Аравийский рейд
Шрифт:
Открыв глаза в первый раз за ночь, я несколько секунд вспоминал, где нахожусь. Вспомнив, сообразил о времени – двенадцать ночи. Рано. Вставать не стал, перевернулся на другой бок и расслабился. Как думалось – ровно на два часа.
Ошибся…
Минут за пятнадцать до второго пробуждения в палате зажигается свет. Одновременно получаю мощный удар в челюсть, ощущаю два навалившихся тела: на ноги и на грудь. Запястья опутывают веревками. Судя по возне в палате, аналогичные действия производятся и с моими друзьями. Пустует только соседняя койка. Та,
– От же, мля… – укоризненно качаю головой, – чем дольше на тебя смотрю, Юрий Афанасьевич, тем громче улыбаюсь. Ты же был нормальным парнем, а ведешь себя как представитель несознательного племени проституток, живущих по марксистскому принципу «деньги – товар».
Он курит возле окна и старательно отворачивается. Он свободен – пираты связали только нас и стволы направляют тоже исключительно в нашу сторону.
– И задорого ты нас продал, пижон? – гудит Велик.
– Да-а, Глеб… – это Торбин. – Ну и товарища ты пригрел на груди! Честнее с Иудой в собутыльниках ходить.
Молчу. Тут Валерка прав и ответить мне нечего. Вроде и в людях давно научился разбираться, а с мотористом дал маху. Наглухо ошибся.
Мы сидим на полу в дальнем углу палаты. Руки заведены за спины и связаны, морды чуток разбиты. Но это не главное. Шестеро охранников явно чего-то ждут. Или кого-то.
Ждем и мы. Больше ничего не остается…
Часть V
Последнее плавание
Глава первая
Африка
Сомали; город Гарове
Больничное окно со стороны улочки освещают автомобильные фары. Нарастает гул двигателей, скрипят створки ворот, хлопают дверки, после чего в коридоре слышатся голоса и звук приближающихся шагов.
В палату стремительно врывается пожилой мужик в приличной одежде. Приличным прикидом для жаркого, нищего континента считаются светлые льняные брюки, легкие парусиновые туфли, рубашка из чистого хлопка. И, конечно же, верх местных понтов – торчащий из кармана спутниковый телефон со складной антенной. Точь-в-точь такой же, как в радиорубке «Тристана».
Нескладно выбрасывая вперед коленки, худощавый мужик подходит ко мне (я ближе других) и наставляет в мою голову кривой палец:
– Do you speak English?
– Только со словарем.
Он перемещается к Стасику, чтоб заполучить короткий посыл:
– Иди ты в жопу!
– Do you speak English? – в третий раз звучит тот же вопрос.
Торбин неучтиво молчит.
Мужик энергично объясняется со свитой, состоящей из парочки столь же неплохо одетых соплеменников. Вооруженная охрана приехавшего начальства толчется в коридоре; внутрь палаты босса сопроводил один телохранитель – здоровенный лысый негр в футболке камуфляжной расцветки и с «береттой» в легкой кобуре на поясе.
И опять палату оглашают фразы на английском – на сей раз, смешно открывая огромный рот, босс говорит с кем-то по телефону. За переговорами через спутник компания перемещается в больничный дворик.
А мы остаемся со связанными руками на полу под направленными в наши головы автоматными стволами…
Сидим в дальнем углу, подобно потравленным тараканам. Снаружи мышиная возня в ширинке.
– Надо что-то изобрести, Глеб, – шепчет Стас. – Сейчас папуасы посовещаются на свежем воздухе под луной и единогласно проголосуют зажарить нас на вертеле!
– Изобрети, коль такой умный!
Безысходность. Или, выражаясь по-русски, полная жопа. И здесь Велик прав: хорошо бы что-нибудь придумать, иначе гнить нашим косточкам в здешних песках.
Сами по себе пираты нас бы не расстреляли. Малость отрехтовали бы внешность, помяли бы внутренности – не более того. Им очень нужны деньги, а российская сторона готова их платить только за живых и здоровых граждан. Такой расклад нам клятвенно пообещали товарищи из российских спецслужб. Но подлость положения состоит в том, что, помимо пиратов, здесь есть и другие люди, весьма заинтересованные в нашем вечном молчании. Вот, к примеру, в сторонке у окна курит пятую подряд сигарету Рябов. На кой черт мы ему сдались живые? А за Рябовым стоит кто-то из командного состава экипажа. И этот кто-то тоже спит и видит нас в гробу и белых пуантах.
Друзья приглушенно дискутируют.
– Не, эти ребята нас не отпустят. Рожу их атамана видел? – запальчиво шепчет Стасик. – Хавальник от одного уха до другого. Настоящий людоед! Нет, ты видел?
– Видел. Без вариантов.
– И без комментариев, – встреваю я. – Слышите, еще машина подъехала?
– Есть такое дело. Интересно, кто пожаловал?
– Думаю, переводчик.
– Откуда здесь переводчик? – недоумевает Величко.
– С «Тристана», Стасик, – усмехается догадливый Валерка. – Не забудь поздороваться, когда он войдет.
– С «Тристана»?.. А кто конкретно – мысли есть?
Помнится, перед выходом в Азовское море мы, покуривая на юте танкера, сыграли конок в угадайку. Тогда требовалось назвать по три кандидатуры, наиболее подходящие под определение «соучастник вооруженного захвата».
– Мысли-то всегда есть. Да вот беда – никогда не знаешь, насколько они правильные, – вздыхает Торбин. – Полагаю, что этой падлой окажется старпом Скобцев.
– Боцман Шмаль, – цедит Велик, вероятно, припоминая о стычке на палубе.
Без тени сомнения называю своего кандидата:
– Радист Антипов.
По коридору идут люди. Мы в напряжении смотрим на дверь, которая вот-вот должна открыться…
Но прежде чем она открывается, слышим глухой голос Рябы:
– Ошибаетесь. Глеб Аркадьевич был ближе других. Но и он ошибся…
Поздороваться Стас все-таки забыл, так и оставшись сидеть с открытым ртом.
Торбин сохранил самообладание, тихо обронив:
– Доброе утро, Вьетнам.
Я же просто сказал: