Арахно. В коконе смерти
Шрифт:
Что ж, пусть себе светят, усмехнулся Антон. Вполне возможно, что эти круги станут теперь единственными источниками света в темном царстве его жизни. Они, да еще двенадцать светящихся насечек на циферблате, плюс три стрелки, включая магнитную. Кажется, часы все еще на нем. Непромокаемые, противоударные, настоящие часы охотника за приключениями. Антон оторвал голову от ладоней и взглянул на левое запястье. Да, кожаный ремешок не подвел, часы были здесь. Все три стрелки, как сговорившись, смотрели точно вверх, часовая пряталась за минутной и указывала на север. Сколько это? Двенадцать дня или ночи? И если дня, то, интересно, какого? Выходного или буднего? Антон прикусил губу. Это казалось кощунственным. В то время как он валяется тут ни жив ни мертв, черт знает сколько суток протянув без еды, зато питья хлебнув по самое горло и еще с горкой, его соотечественники, рассевшись за обеденным столом или укладываясь в теплую постельку, слушают по радиоточке концерт по заявкам «В рабочий поддень» или вечерний гимн! Боммм, боммм.
Он уронил голову на ладони. Знакомое оранжеватое свечение немедленно скользнуло под веки. Что-то в нем присутствовало такое, что не давало уснуть, и подумав немного, Антон сообразил, а вернее, вспомнил, что же такого тревожного таится в оранжевых кругах с выколотыми центрами.
Доставшаяся ему на память о летних сборах спецаптечка, которую Аля иногда называла бесполезной, – слабо понимая, насколько это важно, чтобы она как можно дольше оставалась именно бесполезной – тоже была оранжевого цвета, но дело не в том. В тот раз, на вторые или третьи сутки после «землетрясения» он, отправляясь в очередную вылазку, украдкой от жены взял с собой оранжевый пластмассовый ящичек, решив, что пришло наконец его время, но надеясь всей душой, что все-таки ошибается. Мало ли что он читал о землетрясениях и сейсмических волнах, у разрозненных бумажных источников, как ни тяжело это признавать, нет прерогативы на истину, природа причудливей и многообразней, чем представление человека о ней. Кто его знает, вдруг да случаются раз в сто лет локальные сотрясения земной коры, вызванные одним-единственным
Но, апеллируя не к душе, а к разуму, Антон с прискорбием осознавал, что вероятность такого «вдруг» ничтожно мала. И всякий раз, когда в разговоре с женой всплывало «землетрясение», он заключал слово в мысленные кавычки.
Он ушел к обрыву – судя по рисунку трещин и его собственным смутным воспоминаниям о прохождении волны, эпицентр располагался где-то в той стороне.
Антон отыскал удобный плоский камень, опустился перед ним на колени, положил рядом зажженный фонарик и раскрыл заветную аптечку.
На этот раз его интересовали не таблетки в немаркированных капсулах из прозрачного пластика, различить которые можно было только по цвету и по памяти: голубые – обезболивающее, розовые – мощный антибиотик общего действия и черные, которыми Антон надеялся никогда не воспользоваться. В капсулах с голубыми и розовыми не хватало по три таблетки – пришлось дать Але, чтобы заснула и чтобы не случилось заражения. Он оставил без внимания и портативный ручной насос для закачки воздуха, и противодымные фильтры, и бумажные кассеты с индикаторными трубками. Все эти красивые стеклянные трубочки с запаянным внутри силикагелем и разноцветными ампулами с реактивами -с красным кольцом и точкой, с тремя зелеными или с одним желтым кольцом каким-то чудом выжили при так называемом «землетрясении». Но зарин, зоман и прочая химия, которой вряд ли кто-нибудь соберется травить безобидных подземных жителей, сейчас мало волновали Антона. Если бы что-нибудь серьезное попало в воздух, они с Алькой давно бы ощутили отравляющее действие на себе. Но у них пока ни рвоты, ни сонливости, ни слез, кроме тех, что от боли и бессилия. Только сломанная нога и изгрызенная совесть. Да еще галлюцинации, уже во второй раз, но это только у Альки, последствия ранения, перенесенной боли и шока, а может, и контузии.
