Ардагаст и его враги

По роскошным залам дворца парфянских царей в Ктезифоне небрежно расхаживал упитанный человек с пухлым скучающим лицом, в белой шелковой тунике и золотом венке. На пурпуре его тоги выделялся амулет на золотой цепочке: коричневый янтарь с заточенным в нем пауком. Еще недавно вся Эдесса знала этого человека как горшечника Теренция Максима и потешалась над его сходством с Нероном. Потом вдруг почти вся Сирия и Осроена [1] признали в нем чудесно спасшегося Нерона. Горшечник чуть не взял

Теперь он жил в свое удовольствие, удивляя Ктезифон изощренным распутством, самоуверенно рассуждал обо всем - политике, искусстве, поэзии - и пугал всех, начиная с царя Артабана. И вельможи, и простолюдины удивлялись, возмущались... но помалкивали. Ибо знали: нет такого злодейства, которое римлянин не присоветует царю царей, почти всегда исполняющему его советы. Такое могущество самозванца одни приписывали чарам явившихся вместе с ним колдунов, другие - золоту иудейских, сирийских и вавилонских торгашей. Что поделать: в трудной войне с братом Пакором Артабану [2] не приходилось пренебрегать союзниками.

И лишь немногие знали: в тело горшечника вселился дух Нерона - настоящего. Эти немногие принадлежали к двум тайным союзам магов - Братству Солнца и Братству Высшего Света. Первое возглавлял великий солнечный маг Аполлоний из Тианы. Второе, прозванное в народе Братством Тьмы - Менандр Самаритянин, ученик Симона Мага. Но создателем и душой этого братства был Левий бен Гиркан из Пантикапея, благодаря Нерону ставший римским гражданином Клавдием Валентом. Апполоний хотел установить на земле Царство Солнца. Валент - царство избранных (каковыми он и его собратья считали себя).

Среди остроконечных вершин Антитавра выше всех поднимается одна, которую жители Коммагены зовут горой Нимврода, великана-охотника. Ее венчает еще одна, рукотворная гора - курган из белого камня высотой в сто локтей. Сейчас, в середине апреля, снег все еще покрывает склоны горы, и издали кажется, будто могучий и дерзкий великан грозит небу белым мечом. У подножия кургана восседают на тронах пять каменных колоссов: три бога, богиня и царь. Громадные каменные львы и орлы охраняют их. Такие же колоссы глядят на запад с другой стороны кургана. Рядами стоят каменные стелы. На них - цари в греческих и персидских одеждах, и среди тех - владыка в венце с пятью зубцами, пожимающий руки богам, дабы обрести священную силу, без которой царь - лишь удачливый захватчик власти.

В это весеннее утро перед курганом стояли четверо. Один - длинноволосый и бородатый, по обычаю философов, в черной с серебром хламиде. Трое остальных - в солдатских плащах и гребенчатых шлемах. Один из них - с седеющими волосами и решительным лицом, имел знаки различия легата, двое, еще очень молодые - центурионов. Эти двое были совершенно несхожи между собой: чернявый красавец с хищным горбатым носом, курчавой бородой и чувственными губами, и белокурый, тщательно выбритый юноша с благородным лицом и мечтательными синими глазами. Однако же они, Эпифан и Каллиник, были родными братьями и потомками изваянных здесь в камне царей. А с недавних пор - римскими гражданами и офицерами Пятнадцатого Аполлонова легиона, командир которого, Валерий Рубрий, стоял сейчас рядом с ними.

– Вот оно, священное сердце Коммагены, наш Олимп!
– вдохновенно произнес белокурый Каллиник.
– Вот наши боги: Зевс-Ормазд, Аполлон-Митра, Геракл-Ортагн, Мать-Коммагена. Вот наши царственные предки, а вот могила величайшего из них - Антиоха Эпифана. Поистине, лучше быть первым здесь, чем последним в Риме.

Чернявый Эпифан ухмыльнулся:

– Да, только простофиля Тит мог послать нас, царевичей, уговаривать коммагенцев не бунтовать. Нет уж, мы знали, с кем и о чем говорить. Да если бы наш папаша Антиох [3] не струсил и не сдал царство Риму, Коммагена [4] сейчас воевала бы за Нерона, лучшего из императоров!

– Да, мальчики, в вашем царствишке Запад слился с Востоком, и царь был земным подобием бога, а не первым сенатором, - кивнул Рубрий.
– Именно этого хотел Нерон для Империи. И пусть наш друг Валент, если надо, вызовет для этого из Тартара всех демонов!

Философ снисходительно, словно на детей, взглянул на воинов и сказал:

– Царства, империи, боги... Мы, избранные, владеющие тайным знанием, выше всего этого. Выше! За мной, братья!

Валент властно указал на вершину кургана и стал подниматься по каменистой насыпи. Легко и величаво, словно призрак, ступал он, и трое испытанных солдат едва поспевали карабкаться за ним. Вот он первым достиг вершины. Холодный ветер парусом вздувал его черную хламиду. Казалось, темный дух вышел из белого меча Нимврода и заговорил дерзко и гордо:

– - Боги? Вот они, под нами. Семь архонтов семи светил, владыки этого презренного мира. Они щедры: наделяют всеми пороками, нужными для преуспеяния в нем. Юпитер дает властолюбие, Солнце - высокомерие, Марс - жестокость, Венера - похоть. Они здесь, на тронах. Нет только архонтов Меркурия, Луны и Сатурна, что даруют коварство, алчность и злодейство. И только избранный может, вернув вовремя эти дары, вознестись в Высший Свет, к Непознаваемому Богу.

– - Так не лучше ли не брать таких даров вовсе и бежать в пустыню от соблазнов злого мира?
– вырвалось у Каллиника.

Эпифан лишь цинично ухмыльнулся, Валент же вытянул вперед руки, усаженные перстнями, и со смехом сказал:

– - Бежать? Они властны и в пустыне. Нет, нужно овладеть их дарами и силами. Вот они, эти силы - в семи перстнях, прозванных чернью Перстнями Зла!

– - В них - все!
– подхватил Эпифан.
– Блага этого мира, власть над его стихиями - и над душами рабов плоти! Ибо мы презираем - в душе, конечно, - все то, за чем они гоняются. Мнят себя хозяевами, а хозяева-то - мы!

– - Верно, юноша!
– довольно кивнул Валент.
– Вижу, ты не зря прошел уже три степени посвящения.

"Знаю я, как вы, ученик с учителем, презираете плоть. Вашей неутомимости в делах Венеры сам Нерон удивился", - подумал Рубрий. С Нероном все четверо встретились тайно всего неделю назад, и встреча не обошлась без веселенькой оргии.

Каллиник глядел в сторону - туда, где у подножия гор зеленела долина Евфрата. Оказаться бы сейчас там, подальше от братца и его надменного учителя, в таверне или деревенском храме... Там простые, приветливые люди, что верят в него, своего царевича, и не мнят себя выше отеческих богов... А Валент продолжал учительским тоном: