Ардагаст и Братство Тьмы
Шрифт:
С востока, от солнечного диска, летело по небу как будто маленькое солнце. Оно приближалось, росло, и вот уже можно было разглядеть окружённого сиянием всадника на грифоне. А впереди него летела огромная стая белых лебедей. С громким криком опустились они на купол храма, и тогда люди разом двинулись ко входам.
Вместе со всеми Зореславич вошёл в Дом Солнца. Двенадцать дверей имел храм и столько же окон, а ещё большое отверстие на самом верху купола. Двенадцать статуй богов и богинь стояли в нишах, и перед каждой ярко горел огонь на золотом жертвеннике. Здесь не было обычной в храмах таинственной полутьмы. Нетрудно было узнать Мать Мира с растениями в воздетых руках,
— Помнишь, Ардагаст? Через врата семи светил возносится душа человека к небу — если только ищет там истину и добро, — тихо сказал Вышата.
В ярком свете переливались изумруды на меди, рубины на железе, сапфиры на серебре... Любуясь их игрой, Ардагаст вдруг вспомнил страшные перстни Валента. Какую же грязную, мелкую душонку нужно быть иметь, чтобы такое знание обратить на службу своим порокам? И при этом ещё мнить себя превыше всего «грязного» мира, всех людей и богов...
Вдруг ещё более яркий свет залил сверху весь храм. Жрецы у алтарей заиграли на лирах и гуслях. Слаженный хор множества голосов запел гимн Солнцу. Пели на разных языках, но на одну мелодию — стройную, даже суровую, но радостную. То была радость обретения Правды и борьбы за неё, борьбы, в которой уже не страшно ни погибнуть, ни потерпеть поражение.
В этот хор вливался и голос Ардагаста, сразу узнавшего Михр-Яшт, древний арийский гимн, придававший ему силы в самых тяжёлых битвах от Индии до Золотой горы.
Под эти торжественные звуки в храм через верхнее отверстие влетел грифон. Его перья и шерсть излучали золотое сияние. На спине его восседал юный златоволосый бог в белой одежде, похожей на венедскую. На его лице, добром и приветливом, выделялись тонкие золотые усы. В руке бог сжимал золотую секиру. Мерно взмахивая крыльями, грифон опустился посреди храма. Бог взошёл на трон, а крылатый зверь улёгся у него в ногах. Он поднял руку, и в храме всё стихло. В руке у бога была золотая стрела.
— Мудрецы и воины Белого острова! — заговорил Даждьбог. — Вот стрела Абариса, великого шамана севера. Она попала в нечистые руки, и воины Тьмы едва не погубили наш остров. Но она к тому же открывает пещеру, где скрыты два священных дара: Секира и Плуг, скованные моим отцом из солнечного пламени. Третий дар — Чаша. Эти три дара дадут великое благоденствие великому царству, пока это царство будет верно Огненной Правде. Чаша даёт мудрость и справедливость, Секира — победу, Плуг — обилие. Чашу добыл Ардагаст, сын Зореслава, и она возродилась в его руках. Ответьте: достоин ли он получить стрелу и хотя бы увидеть два остальных дара? Ибо взять небесное золото может лишь тот, кого оно само примет. Мы, боги, можем лишь открыть достойному путь к нему, а недостойному — преградить.
Даждьбог сделал знак Вышате, и тот с поклоном поставил Огненную Чашу на верхнюю ступень трона. Бог простёр руку, и золотое пламя взметнулось к ней, охватило языками, но не обожгло — так же, как в те дни, когда младший Сварожич стал первым Колаксаем, Солнце-Царём.
Аристей вполголоса сказал Зореславичу:
— Сейчас молчи и слушай. Здесь есть кому и защищать, и порицать тебя. Я буду называть тебе тех, кто станет говорить.
Ардагаст почувствовал себя неуютно. Будто под суд попал... Но разве не подсуден он, царь, собственному племени? А здесь собрались лучшие из великого и святого племени Солнца.