Из цилиндрического гнезда под кассетами Антон достал короткую трубку весом в 23 грамма и поразился, до чего удивительно устроена человеческая память. Ведь столько времени прошло с тех летних сборов, чуть не полжизни, а вот всплыли же откуда-то бесполезные цифры. Он снял защитную обертку из фольги, зажал трубку в ладони, выключил фонарик и стал ждать. Все должно определиться в течение семидесяти секунд. Правда, инструктор во время демонстрации грел стекло спичкой, но Антона-то величина погрешности не интересует, измерительного устройства у него так и так нет, а для грубой качественной оценки хватит и тепла ладони. Ну, сколько уже прошло? Наверное, достаточно. Наверное, уже не начнется. Ф-фух. Ну и слава тебе…
Однако не успел он закончить мысль, как все началось. Антон вздрогнул и едва не выронил трубку. Пальцы как по команде мелко затряслись. Вот черт!
В принципе, попытался убедить он себя, ничего опасного в этом нет. Она все равно повсюду, носится в воздухе, оседает на камнях и одежде, на коже и волосах, проникает в горло и легкие – эта дрянь, которая заставляет светиться алюмофосфарное стекло, активированное серебром. Но почему-то первобытная жуть поднимается из потаенных закромов души, когда видишь, как между твоими судорожно сжатыми пальцами начинает вяло просачиваться болотно-могильный оранжевый свет.
Жалко, что у него только детектор, а не дозиметр, дозу поглощенной радиации на глазок не определишь. Но, вроде бы, не смертельная. То есть, конечно, не смертельная, раз они до сих пор живы. И все-таки интересно бы узнать, какая точно? Это знание могло бы успокоить, если бы величина оказалась ниже предельной. А если запредельной? Тогда, наверное… ничего бы не изменилось. Да, скорее всего, так.
Он много читал о радиационном мутагенезе. Им с Алькой, конечно, ничего подобного не грозит, а вот их потомству… если они когда-нибудь выберутся наверх и у них еще будет потомство… Впрочем, к чему загадывать, выбраться бы сначала. Но признаков лучевой болезни он не чувствует. Антон с силой провел пятерней по волосам. Вроде, ничего, все та же жесткая шерсть, граблями не расчешешь, клочьями пока не лезет, и это хорошо.
Он аккуратно завернул трубку, которая уже вся равномерно окрасилась в тускло-оранжевое, снова в фольгу и убрал в отведенное гнездо, присыпав сверху бумажными кассетами с бесполезными индикаторными трубками.
Але о своих исследованиях он не сказал ни слова. Зачем? Изменить что-либо они все равно не в силах: ни провести дезактивацию местности, ни убраться побыстрее из пораженного района. А лишний раз расстраивать жену сейчас не стоит. Пусть думает, что это было обычное землетрясение. Просто перед сном он положит ей в рот еще одну таблетку. Черную, хотя в темноте все таблетки черные. Всех радионуклидов из организма, конечно, не выведешь, но, может, хотя бы часть…
«Аля, Аленька, как она там?» – подумал Антон и по нахлынувшей нежности, которая последнее время посещала его только в полузабытье, понял, что сейчас заснет.
И хорошо. И пусть. Ему надо уснуть. Уснуть и видеть сны. И во сне дождаться того момента, когда к нему на безупречном французском языке обратится его… о-ла-ла, как же это по-русски? подлость?
Той ночью так и не дождался.
Проводник отстал где-то по пути.
Отвязался.
Глава двенадцатая. Толик Голицын
«Подобное подобным.
Аркадий прошаркал в туалет, сделал свое мокрое дело и, покачивая крышку унитаза, раздумывал теперь, не сделать ли заодно и грязное, когда раздался звонок. Он подтянул трусы и отправился открывать дверь. Ослабленной резинки хватало ровно на десять шагов, до прихожей было никак не меньше тринадцати, так что по пути надоевшую процедуру пришлось повторить. А ведь еще обратно ковылять, подумал Аркадий.
