Ардагаст и Братство Тьмы
Шрифт:
— А шлем-то кому? Мы вроде втроём кривого царя завалили, — сказал подоспевший Шишок, указывая на железный, покрытый золотом шлем царя аримаспов.
Ларишка от души рассмеялась, подняла шлем и вручила его лешему. Тот сразу же напялил его себе на острую макушку. Затем отсёк голову царю его собственным мечом, высоко поднял её и загоготал, засвистел так, что заглушил даже вой ветра. Увидев гибель своего царя, аримаспы стали отходить. Даже ветряные дэвы, так и не одолев золотистой преграды, бросились врассыпную. Тем более, что сверху приближались на крылатых конях воины Гремислава, уже разогнавшие их сородичей. Натиска грозовой дружины не выдержали не только нападавшие на неё дэвы, но и другая стая бесов,
Только теперь Ардагаст позволил себе оглянуться и увидел едущую к нему Ларишку. Скуластое лицо тохарки светилось радостной улыбкой.
— Ты жив! Видишь, богиня хранит тебя!
— И тебя тоже! — только и сказал он и весело, жадно припал к её губам.
Они крепко обнимались, не слезая с коней и зная: в этот недолгий миг верные дружинники и грифоны не подпустят к ним ни одного нечистого. Ветер немного стих, и, когда сквозь его завывания донёсся новый грозный звук, тохарка заметила это первой и подняла глаза к вершине Злой горы.
Косматый старик стоял на вершине по-прежнему. Дэвы роились вокруг него, не подпуская дружинников Гремислава к своему повелителю. А из озера у его ног медленно поднималось что-то чёрное, похожее на громадный почерневший ствол или смерч. Верхний конец его изогнулся, и стала ясно видна голова с огромной зубастой пастью, из которой и вырвалось громкое злобное шипение, переходившее в рёв.
— Оглянись, Ардагаст! Аждаха!
Пальцы Ларишки впились в плечо мужа, прикрытое чешуйчатым панцирем. Тот быстро повернулся, готовый схватиться с новым врагом. Не заметив его перед собой, усмехнулся:
— Аждаха? Да где она? Учуяла святой огонь — и в нору? Или тебя испугалась?
Услышав шипение, он поднял голову, и улыбка исчезла с его лица. Голова чудовища вытянулась уже до плеча бога-исполина, а из озера выглядывала только шея! Лишь когда голова поднялась к лицу Повелителя ветров, из воды взметнулись громадные перепончатые крылья. Старик ласково похлопал по шее гигантскую тварь и указал ей рукой на вершину Золотой горы. Крылья захлопали, поднимая ветер. Показалось мощное змеиное туловище с острым гребнем вдоль хребта, пара перепончатых когтистых лап, потом — столь же мощный и длинный хвост. Голова аждахи уже достигла туч, когда конец хвоста был ещё в озере. Словно уродливая колонна в каком-то мерзком храме змеепоклонников, чудовище подпирало небо. К весь мир как будто превратился в колоссальный храм Зла, середина которого — Злая гора. А небо со Светлыми богами... Да есть ли оно ещё там, над сплошной пеленой туч? Летучие всадники Гремислава полетели было к аждахе, но на них снова набросились тучей ветряные дэвы, среди которых выделялся один, неведомо откуда вылетевший: громадный, раза в два крупнее остальных, с большими оленьими рогами. С ним грозовые воины бились ожесточённее всего, хотя он явно уводил их в сторону от змея. Вскоре оленерогий дэв и его противники вовсе скрылись за громадой Злой горы.
Сражение как-то само собой стихло. Утомлённые боем, и люди, и дэвы, и аримаспы замерли, с затаённым дыханием глядя на существо, перед которым аждаха из Чёртова городка казалась змеёнышем. Хилиарх, в изнеможении привалившись спиной к скале, пробормотал:
— Сто тысяч праведных духов и семь мудрецов... Где же они? И где благие боги? Или их нет уже в этом мире, а есть только мы?
Непроглядный тёмно-серый небосвод навалился на душу. Эллину вдруг показалась тщетной вся эта война за Свет и Правду, которую он вместе с росами вёл последние девять лет. Что, если миром и впрямь правила и правит Сила — тупая, злобная и безжалостная, как эта чёрная тварь? Но откуда тогда веками берутся те, кто смеет ей противостоять, даже не будучи великими воинами?