Первым нетерпеливо шагнул вперёд Спартак:
— О, Небесный Всадник, кого ты сделал своим избранником? Это же самый обычный сарматский царёк. Ходит в набеги, покоряет племена, дерёт с них дань, чтобы прокутить её в Ольвии и Пантикапее. Я воевал за свободу рабов, а этот угнал в рабство целое племя!
Анахарсис, худой, подчёркнуто скромно одетый — без единого украшения, — заговорил сурово и резко:
— Что за царство он сотворил, что за народ? Скифия погибла от излишней роскоши. Венеды, потомки скифов-пахарей, жили бедно, но праведно, никого не притесняли. А теперь они переняли все пороки сарматов. Рыщут в поисках добычи от Карпат до Ледяного моря, порабощают племя за племенем, гоняются за роскошью. Серебряные зеркала, тонкие ткани, шёлк, вино... А ради этого — новые и новые войны. Сарматы хоть в лесах воевать не умели, а эти росы-венеды заберутся в любую глушь!
— Хоть бы он был сам себе хозяин! А то ведь верный раб Фарзоя, подручный царь. Отдаст ему все дары и не пикнет, — пренебрежительно сказал Евн, жизнерадостный чернявый сириец. — Мы в Сицилии продержались пять лет, зато хоть никому не кланялись.
Аристоник, живой темноволосый южанин, взглянул на Ардагаста осуждающе, в упор:
— Наше Царство Солнца в Пергаме прожило четыре года, но там не было ни рабов, ни господ — только свободные гелиополиты, граждане Солнца. На нас навалились три царя, ещё и могучий Рим. А тебе кто мешал построить неприступный Город Солнца в ваших лесах?
Столь же непреклонно глядел на Зореславича Савмак, молодой русобородый скиф:
— Пантикапей был Городом Солнца всего три месяца, но я бы не променял моего царствования на твоё. Я нёс людям свободу, а ты, словно чуму, разносишь по всей Скифии рабство, дань, набеги, войны.
Только теперь Ардагаст заметил, как молоды были все эти вожди рабов. Ни один не прожил больше сорока лет. Все славно погибли вместе со своими царствами. А он... Пожалуй, доживёт до старости, сильным и богатым царём, благословляемым росами. Только далеко ли он ушёл от Андака? Или от своего жестокого дяди, Сауаспа-Черноконного? А Савмак безжалостно продолжал:
— Твои потомки могут покорить всю Скифию, особенно с золотыми дарами, но они не сделают её Царством Солнца. Да у тебя ведь хороший наставник — потомок Митридата, утопившего в крови моё царство! — Он простёр руки к богу. — О Гойтосир! Об одном молю тебя: прибереги солнечные дары для грядущего Царства Солнца!
— А то ведь не на пользу росам пойдут эти дары. Чаша, к примеру, мудрость даёт, а царь росов ею только людей жечь умеет, — ехидно заметил Диоген.
Неожиданно рядом с Савмаком появился седой человек в скифской одежде и греческом плаще. Аккуратная борода обрамляла его спокойное и мудрое лицо.
— Ты забыл, Савмак, — мягко обратился он к скифу, — Вышата — потомок не только Митридата, вернее, его сестры, но и мой.
— Прости, учитель Атарфарн, — виновато склонил голову Савмак.
Пришелец заговорил громко, обращаясь к Спартаку и его друзьям, но так, чтобы слышали все:
— Вы избрали самый тяжёлый и славный путь, но не слишком ли вы возгордились перед остальными? — Он обвёл рукой храм. — Глядите: здесь братья Гракхи — они всего лишь вернули крестьянам землю, захваченную богачами. Здесь Кир — он всего-то создал великое царство, где с людей не сдирали кожу и не сажали тысячами на колья, как в Ассирии. Тут все, кто пытался сделать мир справедливее, а значит — ближе к Царству Солнца. Да, хотелось бы изменить всё разом, но всегда ли это возможно? И всякий ли на это способен?