нельзя было изгнать из нечистого сознания.
— Сейчас я его прибью, — прошипел Кусов, поднимаясь на ноги и отряхивая брюки. — А ведь мы должны были доставить полковника живым.
— Да, я и сама планировала оставить ему жизнь, жаль, что не получилось, — холодно заметила Генриетта.
Тем временем Муханов полз по полу, оставляя за собой кровавый след, а Игнаций шел за ним, напевая страшную мелодию. Полковник рыдал все громче, а потом завыл. При этом он свернулся в клубок, затыкая себе уши. Ничего не помогало, мелодия выжигалась в его разуме, врывалась в сознание, выпирая из него все остальное. Муханов хотел было завопить, но вместо того присоединился к пению. Вдруг Игнаций остановился, положив ладонь полковнику на лбу. Сделалось тихо.