Аптекарша
Шрифт:
— Так они же знакомые моего мужа, — ответила я как можно непринужденнее.
Оба полицейских обменялись взглядами.
— Опять наш дружок Левин, — многозначительно изрек тот, что постарше.
Дитер ждал меня за накрытым столом, чайник уютно посвистывал, из духовки тянуло чем-то вкусным.
Выпить чаю — какое блаженство!
— Вероятно, они тебе сказали, что у нас обоих есть судимость? — осторожно начал Дитер.
— У вас обоих — это у кого? — поинтересовалась я. Оказалось, у него и у Марго.
— Они наверняка удивляются, как это ты живешь с нами в одном доме, — заметил Дитер.
Об этом я как-то еще не успела подумать.
Дитер тем временем уже извлекал из духовки ароматную овощную запеканку, предоставив мне приятную возможность побыть наедине с моими мыслями.
11
Краем глаза я поглядываю на госпожу Хирте. Интересно, этой ночью она слушала или спала? И как отнеслась к смерти Марго?
Кажется, положительно. Когда наши взгляды встречаются, она удивительно приветливо произносит «Доброе утро!», а потом, чуть смущаясь, к полному моему изумлению, предлагает перейти на ты.
— Меня зовут Розмари, — сообщает она, будто выдавая страшный секрет. Потом спрашивает: — А Левин как, еще жив?
Она, видимо, ждет, что теперь в моей истории трупы пойдут сыпаться один за другим, как десять негритят.
Левин не вернулся и на следующий день. Дитер был настолько любезен, что даже дозвонился в Гранаду — он немного говорит по-испански. Молодожены отправились в свадебное путешествие, гости разъехались — вот и все, что он сумел узнать.
Сама-то я, вопреки заботам Дитера, о Левине ничуть не беспокоилась. Если с моим драгоценным супругом что-то случится — что совсем неудивительно при его манере езды, — я узнаю об этом достаточно быстро. Покой, воцарившийся в доме в отсутствие Левина и Марго, был мне словно бальзам на душу. Хотелось насладиться этой передышкой, подаренной судьбой. Удивительная манера Дитера оставаться незаметным даже рядом со мной на кухне была мне приятна и почти не мешала.
На следующий день пришла телеграмма. Я МАРОККО ВСЕ ПОРЯДКЕ ЦЕЛУЮ ЛЕВИН. Дитер тоже прочел телеграмму и покачал головой.
— На уход по-английски это, пожалуй, не похоже.
Мне было все равно. Без этих баламутов мне жилось тут как в раю. Даже возникло желание себя побаловать. Я теперь каждый день привозила из Хайдельберга какое-нибудь украшение для дома — роскошный букет цветов, ароматизированные свечи, шелковые подушки и даже дорогой ковер.
Каждый вечер мы с Дитером ужинали вместе, по очереди мыли посуду и убирали на кухне. Я поймала себя на том, что теперь перед каждым ужином прихорашиваюсь и бываю слегка огорчена, когда
Временами мне очень хотелось купить новые обои для мансарды, но я не решалась — даже зайти в эти комнаты мне было трудно и страшно. Дитер теперь жил на верхнем этаже один, и, если честно, мысль о его отъезде была мне уже неприятна.
Потом меня навестила Дорит с детьми. День был по-осеннему ласковый, дети носились в саду, пытаясь ловить дроздов. А мы спокойно наблюдали за ними из зимнего сада.
— Ну как, оправилась от потрясения? — спросила меня подруга.
— С грехом пополам, — отвечала я. — Зато теперь Левин пропал.
— То есть как? Не успели свадьбу сыграть, а он уже смылся?
Похоже, Дорит не верила своим ушам.
— Да нет, не совсем так. Поехал навестить друзей в Андалусии, оттуда зачем-то в Марокко, и с тех пор не дает о себе знать. Думаешь, мне надо беспокоиться?
— Ну, если бы это был Геро, я бы страшно волновалась, — сказала Дорит. — А Левин, наверно, еще не отвык от своей привольной студенческой жизни. Но в любом случае это, конечно, свинство.
— Дорит, а как ты думаешь, из Левина выйдет хороший отец?
— Заранее этого никогда знать нельзя. Но кто сказал «а», тот должен сказать и «б» — ты же сама этого хотела.
— Дорит, у меня еще нет детей, и все можно раскрутить обратно.
— Да ты просто брачная аферистка! Прикарманила состояние и шикарную виллу, а мужа теперь на улицу? Как это прикажешь понимать?
Она, конечно, права. Если я подам на развод, то придется отказаться и от унаследованного имущества, иначе нельзя, это против моих моральных принципов. Или все-таки?
— Мне дорог этот дом, — сказала я.
— Очень тебя понимаю, — согласилась Дорит. — Я бы тоже ни за что такой дом не отдала. Вообще-то многие мужчины сильно меняются, когда у них появляются дети. Часто они только тогда и взрослеют.
Когда стало смеркаться, мы зазвали Франца и Сару к себе в зимний сад; я выставила им какао и печенье. «Как бы я мечтала угощать своих детей, — думала я, — вытирать их красные носики, вязать им шерстяные пуловеры, а теперь, в канун праздников, печь вместе с ними песочное рождественское печенье».
Вскоре после этого Дорит с детьми заторопилась домой. Она забыла у меня свой шелковый платок с морским узором. Сама не знаю зачем, я приложила его к лицу, вдыхая аромат дорогих духов.
Подойдя к окну, я еще увидела красные огоньки ее автомобиля и взглянула на часы. Куда это Дитер запропастился?
И тут вдруг осознала, сколько времени на моем веку потрачено зазря в ожидании мужчин. В этой изматывающей нервотрепке, когда ничем толковым и полезным заняться все равно нельзя. Не счесть, сколько раз за свою жизнь я подогревала еду, снова снимала с плиты и снова ставила, пока любовно приготовленное блюдо не разваривалось вконец. И моя мать точно так же.