Только в прихожей, обнаружив, что уже не шаркает, а шлепает, он сообразил, что забыл в туалете тапки. Сквозняком из-под отпираемой двери резануло по босым пяткам. Так что возникшему на пороге незнакомцу в бежевом плаще Аркадий бросил только:
– Проходите! – и умчался в комнату.
„А вдруг это грабитель?" – подумал он пару минут спустя, прислушиваясь к звукам в прихожей.
– Извините, а тапочек у вас… – донеслось наконец оттуда.
– Есть! – крикнул Аркадий из-под натянутого до самых глаз одеяла. – В туалете.
– Однако… – лысоватая голова незнакомца показалась в комнате. Теперь на нем был длинный белый халат, смахивающий на подкладку вывернутого наизнанку плаща. В руках вошедшего обнаружился небольшой плоский дипломат шоколадного цвета.
– Вы доктор? – приподнявшись на кровати, спросил Аркадий.
– В том числе.
– Слава Богу! – Он снова рухнул на подушку и почесал выскользнувшее из-под одеяла плечо. – Вы садитесь, пожалуйста.
Мужчина в халате с сомнением осмотрел предложенную табуретку, достал из кармана влажную гигиеническую салфетку и размазал по пластиковой поверхности жирные следы вчерашнего супа.
– Там губка чистая есть… – сказал Аркадий.
– В спальне? – иронично предположил доктор.
– Нет. – Аркадий задумался. – На балконе.
Доктор сел и, с дребезгом сдвинув на край ночного столика многочисленные склянки, положил на освободившееся место дипломат, на боку которого Аркадий заметил яркую диагональную наклейку с надписью: „Мы не занимаемся лечением паразитов. Мы их убиваем!" Он еще раз внимательно перечел фразу и нашел заключенный в ней юморок мрачноватым.
– Ну-с, – сложив пухлые руки на коленях, сказал доктор, но вместо ожидаемого „На что жалуетесь?" скомандовал: – Раздевайтесь!
– В смысле? – Аркадий потянул одеяло к подбородку, оголяя тощие ноги. – Я уже.
– Да это я так, по привычке. Воздушные ванны? – одобрительно спросил доктор. – Так, а это что? – он указал пальцем на несколько серых, почти сошедших пятен на правом бедре Аркадия, своим взаимным расположением напоминающих острова Японского архипелага.
– Да я это… в общем…
– Ясно. Самолечение. Только кто же этим прижигает? – Доктор вздохнул и покачал головой. – Я же не знал, – оправдывался Аркадий.
– Ну а это? – доктор взял со столика початую упаковку таблеток. Прочел название, сохраняя на губах скептическую ухмылку, и небрежно бросил на прежнее место.
– Лекарство от доверчивости?
– Да я на всякий, случай…
– Ясно. А здесь… – он так низко склонился к ноге Аркадия, точно собирался ею позавтракать. – Ага, пуговичный прокольчик. Поздравляю. С диагнозом вас, скорее всего, не обманули. Вас, кстати, как звать?
– Вы же обещали анонимно, – насторожился Аркадий. И припомнил остальную часть газетного объявления: – На дому… Нетрадиционно…
– Да мне не для записи. Должен же я к вам как-то обращаться.
– Шурик, – соврал Аркадий. – То есть Алексей.
– Так Шурик или Алексей?
– Как вам удобнее.
– Ладно, Шурик-Алексей, скидывайте одеяло. И подушку – куда-нибудь в сторонку. Так, теперь на живот. Уколов боитесь?
– А что?
– Та-ак. А укусов?
– Лучше уж уколов, – бледно пошутил Аркадий, позвонками ощущая холодные прикосновения чужих пальцев.
– Отлично, – не понятно кого и за что похвалил доктор. – Тогда закройте глаза и вытяните руки вперед.
– Что, прямо лежа? – уточнил Аркадий, подумав про себя: „Вот дебилизм!"
– Давайте, давайте! – поторопил врач. – У меня после вас еще два вызова.
Аркадий зажмурился и, насколько смог, вытянул руки, так что его кулаки прошли между прутьями в изголовье кровати и уперлись в стену.
– Дальше – никак, – пожаловался он.
– Дальше и не надо, – успокоил доктор.