Сомнения мучили и Сигвульфа. Почему ни один из светлых богов до сих пор не пришёл защищать свою твердыню? Или уже начался Рагнарёк — последняя битва, и боги гибнут в бою с ещё более страшными чудовищами, и мир вот-вот будет пожран вселенским пожаром? Так на чьей же стороне он, Сигвульф? Да нет, не может быть Всеобщим Отцом этот старый верзила, что науськивает на людей то летучих бесов, то громадную ящерицу! Не могут служить Одину кривые тролли и драконы. Одно успокаивало душу гота и вселяло в неё надежду: три фигурки на малой вершине Золотой горы. Женщина и два льва-оборотня. Может быть, их чары остановят аждаху? Чары его Миланы, такой умной и бесстрашной...
А великан-индиец стоял, обняв за плечи Ардагунду. Голова амазонки бессильно склонилась на его мускулистую руку, длинные золотистые волосы падали на глаза. Кшатрий был спокоен. Сражаться во имя Кришны-Солнца — что ещё надо, чтобы бестрепетно встретить смерть? Пусть эта тварь летит прямо на него — он успеет попробовать свою кханду на её чешуе. А его Ардагунда — он это знал, — увидев рядом врага, отбросит усталость и снова поднимет меч.
Спокоен был и одинокий воин со знаменем на главной вершине. Тяжело было глядеть, как другие погибают внизу, пока он стоит здесь. Ведь ему ничто не угрожало — только пару раз подлетали ветряные дэвы, видно, молодые да неопытные. Одного он зарубил мечом, другой, коснувшись огненного знамени, упал на склон горы и покатился вниз, дико визжа от впивавшихся в обожжённое тело острых камней. Но дрегович не бросился в кипевший внизу бой даже тогда, когда кушан Хоршед, лучший его друг, не удержался на склоне и исчез под тяжёлыми ногами аримаспов. Его, Всеслава, место было тут, на святой вершине, под солнечным знаменем. Не зря его племя теперь назвало себя гордым сарматским именем «хорваты» — «солнечные».
А дракон уже взмыл под облака, вытянув в полёте длинное чёрное тело. Несколько минут он парил, словно коршун, высматривающий добычу, потом неторопливо, уверенный в своей силе, полетел к главной вершине. Оказавшись над малой вершиной, он опустил длинную шею и дохнул вниз пламенем. Всеслав ясно видел, как осела на землю Милана, упала на спину львица-Лютица. Лишь Вышата-лев, встав на задние лапы, грозно рычал заклятия. Огненные сгустки один за другим вылетали из глотки чудовища и, не долетев до волхвов, растекались по незримой преграде. Тогда змей поднял голову и с разинутой пастью полетел дальше — прямо на Всеслава.
Молодой воин не знал, что могучие зверобоги, не боявшиеся мощных холодных ветров на укрытых снегом равнинах, не имели дела с драконами. Для гигантских змеев в те времена здесь было слишком холодно. Колдовская сила зверобогов, которой владели Вышата с женой, смогла защитить их самих от змея, но не остановить его. И теперь зубастая пасть, огромная, как пещера, неумолимо неслась на дреговича, а за ней — всё громадное тело аждахи. Некуда укрыться, некому помочь, да и стыдно бежать. Огнём змей не плевался — видно, сжечь солнечное знамя этот огонь не мог. Значит, тварь сейчас ухватит зубами самого знаменосца.
Решение созрело мигом. Прыгнуть самому в пасть твари, избежав огромных острых зубов, и выжечь ей всё нутро пылающим знаменем, изрубить мечом. Пусть, извиваясь в муках, упадёт прямо на скалы. Уцелеет ли он сам после этого — о том Всеслав вовсе не думал. Сосредоточив всю свою волю, он уже не обращал внимания на доносившиеся снизу и сзади громкие крики, клёкот, лай.
Он не знал, что у подножия горы Ардагаст, услышав мысленный голос Вышаты, вытащил из-под панциря висевший на шее кожаный мешочек, извлёк оттуда отливавшее серебряным блеском перо и поднёс его к Колаксаевой Чаше. Вспыхнул золотой огонёк, и серебристое перо сгорело без следа. То было перо Симурга, величайшего из птиц, недавно подаренное росам мордовским жрецом Вардаем.