Арбин
Шрифт:
Теперь это мое, да и некому больше было перенимать – я втянулась туда, где не думала себя найти. На мне уже давно лежит ответственность и бремя, и я не должна была подвести. Я выросла настолько, что с уверенностью обещала – не подведу. Много лет я была рядом с дядей. Мы были далеко друг от друга, но близко одновременно.
Мои теплые губы, что теперь будут улыбаться совсем редко, касаются ледяного лба давно осиротевшего человека, который слишком часто в этой жизни хмурился.
Последнее прикосновение жизни – оно всегда холодное.
Нести смысл чьей-то жизни –
Стою возле гроба порядка семи минут. Все ждут, как тому приказывает ситуация. Молчат и покорно ждут.
Столько, сколько я хочу.
До встречи, дорогой дядя. Я тебя за все простила.
Кидаю горсти земли, помогая закапывать гроб. Встаю с колен и до конца выдерживаю все захоронение. Я изнасилования выдержала, пленницей была, ребенка выносила от чудовища и полюбила его, как полюбила бы ребенка от собственного любящего мужа. Не больше и не меньше!
И это выдержу.
Вот и все…
Я направляюсь обратно – туда, где стоит Марат. Сбоку вижу шевеление и понимаю, что это Арбин пытается двинуться ко мне, пока ребята не выдают себя и не показывают, на чьей они стороне.
Трое вышли из тени. Еще около пятнадцати человек были раскиданы рядом со мной, а потому я без страха иду к Марату. Становлюсь рядом и из-под капюшона ловлю жаждущий взгляд его. Арбинский понимает, что у него нет шансов вернуть меня в положении пленницы, все потеряно. Я свободна, и свободу эту не разбить более.
Без моего на то желания.
Но желания нет.
Я смотрю вперед, прося подойти одного моего человека, и Марат, стоящий рядом, прекрасно понимает, что я неспроста вновь подошла к нему. Мой человек послушно идет к нам и встает рядом. Напротив меня.
Как это выглядит? Я не знаю, но мне так спокойнее. Мой человек стоит прямо напротив меня, и я смотрю на него, но обращаюсь к Марату:
– Передай, что его сына зовут Артем – в честь моего отца Артема Отрады. Передай, что его сын давно произнес слово «мама». Передай, что мне жаль, если в старости Арбин уподобится Виктору, но такова его судьба.
– Он изменился.
Я поворачиваюсь и неспокойно, зло ловлю взгляд Марата.
– А о себе ты попросить не хочешь? Не ты ли мне говорил смириться, ведь моя семья теперь – это Арбинский?! Ведь я ношу его ребенка под сердцем. Не ты ли говорил: «Даже не пытайся сбежать, Влада!», не ты?..
Марат молчит, но я поймала его взгляд. Ему нечего сказать.
Кроме одного вопроса:
– Ты убила Ленского?
Усмехаюсь горько:
– Я уже и не помню сколько людей погибло от моих слов. Я ведь годы была с дядей рядом, и вот только теперь наступил конец моих деяний: я выполнила свою миссию. Я отомстила за своих родителей и Ленского я помню, - цепляю взглядом замершего Марата, - это тот самый урод, насиловавший свою жену и избивающий своих детей. А еще это он семь лет назад убил моих родителей и много лет сидел на месте моего отца. Нечестно сидел, руки у него по локоть в крови были. Автокатастрофа… Как жалко звучали его последние в этой жизни слова!
– Братья
– И не только они были причастны к делу и тюремному заключению моего дяди. Все враги Виктора – мои враги, и они погибли заслуженно. Мой дядя виноват лишь в своей неосмотрительности, но он любил меня. Любил дочь своего единственного брата, единственную племянницу и кровь родную. Перед смертью мы простили друг друга за все, как же могло быть иначе?
Марат чуть вздрагивает, но оперативно, боясь потерять время, задает тот самый вопрос, который я ждала:
– Разве ОН не твой враг? Не враг твоего дяди?
Арбин… Я ненадолго кидаю взгляд туда, где должны были сдерживать попытки Арбина подойти. Этот ответ дается мне тяжелее, чем признания в многочисленных жертвах, и я ненадолго замолчала.
В сомнениях, что я попросту уйду, не ответив, Марат поспешно задает вопрос:
– Или ОН тоже в твоем черном коротком списке?
На этих словах я поворачиваюсь к Марату, внимательно смотря в глаза своего бывшего надзирателя:
– Я когда-то обещала тебе, что мы будем на равных. Мы действительно были на равных, когда власть была нужна мне, - недобро улыбаюсь я, ловя взгляд преданной Арбинской охраны, - теперь мне все это не нужно, Марат, но одно только мое слово и вас сотрут в порошок. За все, что он сделал со мной. За то, что вы считали меня маленькой лисой, не способной быть чем-то большим в этой жизни, кроме как быть послушной женой Арбинского. За все дела мести, за эти беспощадные годы мне еще долго придется раскаиваться, и больше вы не услышите фамилию Отрада в своем мире, потому что я исчезаю – в мир своего сына, любви к нему и безопасной рядом с ним жизни.
– Что это значит?
Я коротко улыбаюсь. Коротко:
– ОН набирает мощь и силу, и я наблюдаю за его огромным ростом. Арбинский уже не человек – это железо, преумножающее свою власть и свое могущество. Я ухожу, но и прежняя наивная лиса не возвращается. Марат, оставьте свои ищейки и поиски – это все бесполезно, мы с сыном в надежных руках. Но последнее слово остается за мной, – шепчу я, проникновенно смотря в глаза Марату.
Больше ни слова. Больше ни одного разговора!
– Уходим! – приказываю я и разворачиваюсь, но лишь на секунду вскидываю голову обратно, - давно, Марат. Я давно простила вас, но к добру ли это?
Не к добру, ведь я исполню и для ваших судеб задуманное… Не к добру.
Кладбище становится пустым: оказывается, половина собравшихся были моей охраной.
Дядя позаботился об этом. О моей безопасности и о моем благополучии. Перед своим уходом для нас с сыном он сделал все, что мог. Теперь моя кровь и плоть – это только мой сын, больше у меня никого не осталось! И потому пора покончить с той жизнью, в курс которой меня вводил дядя. Не хотел вводить, не хотел уподоблять меня себе, но я заставила, гонимая местью за своих родителей. И за них отомстила, и за дядю.