В следующее мгновение Аркадий почувствовал холодное прикосновение металла к своим запястьям, и практически одновременно услышал сдвоенный щелчок. Подняв голову, он обнаружил себя закованным в наручники, цепочка которых змейкой обвивала пару вертикальных стальных прутьев.
– Это… – сказал он. – Зачем это? – и попытался высвободить руки.
Ничего не вышло, стальные браслеты только сильнее впились в кожу. На правом запястье появилась поперечная
– Это женские, – пояснил человек в белом халате. – Так что не советую дергаться. Себе же хуже сделаете.
– Зачем это? – почти взвизгнул Аркадий.
– Ну вы же сами упомянули нетрадиционные методы, – усмехнулся доктор и зловеще расхохотался. Потом еще раз, нормальным человеческим смехом. – Извините, сорвалось. Больно уж ситуация анекдотическая. Но и вы тоже хороши. Впускаете незнакомого человека в дом, оставляете одного в прихожей… А если бы я, предположим, явился к вам с недобрыми намерениями – что тогда? А? Осторожнее быть надо! – назидательно заметил он и добавил совершенно спокойно: – Вы не волнуйтесь. Наручники – для вашего же блага. Сами потом спасибо скажете. Просто одному тут не справиться, а я сегодня без ассистента. Представьте: приболел! Как говорится, и на старушку бывает мокрушка…
Он бесцеремонно потянул за край трусов лежащего на животе Аркадия и незаметно перешел на ты.
– Да не дергайся ты! Я только приспустить… И не напрягайся так, в этом смысле я вполне традиционен.
– Не надо!
Теперь чужие пальцы внимательно ощупывали след от резинки и не казались уже такими холодными.
– Ого! – сказал доктор. – И здесь тоже! Как ты только с этим живешь?
– А вот так! – крикнул Аркадий и попытался обеими пятками лягнуть доктора в живот.
Но тот, по-видимому, готовый к такому повороту событий, легко отбил атаку. А вот Аркадию пришлось туже. Край матраса и вместе с ним нижняя часть тела прикованного оказалась на полу; упасть целиком ему не позволили наручники. Царапина на правом запястье набухла свежей кровью и обахромилась сверху несколькими лоскутками содранной кожи.
– Да что ж ты такой дерганый! – возмутился эскулап. – Учти, будешь орать – рот пластырем залеплю!
– Не надо, – затрясся Аркадий. – Я не смогу дышать, у меня на… насморк! Я… отменяю заказ, – промямлил он, прекрасно понимая, насколько наивно и нелепо звучат его слова. Но что ему оставалось делать? Умирающий, как известно, хватается за катетер.
– Экий ты простой, Шурик по имени Алеша! Я, между прочим, клятву Гиппократа давал!
От докторской улыбки у него зашевелились волосы на затылке. Последние сомнения развеялись, как утренний дымок над крематорием: ему посчастливилось столкнуться лицом к лицу с опаснейшим маньяком. Вернее, затылком к лицу, но это лишь ухудшало ситуацию.
– Ты не бойся, от меня еще недолеченным никто не уходил. Кстати, можешь звать меня Айболитом.
Айболит поправил матрас и, ухватив Аркадия за лодыжки, легко уложил поверх него. Затем, стряхнув тапки, грузно опустился ему на пятки.
– Носки раздвинь, – посоветовал. – А то отдавлю, – поерзал, пристраивая свой тяжелый зад. – Все, нечем стало брыкаться?
– Пожалуйста, нет! – простонал Аркадий. Шагреневый бок дипломата оставил отпечаток на его икрах. Щелкнули замки. Внутри дипломата что-то глухо звякнуло. Аркадий вспомнил текст наклейки про паразитов и понял, что скрытый в ней смысл еще чернее, чем ему показалось сначала.
– Ну, где вы? Где вы, мои ма-аленькие? Где вы, мои сла-аденькие?-неожиданно засюсюкал Айболит. Ответом ему стал чуть слышный сухой шорох – как будто кто-то встряхивал над ухом фарфоровую сахарницу с жалкими остатками продукта.
Скрежетнула какая-то жестянка, потом на несколько секунд все стихло.
