Апрельское, или Секрет забытого письма
Шрифт:
Вместо работы я в тот день пошла к Симоне Павловне. Хотелось всё-таки спросить о том, о чём мы в прошлый раз так и не успели поговорить. Да и ей приятно было рассказывать о былом. Завидев меня, женщина очень обрадовалась. Первым делом поинтересовалась, была ли я в церкви. Повздыхала, потому что ещё не была. Но я пообещала сходить.
— А где тут раньше находился роддом? В годы войны, например, — спросила я и поняла, что вопрос этот бабушку Симу озадачил.
— У нас не было. В город возили всех, как и сейчас. Тут же ехать недалеко. На бричке возили. Председатель колхоза выделял лошадь.
— А в роддоме могли перепутать или подменить младенцев?
Симона Павловна вытаращила на меня глаза.
— Не знаю, детка. Война была, тогда всякое случалось. Лично я о подобном никогда не слышала. А ты почему спрашиваешь?
— Да мне нужно. Для работы. Хочу об истории посёлка сделать стенд у нас в библиотеке, — на ходу придумала я нелепый ответ.
Бабушка Сима доверчиво кивнула, совершенно не задавшись вопросом, какое отношение к истории Апрельского могли иметь перепутанные младенцы.
— Вот мы с вами в прошлый раз о цыганах говорили. А правда, что тут в годы войны цыганский табор стоял? — спросила я главное, что меня интересовало.
Ответ на этот вопрос поможет мне понять, от чего следует отталкиваться в поисках информации. Но Симона Павловна лишь пожала плечами.
— Смутно помню что-то такое. Мать и бабушка обсуждали, что были цыгане. И что куда-то их немцы вывезли. А куда? Бог его знает. Мне в конце войны всего пять лет было. Так что я мало что помню.
От бабы Симы я шла, когда уже почти стемнело. На западе небо зловеще багровело, будто где-то вдалеке бушевал пожар. Но это был всего лишь закат. Наверное, завтра поднимется ветер. Помню, где-то читала красивую примету о ярко-красном закате. Он означает, что бог солнца спорит с богом ветра… Моя бабушка всегда считала красные закаты плохим предзнаменованием. Не знаю, почему.
С востока же надвигалась кромешная тьма. Уличных фонарей здесь не было. Точнее они давно не работали. Свет лился только из окон. И некоторые дворы освещались, поэтому в принципе дорогу было видно хорошо. Даже фонарик не понадобился… вначале. Но когда потянулись брошенные дома, стало жутковато. Полезли в голову разные нехорошие мысли. Неожиданно вспомнился найденный в каком-то доме покойник… А ведь я так и не узнала, в каком! Вдруг я иду сейчас как раз мимо него.
Едва успела об этом подумать, как вздрогнула от внезапно прозвучавшего в вечерней тишине мычания. Кажется, у меня все внутренности передёрнулись, а не только сердце. И в пот бросило. Первой мыслью, которой я пыталась себя успокоить, было то, что мне послышалось. Но когда звук повторился, данная версия с треском провалилась. Следующий вариант — животное — пугал не меньше, чем возможный спящий где-то в кустах пьяница. Я ускорила шаг. Однако прервавший невнятное мычание голос Максима заставил меня остановиться.
— Бать, вставай, садись в машину. А то вдруг кто-нибудь увидит, — слова доносились из глубины проулка между домами.
Брошенными или жилыми — я понятия не имела. Но свет в окнах не горел. В ответ на его слова раздалось нечленораздельное бурчание и ругань. А затем снова заговорил Максим:
— Вставай! Мама волнуется, ждёт нас.
Я
— Что случилось? — спросила я.
— Света, иди, куда шла, — бросил мне Богорад.
Глаза его затравленно бегали, не желая встречаться с моими. Игнорируя его слова, приблизилась к сидевшему на земле мужчине.
— Здравствуйте, — сказала максимально непринужденно.
Он остановил на мне стеклянный взгляд и попытался, кажется, осмыслить происходящее. Новый человек в поле зрения явно заинтересовал и привлек его внимание. Я не могла понять, пьян он или это что-то другое. Алкоголем от него не пахло.
— Ну-ка поднимайтесь, а то свой красивый костюм совсем испортите и часы разобьёте, — сказала я тоном, каким обычно говорят с непослушными детьми.
И сама удивилась, что он меня не послал.
— Да вот не могу! — сокрушенно ответил отец Максима. — А вы кто? Что за красавица тут у нас появилась?
— Давайте, давайте, я помогу встать, — подбадривала я его.
Мужчина послушно опёрся на мою руку, грозя повалить меня на землю. Но Максим вовремя поддержал его и вместе мы каким-то чудом усадили его в машину.
— Вы не уйдете? — жалобно спросил меня Илья Андреевич. — А то этот сукин сын только и думает о том, чтоб я быстрее сдох! Только и ждёт моей смерти!
— Па, ты что! — укоризненно возразил Максим.
— Пошёл вон, щенок! Выкормил тебя, вырастил, и никакой благодарности!
Я обратила внимание на то, что Максим ловко закатал ему рукав и что-то вколол из маленького шприца. Буквально сразу тот обмяк и вскоре уснул. Максим же, избегая меня, уложил отца поудобнее, закрыл заднюю дверцу машины, отошёл, и устало присел на поваленное бревно. Я приблизилась, опустилась рядом.
— Что с ним? Он пьян?
Парень отрицательно мотнул головой, глядя в сторону.
— Это деменция начинается. Альцгеймер, или как его там… И ещё что-то, не помню уже. Он такой не всегда. Редко. В последнее время где-то раз в пару месяцев. Я поэтому и приехал, взял академ. Мать с ним уже не справляется. Плачет постоянно. Кирилл его боится. А сам он лечиться не хочет, считает, что с ним все в порядке. В нормальном состоянии он совсем не такой, правда! Но вот эти припадки... Я мечтаю забрать мать и мелкого и уехать отсюда навсегда.
Слушать это было невыносимо. Не представляю, каково в таком юном возрасте столкнуться с подобной бедой. Это очень страшно.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила, тронув его за руку.
Мне хотелось, чтобы он повернулся, посмотрел на меня. А он упорно уклонялся от этого.
— Чем? — горько усмехнулся Максим. — Нет, конечно. И ещё, Свет, надеюсь, ты понимаешь, что об этом никто не должен знать?
— Конечно.
— Ну и не надо меня жалеть, — добавил он. — Всё нормально. Я не страдаю и всем доволен, поверь. Это ничего не должно менять между нами, а то любите вы, девушки, из жалости уделять внимание...