Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!
Шрифт:
— А чем… это вызвано, доктор?
— Эмоциональной нестабильностью, мистер Смит. Пиромания не является психическим заболеванием. Постарайтесь это понять. Правильнее будет сказать: не является до тех пор, пока… остается под контролем. Это — разновидность невроза навязчивых состояний, обусловленного эмоциональной нестабильностью. Почему у вашего сына невроз нашел свое проявление через этот канал? Видите ли, возможно, в раннем детстве ребенок перенес психическую травму, которая…
— Простите, доктор, как вы сказали?
— Травму. Своеобразное ранение психики, удар по разуму. В
Психиатр снисходительно улыбнулся и жестом профессионального экзорциста, изгоняющего бесов, взмахнул… нет, не волшебной палочкой. За неимением таковой, он взмахнул своим пенсне на черном шелковом шнурке.
— Так вот, мистер Смит, в действительности все обстоит как раз наоборот. Обжегшееся дитя тянется к огню. Любит огонь. Скажите, в раннем детстве Уолли обжигался?
— А как же, доктор. Было ему года четыре. Он добрался до спичек и…
Черт бы тебя подрал, док! Неужели ты не заметил, что у мальчишки шрам на плече? Но в другом ты прав: обжегшийся ребенок любит огонь, иначе не было бы всех этих игр с огнем и ожогов.
Психиатр забыл расспросить отца о том, что было раньше, еще до той коробки спичек. Впрочем, если бы мистер Смит и припомнил что-нибудь, ученый муж энергично принялся бы это опровергать. Он бы стал уверять отца, что огонь притягивает к себе всех детей; тем более что ни до эпизода со спичками, ни после в поведении Уолли не наблюдалось никаких аномалий. Если только психиатр во всеоружии научных теорий ступил на «боевую тропу» травм, он с блеском и не особо напрягаясь объяснит вам любые причины подобных мелких отклонений в поведении ребенка.
Как бы там ни было, психиатр обнаружил причину и вылечил Уолли. На некоторое время.
— Дарвет, не пора ли?
— Нет, я еще подожду.
— Жаль, было бы забавно поглазеть, как полыхает эта школа. Она бы мигом занялась, а пожарные лестницы у них такие узкие.
— Угу. Но я все равно намерен подождать.
— Думаешь, в будущем он сможет развернуться покруче?
— В том-то вся и штука.
— А ты не боишься, что он улизнет с твоего крючка?
— Только не он.
— Уолли, сынок, надо вставать.
— Я уже проснулся, мама.
Уолли сел на постели. Волосы у него торчали во все стороны. Он нащупал очки, без которых мать представляла собой бесформенное пятно.
— Послушай, мама, мне опять снился тот сон. Ну… это огненное существо, и другое, похожее на него. Они разговаривали между собой. Про школу и…
— Уолли, доктор запретил тебе говорить о таких снах. Вот когда он спросит, тогда и рассказывай. Помнишь, что он тебе объяснял? Когда ты о них говоришь, они застревают у тебя в мозгу. Ты их запоминаешь, думаешь про них, и потому они снятся тебе опять. Понимаешь, сынок?
— Понимаю. Но почему я не могу рассказать тебе?
— Да потому, что доктор не велел рассказывать про эти сны никому. Даже мне. Ты мне лучше расскажи, что у тебя вчера было в школе. Снова нелады с арифметикой?
Само собой, психиатр живо интересовался снами. В профессии психиатра, как вы знаете, сны играют важную роль. Однако Уолли нес какую-то бессмыслицу, где было не за что зацепиться. Уолли тут не виноват: просто он был еще слишком мал. Вам доводилось слышать, как семилетние дети пересказывают содержание фильма? То-то и оно.
О своих снах Уолли рассказывал психиатру примерно так:
— …Потом, значит, это большое желтое существо… начали они, в общем, но не очень. И тот большой… ну, повыше другого, который красный… он говорил про рыбалку и сказал, что лизать крючок ему не нравится. Потом…
Уолли чинно сидел на краешке стула, плотно сцепив руки, и через толстые стекла очков во все глаза пялился на психиатра. И забивал его ученые мозги своей околесицей.
— Мой юный друг, когда сегодня будешь ложиться спать, постарайся думать о чем-нибудь приятном. О том, что тебе очень нравится. Допустим…
— Про костер можно думать, доктор?
— Нет! Я хотел сказать, думай, как ты играешь в бейсбол или катаешься на коньках.
Родители Уолли внимательно следили за сыном. Мало того что от него были надежно спрятаны спички. Они решили убрать из дома все, что было связано с огнем. Родители заменили газовую плиту электрической, хотя она стоила кучу денег и прожгла изрядную дыру в их семейном бюджете. Но нет худа без добра. Чтобы не дразнить сына спичками, отец Уолли бросил курить и сэкономленными на табаке деньгами частично покрыл взносы за новую плиту.
Лечение Уолли шло успешно. Психиатр ставил это себе в заслугу, считая своим моральным гонораром и не забывая брать гонорары обычные. Во всяком случае, опасные внешние симптомы исчезли. Огонь по-прежнему завораживал Уолли, но какой мальчишка в его возрасте не бегает за пожарными машинами?
Уолли Смит вырос в ладного молодого человека, высокого и немного неуклюжего. Из него мог бы получиться неплохой баскетболист, если бы не близорукость. С такими глазами в баскетбол не поиграешь.
Он не курил, а попробовав один или два раза выпить, решил, что выпивка тоже не для него. Спиртное расшатывало тот самый щит с надписью «Дальше — ни шагу!» и открывало доступ на запретную тропинку его разума… В тот вечер он чуть не поджег фабрику, где работал экспедитором в отделе отправки грузов. Но не поджег.
— Ну теперь-то, Дарвет, пора?
— Нет еще.
— Повелитель, куда уж дальше? Его фабрика — деревянное обветшалое строение. Они там делают всякую мелочь. Из целлулоида. Дарвет, ты же видел, как горит целлулоид!
— Замечательно горит. Но…
— Думаешь, подвернется что-то более впечатляющее?
— Я не думаю. Я знаю.
На следующее утро голова Уолли Смита буквально раскалывалась с похмелья. Но это еще было не самое страшное. В кармане он обнаружил коробок спичек. Когда вчерашним вечером он садился за стол, спичек у него, естественно, не было. Уолли не помнил, когда и где он подобрал коробок.