Из своего положения Аркадий не мог видеть происходящего и оттого пугался еще сильнее. Он лежал, окаменевший от макушки до отсиженных Айболитом ступней, напряженный, как перетянутая жгутом вена, и с ужасом вслушивался в тишину.
– Вот они! Вот они, мои…ум-м-м!.. сла-аденькие! – обрадовался сумасшедший доктор. – Ну куда, куда без команды? Что, так сильно проголодались? Совсем проголодались, да? Ах, вы мои бе-едненькие, мои голо-одненькие! Сейчас, сейчас папочка вас поко-ормит… Только ведите себя хорошо, ладно? И помните: ваша цель – яйца. Запомнили? Только яйца! – строго повторил он.
Аркадий заскулил, закусив губы, отвернулся к стене и остро пожалел о том, что не завершил всех своих дел – тогда, в туалете.
– На ста-арт!.. Внимание-е!.. – растягивая слова, скомандовал кому-то палач. – Марш!
Два легких, ничего не весящих комочка опустились на бедра жертвы сзади и устремились вверх, щекоча и покалывая кожу, словно гонимые ветром клубки стекловаты.
Аркадий в последний раз судорожно вздохнул и потерял сознание.
* * *
Спина не болела. Ныла – да, но это была не боль, а жалкие ее отголоски. Как после оздоровительного сеанса, когда иглоукалыватель уже ушел, прихватив все свои булавки. Но главное – она совсем не чесалась! Не зудела, не свербела, не саднила – называйте, как хотите! – впервые за последние шесть недель.
По сравнению с этим замечательным открытием, сделанным Аркадием сразу же по пришествии в себя, все прочие сюрпризы этого дня просто меркли.
Поэтому Аркадий почти не удивился, когда, открыв глаза, обнаружил в считанных сантиметрах от своего лица огромного мохноногого паука. Он сидел, черный и лупоглазый, всеми восемью лапами взгромоздясь на откинутую к стене подушку, и деловито ковырял наволочку своим раздвоенным то ли жалом, то ли клювом.
Удивления не было. Только вполне естественное чувство гадливости.
– Ну, сволочь… – распухшими губами прошептал Аркадий и – не руками же его! бр-р-р-р! – попытался на ощупь нашарить возле кровати тапочки.
Они нашлись почти сразу же, но оторвать их от пола оказалось не так-то просто. Подергав за носок как будто приросший к паркету тапок, Аркадий раздраженно обернулся, вскрикнул:
– АААА! – и панически забился в угол, поджав под себя ноги и обхватив голые плечи ладонями.
– Это следует понимать как „спасибо"? – спросил стоящий у изголовья кровати Айболит. При взгляде снизу вверх Аркадию казалось, что его лысоватая макушка чуть-чуть не достает до потолка. – Ну, и что ты уставился на меня, как филиппинский хилер на скальпель? Видишь, Эля, какова она, человеческая благодарность? – спросил чокнутый доктор и Аркадий готов был поклясться, что обращался он в этот момент к пауку, который как раз закончил грызть наволочку и с важным видом побрел-покатился по серому полю хлопчатобумажной простыни.
– Подушечку хорошо зачистила, Элечка? Ничего не пропустила моя ум-м-мничка? – затянул привычно Айболит, нагибаясь и принимая на руки мохнатого уродца. – Накушалась моя де-евочка? Наелась свежих яичков в смя-яточку?
Аркадий с трудом подавил новый рвущийся наружу крик.
Он бегло осмотрел себя и ощупал-дважды! – в тех местах, где васильковая помятость трусов не позволяла осмотреть. Слава богу, в физическом плане от него ничего не убавилось. Даже наоборот: на правом запястье, там где еще недавно наблюдался кровавый след наручника, появилась свежая нашлепка бактерицидного пластыря. Это немного успокаивало. В самом деле, нелепо смотрится, когда палач смазывает приговоренному к смерти ссадины зеленкой и предлагает приложить к шишке на лбу прохладное лезвие топора. Выходит, он – не приговоренный, а доктор… не палач?
– Это и есть ваши нетрадиционные методы? – почти нормальным голосом спросил он.
