Арахно. В коконе смерти
Шрифт:
Сон не принес облегчения, все мышцы по-прежнему ныли, кости ломило, особенно в том месте, где в лопатку упирался какой-то острый камень или выступ в полу. Ничего удивительного: Антон не выбирал место для привала. Последние два или три раза усталость накрывала его без предупреждения, буквально валила с ног, в лучшем случае оставляя время, чтобы сбросить рюкзак и стянуть сапоги с окаменевших ног. На этот раз его сил не хватило даже на эти элементарные действия, по крайней мере тесноту резиновых сапог Антон ощущал всеми десятью сжавшимися в «кулаки» намозоленными пальцами. Ой, ноженьки, бедные вы мои! А ведь на них сейчас придется как-то вставать
Антон осторожно, чтобы не хрустнули позвонки, пошевелил затекшей шеей. Однако вместо хруста с изумлением услышал сначала негромкое шуршание, когда что-то легкое и некрупное сползло по его небритой щеке, затем – влажный звук падения, когда оно плюхнулось на пол. Да что же это такое? Он потрогал лицо в том месте, где по нему проехалось неведомое нечто. Липко. Не успев задуматься, лизнул клейкие пальцы. И тут же сплюнул. Тот же мерзкий вкус, который Антон ощущал во рту с момента пробуждения и который, благодаря недавнему сну, с этого дня наверняка будет ассоциироваться у него с устрицами.
– Да что же это такое? – вслух повторил Антон и резко сел.
Возможно, именно звук его голоса или неожиданное движение тела, долгое время сохранявшего неподвижность, послужило сигналом к началу активных действий. Почти одновременно Антон почувствовал, как что-то с любопытством обнюхивает или ощупывает запястье его упертой в землю руки, другое что-то настойчиво ищет лазейку между воротником комбинезона и шеей, а третье, сжимаясь и разжимаясь, как будто пульсируя, взбирается вверх по его правому колену, причем не над, а явно под тканью защитных брюк.
– Да что же это…
Еще минуту назад Антон ни за что бы не поверил, что способен с такой скоростью вскочить на ноги. Куда девалась многодневная усталость, и предобморочное головокружение от голода, и ломота в костях? Все испарилось в мгновение ока, уступив место глубинному и всепоглощающему инстинкту самосохранения.
– …такое!
Он сорвал с воротника холодную и скользкую на ощупь тварь размером чуть больше кулака и отчаянно сжал в руке. Раздался отвратительный хлопок, что-то тягучее и липкое брызнуло из-под пальцев во все стороны, часть омерзительно пахнущей субстанции попала на лицо Антона, на кончик носа и губы, которые как раз зашевелились, чтобы в очередной раз возмутиться:
– Да что же…
Он отбросил бесформенный и как будто сдувшийся комок в сторону, наклонился к правой ноге и попытался просунуть пальцы под штанину, а когда это не удалось, просто ударил кулаком, расплющивая в лепешку шевелящийся бугор на колене.
– …это…
Еще один чавкающий звук – и вниз по ноге потекла липкая жидкость, похожая на охлажденный томатный сок с большим количеством мякоти. Даже избыточным на вкус Антона.
– …такое…
Не успел он выпрямиться, как на спину ему откуда-то сверху свалилась свежая парочка тварей, а еще несколько, по счастью, безуспешно, попытались взобраться по гладким голенищам сапог. Антон, еще недавно неспособный встать на ноги без помощи рук, теперь запрыгал на месте, точно девочка со скакалкой, стряхивая первых и превращая в плоские чмокающие комочки вторых.
– Да-что-же-это-такое-да-что-же-это-такое-да-что-же, – как заведенный, приговаривал он при этом.
Минут через пять он успокоился. Отступил в сторону стараясь не поскользнуться на липком полу, с осторожностью водя руками вокруг себя, в любой момент готовый к новой атаке невидимых тварей. Потянул с пояса фонарик… и долгое
Вжик-вжик.
Кажется, нечего страшного. Вжик-вжик-вжик.
По крайней мере, ничего слишком страшного. Вжик-вжик-вжик-вжик.
Ничего настолько страшного, что от одного его вида Антон мог бы сойти с ума.
Просто какие-то мелкие зверьки. Или скорее крупные насекомые. Что-то вроде мокриц, только сантиметров пятнадцати в длину и почти прозрачные, а вернее сказать, депигментированные. Студенистые веретенообразные тела с монотонной ребристостью по всей длине, которая делает их похожими на какие-то заводские детали с нарезанной резьбой. Бледно просвечивающие сквозь кожу внутренние органы и циркулирующая между ними жидкость – такая же бесцветная. Только лапки, то ли пять, то л и шесть пар, и еще какие-то наросты на морде – щупальца, усы или жвалы выделяются на общем фоне своим ярко-черным цветом. Вжик-вжик-вжвж…
В общем, совершенно не на что смотреть. А лучше бы поскорее убраться отсюда куда подальше, пока новая партия отвратительных тварей не выползла из нор и щелей. Пока он окончательно не выбился из сил в своей всесокрушающей пляске разъяренного берсерка. И пока болезненное воображение не прошептало в голове Антона, что, прежде чем фонарик погас в последний раз, он успел осветить на полу кое-что любопытное. Скажем, какой-то странный труп одной из мокриц. Допустим, даже половинку трупа. Но не растоптанную и не раздавленную в кулаке, о нет. Она больше смахивала на откусанную половинку. И если бы финальное «вж…» протянулось подольше, Антону, вполне возможно, удалось бы разглядеть на полупрозрачном полусъеденном теле следы зубов. Не исключено даже, что очень знакомых зубов.
Глупости! Антон сплюнул себе под ноги привычной горечью. Ничего подобного он не видел. Или все-таки видел? Разумеется, нет! В самом деле? Тогда почему же, если он так уверен, ему просто не включить фонарик и не убедиться в необоснованности своих подозрений? А и пожалуйста!
Антон решительно вытянул руку с фонариком. Положил четыре сомкнутых пальца на рычажок механической подкачки аккумулятора. И не стал нажимать.
Нет уж, хватит с него потрясений. Это, последнее, Могло бы стать хуже прочих. Хуже даже, чем увидеть аккуратно обрезанный (или откусанный, если быть предельно точным, но к чему такая точность, если кусачки остались дома, в тумбочке под телевизором, за три тысячи километров отсюда?) конец некогда путеводной нити, которая уже никуда не ведет.
И вообще, хватит любоваться трупами врагов, сколько бы их ни было, десять, двадцать или двадцать три с половиной. Пора двигаться дальше.
Антон наскоро протер лицо левым рукавом комбинезона, который наименее пострадал в схватке с мокрицами, с сожалением стянул и бросил на пол правую, насквозь мокрую от слизи, перчатку, и старательно печатая шаг, чтобы хоть немного отряхнуть сапоги и штанины, двинулся прочь с места сражения. С закрытыми глазами и надежно привешенным к поясу фонариком. Пусть поболтается пока. Все равно, случись что, заслуживающее внимания, не сомневался Антон, его предупредят заранее. А уж внимать предупреждению или игнорировать его, это он еще подумает. Крепко подумает.