– А что? – доктор перестал вытягивать губы трубочкой, как делал, беседуя с паучихой, и усмехнулся. – Скажешь, традиционные? А вот и наша Ю-улечка!
Из складок брошенного у кровати одеяла показалась оснащенная щупальцами мордочка второго паука. Вернее, паучихи.
– Пододеяльничек теперь тоже чи-истенький! – сморозил доктор очевидную глупость и вернулся к человеческим интонациям.
– Ты извини, что я так… жестковато, – сказал он Аркадию. – Просто вызовов сегодня много, я один, а если каждому начнешь объяснять, в чем заключается уникальность нашего метода, без обеда останешься. И потом, ты сам признался, что укусов боишься.
– Так они меня что, кусали? – задним числом ужаснулся Аркадий и, передернув плечами, ужаснулся еще сильнее: ему показалось, что вернулся сводящий с ума зуд. Он выждал полминуты, но ощущение не повторилось. Аркадий облегченно вздохнул – обычные мурашки. – А они не ядовитые?
Айболит рассмеялся
– Где ты наслушался этой ерунды! – Он поднес сложенные вместе ладони к самому лицу, и одна из сидящих на них паучих взмахнула лапкой, коснувшись его мясистого носа, заставив его обладателя счастливо поморщиться. – А вы не слушайте, мои маленькие, не слушайте всякие глупости! Ну какие же они ядовитые, мои де-евочки! – Он с жалостью посмотрел на Аркадия. – Нет, для человека они безопасны. Зато совершенно убийственны для паразитов кожи.
– А что у меня было? – Аркадий с надеждой посмотрел в глаза доктора. – Ведь было же?
– Было, было, – успокоил тот. – Если вдруг чего упустили, ты сразу звони, не жди. Повторный визит у нас в пять раз дешевле.
– Это клещи?
– Нет, что ты! Клещами мы не занимаемся, правда, девочки? Не-ет! – Он помотал головой, влюбленно глядя в многочисленные глазенки мохнатых помощниц. – Мы своих не ку-ушаем.
– В каком смысле своих?
– Биологию учить надо, – сказал Айболит и дальше объяснять не стал. – А у тебя были вшеклопцы.
– Как? – Аркадию показалось, что последнее слово доктор произнес по-польски.
– Вшеклопцы, – повторил Айболит. – Жуткий гибрид-клопа и вши. Паразитирует на человеке и домашних животных, откладывает яйца под кожу. Традиционными методами, кстати, практически не выводится. Твой случай уже четвертый с начала месяца. Судя по всему, грядет эпидемия.
– А много в вашей конторе этих… – Аркадий выпятил подбородок, не зная, как правильно назвать хищных ассистенток доктора, и неожиданно для себя обнаружил, что их внешний вид уже не вызывает у него прежнего неприятия.
– Девочек? Не волнуйся, встретим во всеоружии. Скоро рекламку фирменную пустим, сперва по кабельным каналам, а там, глядишь, и по общероссийскому. Клиент повалит… – вздохнул доктор и начал собираться.
– Погодите! – попросил Аркадий и почесал локоть, скорее по привычке. – А можно их…
– Потрогать? – На лице Айболита возникла добрая понимающая улыбка персонажа детской сказки. – Конечно, можно. Держи!
– А почему только девочки? – спросил недавний больной, осторожно принимая паучих из рук доктора.
Сейчас мохнатые глазастенькие клубочки, дотощно изучающие его пальцы в поисках скрытых паразитов казались ему забавными и даже в чем-то симпатичными. – Где же их самцы? Или это, – он на секунду напрягся, – черные вдовы?
– Да какие ж вдовы, если они, кроме меня, ни одного самца и в глаза не видели! Правда, девочки? Не-ет, мои невестушки че-естные, они себя внимательно блюдут. Давай сюда! – скомандовал доктор, протягивая Аркадию пустую жестяную банку из-под „Нескафе".
– А почему так? Так надо?
– Ага, надо, – сказал Айболит и со щелчком натянул на банку пластиковую крышку с четырьмя звездообразными отверстиями. – Чтоб злее были.»
(Н. О. Лемешев, вклейка к журналу «Мужские болезни» №9, 2003.
Тираж 120 000 экз.)